Я. Истории из моей жизни - Кэтрин Хепберн

Констанс и Филлис знали буквально всех там, где появлялись, и вообще привыкли к открытому образу жизни. Когда же я привезла их на этот странный остров, они оказались отрезанными — образно говоря — от всякой жизни вообще. Нужно было быть абсолютно непрактичным человеком, чтобы поселиться в таком отдалении от Венеции. Не знаю, как я могла так опростоволоситься. Как бы там ни было, спустя двадцать четыре часа я быстро нашла пристанище, столь же замечательное, сколь гнусным было наше первое.

Квартира находилась на Большом канале, почти против Гритти. Она была роскошно меблирована, на двух уровнях, три спальни, три ванные комнаты. Комнаты находились на третьем и четвертом этажах, кроме того, имелся красивый садик на берегу реки и замечательный обслуживающий персонал: повар, дворецкий, служанка. В нашем распоряжении была своя собственная гондола.

Дэвид жил в Гритти — работал над сценарием. Он выбросил из него все, за исключением основной линии — судьбы безумно одинокой секретарши, которая встречает наконец Россано Брацци, а потом отпускает его в Соединенные Штаты. Это была история некой секретарши, которая проводит свой отпуск в Венеции. Пьеса Артура Лоренца под пером Дэвида Лина и его друга, сценариста Бейтса, превратилась в киносценарий. Я не помню, кто получил авторский гонорар, но Дэвид постоянно вмешивался в содержание и отбрасывал все, что не интересовало ЕГО, так что этот фильм скорее можно назвать «Дэвид в Венеции». История человека, не очень-то разбирающегося в знаменитых на весь мир достопримечательностях, но всей душой воспринимающего красоту и атмосферу этого замечательного города, в котором он проводит три недели своего отпуска, и история его любви, а потом отъезд на поезде.

История эта была рассказана с подкупающей простотой — на улицах, на площади Сан-Марко. Мы снимали в узких — всего в два-три метра шириной — улочках. Время, когда в них заглядывало солнце, исчислялось минутами. Роль была эмоционально насыщенной, и, скажу честно, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы сыграть так, как того хотел Дэвид. Но эта работа доставила мне истинное наслаждение. Бесподобной была и выбранная им музыка.

Работать с Дэвидом было одно удовольствие. Это был очень основательный, простой и искренний человек. Он рассказал историю — кусочек понятной нам жизни. Во всех ее нюансах. Он запечатлел то, что видел внутренним зрением его ум. Это совершенно необыкновенный дар. Мне казалось, что Дэвид прямо-таки пропитан Венецией. Она была — его. У него дар истинного фотографа, а его мыслям была присуща описательность: снятые им кадры рассказывают историю. Дэвид обладал способностью к сверхсосредоточенности. Это производило на меня очень глубокое впечатление, к тому же он принадлежал к когорте тех наиболее интересных режиссеров, с которыми я когда-либо работала. Прежде чем начать работать в паре с Ноэлем Коуардом в качестве сорежиссера на картине «Кавалькада», он много лет проработал монтажером. Он выжимал из каждого актера некое определенное искомое, чтобы сложить все это найденное, получить то, что он изначально видел своим внутренним зрением. Поэтому фильмы Дэвида Лина отличаются невероятной цельностью. Он рисует их, а они — его.

Разве я не везучая, что мне удалось сняться у него?

Для Дэвида не существовало определенных трудностей. Ноэль Уиллман работал у него в «Докторе Живаго». Предстояло отснять кадр с кавалерийскими офицерами числом примерно в три сотни, которые проезжают верхами по полю. Дэвид глядел на поле, просто молча и сосредоточенно наблюдая.

Наконец обернулся к ассистенту: «Скучно… Мне кажется, надо, чтобы это было поле красных маков. Мы засадим все поле красными маками. Отошлите кавалерию домой. Позвоните тому парню на углу, что за гостиницей…» Операция заняла у них три дня. Появилось маковое поле. Это было невероятно зрелищно.

Поистине сумасшедшим был поиск красных бокалов для картины «Летний сезон». Наконец ему раздобыли хрустальные кубки шести чуть отличных друг от друга тонов, благодаря чему он добился-таки того, что задумал.

Но когда ставилась последняя точка, этот человек испытывал истинно глубокое удовлетворение, ибо он сделал для дела все, что мог. Совершенство — вот то, к чему всегда стремился Дэвид.

«Долгое путешествие дня в ночи»

Это было замечательное событие моей жизни: режиссер Сидней Ламет, в главной мужской роли — Ральф Ричардсон, двух моих сыновей играли Джейсон Робардс и Дин Стоквелл. Блестяще написанная пьеса, характер моей героини, матери, был настолько драматически насыщен, что давал возможность сыграть эту роль на одном дыхании. Мы репетировали в течение трех недель в большом зале на Второй авеню, причем разучивали роли настолько тщательно, что, когда приступили к съемкам в старом доме на Сити-Айленд, были в состоянии делать большие эпизоды. Ничего не могло быть лучше этой роли. Знание О’Нилом человеческой психологии и его анализ отношений супружеской четы были воистину достойны восхищения. Мне оставалось лишь сконцентрироваться на роли и читать строки. Я чувствовала, что полностью могу довериться тексту. Какой опыт! Мне никогда его не забыть.

Отсняв картину, мы организовали своеобразную вечеринку — очень скромную: обед и маленький оркестрик. Через несколько минут после начала ко мне подошел Ричардсон — я сидела и разговаривала с его женой, Мю Форбс. Он пригласил меня танцевать.

— Ральф, — смутилась я, — я столько лет не танцевала.

— Ничего, ничего, — сказала его жена, — потанцуй с ним.

И вот Ральф и я закружились в вальсе. Когда музыка смолкла, Ральф остановился, отступил на полшага назад и, не снимая с моих плеч рук, мягким голосом, в котором слышалось удивление, сказал:

— Видит Бог — вы безумно привлекательная женщина!

«Лев зимой»

Спенсер умер 10 июня 1967 года. В шестидесятые годы у меня было совсем мало работы. После его кончины, в Калифорнии, я вместе с Филлис Уилбурн, ныне моей секретаршей, отправилась в Эдгартаун на «Виноградник Марты» навестить семью Кэнинов — Гэра и Рут. Они жили в Эдгартауне в гостинице. Там же поселились и мы. Нам было очень приятно встретиться, и мы много разъезжали по разным местам, посещая чудесные пляжи и маленькие городки.

Однажды я получила по почте сценарий «Лев зимой» — Джеймса Голдмана. Прочла. Он показался мне очаровательным. Потом прочла Филлис. Ей он тоже очень понравился. Я согласилась участвовать в картине. Роль короля предназначалась Питеру О’Тулу. Он захотел, чтобы картину снимал некто Энтони Харви, очень авторитетный лондонский режиссер. Предполагалось, что продюсером будет Джозеф Левин. Съемки намечалось провести на юге Франции. Костюмы должна была шить в Лондоне Мэгги Ферс.