Экслибрис. Лучшие книги современности - Митико Какутани

вошедших в книгу «Демократия в Америке» – многие из них стали зловещими пророчествами, – есть и слова о том, что в ближайшие годы две нации якобы «отмечены волей Небес, чтобы влиять на судьбы половины земного шара». Это Америка, дающая «свободный простор неуправляемой силе и здравому смыслу народа», и Россия, сосредоточившая всю «власть общества» на своем правителе. «Главное орудие первой – свобода, второй – рабство».

Властелин колец

Братство кольца (1954)

Две крепости (1954)

Возвращение короля (1955)

Дж. Р. Р. Толкин

Представляя себе сюжет «Властелина колец», я не думаю о фильмах Питера Джексона. Мне на ум приходит серия книг, выпущенных в 1965-м в издательстве Ballantine Books с очаровательными обложками американской художницы Барбары Ремингтон в стиле народного искусства. На этих обложках можно увидеть цветущее дерево, символизирующее райскую идиллию Шира («Братство Кольца»), горный пейзаж с ордой злых черных существ, летающих по небу («Две башни»), и зловещую Роковую гору, извергающую огонь, у подножия которой бродят ужасные твари («Возвращение короля»).

Я не помню точно, как работало сарафанное радио в те дни, когда еще не существовало Интернета, но в конце 1960-х романы Толкина, казалось, читали все крутые дети в школе, их старшие братья и сестры. Тогда «Властелин колец» был тем, чем станут романы о Гарри Поттере десятилетия спустя. Дети называли питомцев Фродо и Гэндальфом, спорили (это считалось серьезной интеллектуальной беседой), был ли Гитлер прообразом Саурона, а разрушительная сила кольца – метафорой взрыва атомной бомбы.

В детстве нас завораживало вселенское противостояние добра и зла, а еще нам нравилось, что герой истории – не рыцарь в сияющих доспехах или один из точеных красавцев-воинов, изображенных на греческих вазах, а невысокий добросердечный сирота из маленького городка. Мы не знали, что Толкин был профессором среднеанглийского и англосаксонского языка, или что «Властелин колец» опирался на легенду о Граале, «Беовульф» и собственный опыт Толкина в качестве солдата во время Первой мировой войны. И мы не ведали, что эта история – почти идеальное воплощение мифического шаблона, который Джозеф Кэмпбелл назвал «путешествием героя»[64].

Две вещи о «Властелине колец» поразили меня в свое время. Во-первых, насколько точное представление я получила о Средиземье: Толкин создал мир с собственной историей, географией, языками и культурами – место, ставшее необычайно осязаемым для меня. На самом деле я избегала смотреть экранизацию «Властелина колец», потому что не хотела, чтобы кинематографические образы вытесняли яркие, мельчайшие детали карт Средиземья, начертанные в моей голове словами Толкина.

Вторая причина, по которой меня так впечатлил «Властелин колец», связана с его концовкой. Да, кольцо уничтожено, Саурон побежден, и мир в Шире восстановлен, но нет никакой гарантии, что темные времена – «Великая опасность» – однажды не вернутся в Средиземье. И Фродо не может просто зажить в Шире прежней жизнью: его изменило долгое путешествие. Усталый, все еще страдающий от полученных ран, он покидает Шир в конце истории, отправившись в путь с Бильбо, Гэндальфом и множеством эльфов в Бессмертные Земли на Западе. Шел 1968 год – время, когда многие из нас впервые осознали, что ужасные вещи, происходящие в мире, уже не исправить, – и даже в тринадцать лет финал «Властелина колец» казался мне более реальным и правдивым, чем обычные счастливые концовки многих других прочитанных книг.

Письма Винсента Ван Гога

Его картины узнаешь с первого взгляда: залитые солнцем пейзажи на полотнах времен пребывания на Юге Франции, фосфоресцирующие звезды, кружащиеся в ночном небе, пучок сияющих ирисов, освещающих сад, стая ворон, летящих над золотым пространством пшеничных полей под грозовым небом.

На самом деле слова, описывающие французского художника Эжена Делакруа и заученные Винсентом ван Гогом, прекрасно применимы к самому Ван Гогу: у него было «солнце в голове и гроза в сердце».

Страстный любитель книг, Ван Гог был одаренным писателем. Он перенес на бумагу подробности своего творческого процесса – а в некоторых случаях и историю создания отдельных картин – в сотнях писем. В том числе более шестисот пятидесяти он отправил брату Тео, который часто служил для художника единственным источником творческой, эмоциональной и финансовой поддержки.

Эти письма походят на дневниковые записи – неотредактированные, подобные потоку сознания слова обо всем, что Винсент рисовал, зарисовывал, читал, видел, думал. С невероятной прямотой он повествует о своем одиночестве, депрессии и бесконечных поисках смысла жизни. «Может быть, в твоей душе и пылает жаркий огонь, – писал он в 1880 году, – но никто никогда не приходит погреться у него, прохожие видят лишь слабый дымок из трубы и идут дальше».

Ван Гог занялся рисованием после неудачной попытки стать пастором, как отец. Искусство, как Винсент понял, помогало заполнить духовную пустоту в сердце, и его письма стали удивительным рассказом о преданности обретенному призванию и железной воле в стремлении научиться рисовать. Он боролся с неодобрением семьи, пренебрежительными замечаниями первых наставников и неутешительным отсутствием покупателей картин.

В письмах Ван Гог упоминает художников, у которых учился (Рембрандт, Милле, пуантилисты и японские граверы), и писателей, которыми восхищался (Шекспир, Золя, Диккенс, Джордж Элиот). Он размышляет о цвете и свете, об экспериментах с новыми техниками, говорит о разочаровании в ремесле. «Я так хочу создавать красивые вещи, – писал он Тео в 1882 году. – Но красивые вещи требуют усилий… и разочарований, и настойчивости».

Читая эти письма, мы понимаем: Ван Гог хотел стать художником, непрерывно изучая чужие работы, он усвоил и переработал в уме уроки, полученные в музеях, – и создал собственный необыкновенный и изменчивый стиль.

Письма с набросками некоторых из его самых известных картин – неотъемлемые спутники его творчества. «У меня есть определенная обязанность, – писал он Тео в 1883-м, – после прожитых на свете тридцати лет» оставить о себе «в знак благодарности определенную память в виде зарисовок или картин».

Лишь краткий миг земной мы все прекрасны (2019)

Оушен Вуонг

В потрясающем поэтическом сборнике 2016 года «Ночное небо со сквозными ранениями» («Night Sky with Exit Wounds») Оушен Вуонг, родившийся на рисовой ферме под Сайгоном в 1988 году и прибывший в Соединенные Штаты в возрасте двух лет, использовал магию слов, чтобы воскресить и сохранить воспоминания о членах семьи, превратить «кости в сонаты» и, коснувшись пером бумаги, вернуть их «назад из небытия».

Вуонг воспитывался бабушкой и матерью – ни одна из них не умела