Пианист - Мануэль Монтальбан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уже приехали?
– Нет. Мы все еще около Лиона.
Росель рассматривал свои руки, слишком короткие пальцы для концертирующего пианиста, слишком тонкие и слабые для винтовки, и ему вдруг представилось, как при выстреле пистолет или маузер отдачей ломает все до единой косточки.
Тереса поднялась и села на заднем сиденье, которое оба ее спутника отдали ей в полное распоряжение. Краска потекла с ресниц, она рассматривала руку Роселя, сжимая ее в ладонях.
– Какие красивые руки.
– Слишком маленькие для концертирующего пианиста.
– У Шопена были маленькие руки. Жорж Санд рассказывает.
Когда уставший Ларсен сбросил скорость, Тереса сменила его за рулем. Оба спутника напряглись, собираясь прийти на помощь при первом же неверном движении.
– Успокойтесь. У нас дома всегда был автомобиль, а я участвовала в ралли в Аржентоне и в Сан-Андреу-де-Льяванерос.
Они прикусили язык и расслабились, за окошком мелькали пейзажи, трое погрузились в свои мысли, вспоминали прошлое, жизнь.
– Приеду в Барселону, сразу домой не пойду, а то родители в обморок попадают. Сперва узнаю, какова ситуация, что да как, а уж потом заявлюсь домой. А вы?
– Мне отчитываться некому. Я – швед.
Ларсен засмеялся. А я пойду домой, сказал Росель совсем тоненьким голоском. И почти увидел, как побелеет лицо матери, вдребезги разлетелась надежда, что беда минует сына, там, по ту сторону границы, что отделяет войну от мира, жизнь от смерти.
– А что вы будете делать, когда кончится война?
Ларсен расхохотался.
– Закончу книгу о Луисе.
– А я опять буду играть на рояле. Где бы я ни был. И кем бы ни стал. Я – пианист.
А она не сказала, что собирается делать после войны: как ни старалась, не могла представить.
– Обидно за отца. Я в каком-то смысле была его экспериментом. Он дал мне такую же свободу, как и братьям, мать только ахала и ужасалась. И вот я возвращаюсь с пустыми руками.
– Или с винтовкой. Винтовка тебе очень пойдет, Тереса.
Они пообедали в студенческой столовой в Монпелье, где Ларсен с Тересой предъявили студенческие удостоверения. У шведа был жар, пот лил с него градом. Из туалета он вышел мертвенно-белый, весь в бисеринках пота. Не волнуйтесь. Такое иногда со мной бывает. И потом, лежа на заднем сиденье, заходился в кашле и выхаркивал на огромный платок клочья легких. К вечеру до приграничного пункта Ла-Хункера оставалось пятнадцать километров; они остановились – приближался решающий момент.
– Ну, попытаемся. Ларсен, где твое журналистское удостоверение? Готовы? Садись за руль, чтобы меньше привлекать внимание.
Ларсен последний раз прокашлялся, решительно сжал руль, обернул к ним бледное, печальное лицо и улыбнулся:
– Le jour de gloire est arrivé.[159]
«Дорогой Герхард, до меня доходят самые разные сведения относительно Вашего места жительства в Барселоне, кто-то даже сказал, будто Вы еще не возвратились из-за границы. Вас, наверное, удивит, что я в столь короткий срок успел съездить за границу и возвратиться обратно, но не сомневаюсь, вы меня поймете – в стране такое происходит. Завтра я отправляюсь на фронт в отряде милиции ПОУМ после короткого обучения, в результате чего, кроме всего прочего, научился стрелять. Я не проходил военной службы, был освобожден от призыва, и теперь опасаюсь, что мне будет трудно приспособиться к сложным условиям. Я стреляю. Иногда даже попадаю в мишень. Наконец-то мои руки чему-то послужат. Что касается музыки, я набрался терпения и переписал все свои сочинения, чтобы взять копии с собой на фронт и там работать. Я не закрываю глаза на трудности, и главная трудность – где играть. На фронте нет роялей, так сказал мне один начальник, видимо важный, судя по тому, как уверенно и категорично говорит он о том, что есть и чего нет на фронте. Я рассчитываю, что как-нибудь меня отпустят на побывку, и я надеюсь, Вы напишете мне, где бы ни находились. Я познакомился с Мийо. Это предпоследнее событие в моей парижской жизни. В газетах прочел, что объявлена премьера его «Христофора Колумба», по драме Клоделя. Как интересно. Мийо теперь для меня словно далекая и плохо отпечатанная фотография. Но к чему лишние слова. Мой адрес: Альберт Росель, Колонна Маурина, Тьерс (Уэска), а лучше оставьте письмо на мое имя в помещении ПОУМ, на Рамбла-де-лос-Эстудиос, и мне его перешлют».
Послесловие
Уроки маэстро Роселя
С виду невзрачный, как будто прибитый жизненными невзгодами, неряшливо одетый старик, сгорбившись и от всего отрешившись, сидит за роялем в заведении более чем сомнительного пошиба близ барселонского бульвара Рамблас. В перерывах между выступлениями отвратительно кривляющихся эстрадных «звезд», подчеркивающих свою извращенность и потакающих низменным вкусам толпы, – модных артистов, которым аплодирует сам министр культуры, демонстрирующий свою «демократичность», – пианист тихо, словно для себя, наигрывает фрагменты из пьес Федерико Момпоу, барселонского композитора, ученика Пабло Касальса, в своих произведениях стремившегося передать своеобразие народной музыки Каталонии. Что это: протест старого музыканта против эрзац-культуры, насаждаемой в его стране под лозунгом «свободы искусства», или же просто стремление отдохнуть душой от окружающей грязи, погрузившись в кристально чистую музыку? Как бы то ни было, звуки, свободно и уверенно извлекаемые пианистом из инструмента, заставляют встрепенуться всех, кто хоть немного разбирается в музыке, – они с удивлением вслушиваются в мастерское исполнение, столь неожиданное в таком месте. И вокруг музыканта, такого вроде бы жалкого на вид, образуется необычное магнетическое поле: от него исходит поразительная внутренняя сила, чувство огромного достоинства – все почтительно обращаются к нему, называя его «маэстро»…
Как же мог попасть в этот модный вертеп незаурядный музыкант Альберт Росель, пятьдесят лет назад считавшийся одним из наиболее талантливых и многообещающих испанских пианистов? С какими жизненными итогами подходит к своему концу герой романа «Пианист», написанного испанским писателем Мануэлем Васкесом Монтальбаном? И зачем автор привел его в это заведение, ничего общего с культурой не имеющее?
Ответ на эти и иные вопросы, поставленные Васкесом Монтальбаном в романе, не прост. Для того, чтобы сформулировать его точнее, необходимо в первую очередь представить читателям самого писателя, определить место, которое «Пианист» занимает среди других его книг…
Васкес Монтальбан – явление яркое и во многих отношениях весьма примечательное в современной культурной жизни Испании. Творчество его поражает своим многообразием. Он не только является одним из наиболее популярных в своей стране прозаиков, но и с конца 60-х годов получил признание как поэт, без стихов которого не выходит ни одна антология современной испанской поэзии. При этом Васкес Монтальбан – один из самых читаемых у себя на родине публицистов, к слову которого прислушиваются миллионы его соотечественников; его статьи регулярно появляются в крупнейших газетах и журналах страны. Наконец, им же написаны интересные книги эссе, социологические работы, труды по теории информации, исследования в области современной массовой культуры.
При всей широте интересов Васкеса Монтальбана и жанровом многообразии творчества, написанное им отличается внутренним единством, отмечено печатью его индивидуальности, отражая цельную и последовательную гражданскую позицию автора, глубокую прогрессивность взглядов, веру в коммунистические идеалы, не подверженные конъюнктурным колебаниям, которыми столь богата была политическая атмосфера Испании последних десятилетий.
Стойкость политических убеждений Васкеса Монтальбана во многом объясняется тем, что они выросли не столько на основе изучения им теории, сколько на базе собственного жизненного опыта. Родился будущий писатель в 1939 году в Барселоне, в рабочей семье. Отец его, механик по профессии, еще в молодости был профсоюзным вожаком, позже стал одним из активистов Объединенной социалистической партии Каталонии (ОСПК) – партии каталонских коммунистов. Васкес-старший защищал Республику в гражданской войне 1936–1939 годов, а после поражения республиканцев попал в руки франкистов, был приговорен к смертной казни, замененной затем пожизненным заключением, провел долгие годы в концлагерях и тюрьмах. Сын его, как и вся семья, в полной мере вкусил из горькой чаши, доставшейся в ту суровую пору на долю побежденных «красных». Васкес Монтальбан еще в детские годы испытал на себе голод, холод, бедность, самые изощренные унижения. Это дало ему неиссякаемый заряд ненависти к франкизму, определило его решительное неприятие капиталистического общества вообще, порождением которого является фашизм; выработало в нем стойкий иммунитет к тому искушению, которое выдающийся испанский кинематографист Луис Бунюэль определил как «скромное обаяние буржуазии».