Человек-компьютер - Майкл Крайтон

— Понимаю.

— Вот почему вы не можете помочь мне ничем, — грустно сказал Грант. — Ни вы, ни кто другой. Нельзя мне помочь, если я сам себя предал. Ведь выходит, я одновременно и жертва, и убийца.

Врач откинулся в кресле и молча разглядывал потолок.

— Вот и вся история, — сказал Грант, — При желании можете истолковать ее по-своему, но я-то знаю, что это святая правда. Потому и есть только один выход — тот, которым я не сумел воспользоваться.

Психиатр перевел взгляд на Гранта.

— Пожалуй, вы правы, — сказал он, внятно выговаривая каждое слово. — Правы в первом своем утверждении. Депрессию, сопровождающуюся стремлением к самоубийству, вызывают подчас и куда менее важные причины. Но что касается второго утверждения, то здесь вы заблуждаетесь. Не исключено, что есть выход. Допустим… Что, если вам представится возможность снова выбрать жизненный путь?

— Но ведь я объяснял — теперь поздно.

— Теперь — да. Но вы сказали, что вам было бы достаточно услышать в детстве хоть слово одобрения. Не хотите ли вернуться назад, чтобы сказать самому себе это слово?

От изумления у Гранта округлились глаза.

— Послушайте, если это новый вид шоковой терапии, то в данном случае вы смело можете о нем забыть.

— Я говорю совершенно серьезно.

— Но тогда это уже не психиатрия, а путешествие в прошлое!

— Вот именно.

— Но ведь это чистейшая фантастика!

— Отнюдь, уверяю вас. Я могу вернуть вас в ваше детство, и вы встретите там самого себя.

— И где же ваша машина времени? — насмешливо спросил Грант, обводя взглядом комнату.

— А для того чтобы перейти из сегодняшнего дня в завтрашний, вам непременно нужна такая машина? Нить вашего времени спрядена из вашего личного опыта. Вы сами ее творите, и вы можете вернуться по ней вспять, если я дам вам возможность сделать это с помощью одного лекарства.

— Значит, речь идет о медицинском препарате?

Майер кивнул.

— Но как я смогу изменить прошлое? Ведь никакой препарат не в состоянии перенести меня туда физически. Каким же образом могу я хоть что-то в нем изменить?

Психиатр улыбнулся.

— Мистер Грант, вы же сами пытались когда-то изображать реальность, недоступную зрению других. Время не менее реально, нежели сама реальность, оно, если можно так сказать, сверхреально. Неужели вы не признаете реальности воспоминаний только потому, что они не поддаются физическому измерению? А ваши надежды и опасения по поводу того, что будет завтра? И если сейчас вчерашний день для вас только сон, то чем он был вчера? Но я не могу все это объяснять — это завело бы нас слишком далеко, да к тому же и сам я не очень в этом разбираюсь. Прошу вас лишь об одном — чтобы вы мне поверили.

Взгляд Гранта встретился со взглядом Майера, но психиатр не отвел глаз. Боязнь оказаться жертвой мистификации исчезла у Гранта, уступив место надежде, а та в свою очередь снова сменилась страхом, но уже другим.

— Тут есть свои противоречия, — заговорил он. — Помню, я читал статью о пародоксах, связанных с путешествиями во времени. Если бы я вернулся назад и изменил течение своей жизни, значит, не появился бы у вас, а тогда бы и не вернулся назад. Получается порочный круг.

— Ничего подобного. Вы пришли ко мне — и это непреложный факт. Возвращаясь назад, вы как бы пройдете жизненный путь в обратном направлении. Если вы добьетесь того, к чему стремились, то с момента, когда это произойдет, для вас начнется новая жизнь. И тогда встреча наша произойдет на том пути, к началу которого вы вернетесь, а не на том, которым вы пойдете с момента возвращения в прошлое.

— Но… я, такой, какой я есть, вернусь сюда снова? То есть не появятся ли вместо меня одного двойники, один из которых пришел к вам, а другому к вам приходить было незачем?

— Нет — просто вы, такой, какой вы есть, станете таким, каким должны были стать. Вы единственны, другого вас нет, исключая ситуацию, когда вы отправляетесь в прошлое и встречаете себя в молодости. Но ведь даже при обычном течении времени мы сохраняем возможность влиять на ход нашей жизни.

— Если… если я вернусь назад и изменю ход своей жизни, не изменится ли от этого потом и все остальное, хотя бы чуть-чуть? Но со временем последствия могут стать огромными.

— Мы себе кажемся такими важными, — вполголоса, словно говоря с самим собой, сказал психиатр. — Каждый из нас думает, что от его поступков зависят судьбы всего мира.

— «Не было гвоздя — кобыла пропала»…

Майер улыбнулся.

— Это не должно вас тревожить. Думаю, что никаких битв не будет ни выиграно, ни проиграно кроме вашей собственной.

— Но уж очень все фантастично! — с нервным смешком сказал Грант. — Если получится, вы никогда больше меня не увидите, я не смогу заплатить вам гонорар и, может быть, вообще буду жить где-нибудь на другом конце света. Правильно?

Врач рассмеялся.

— Тогда, пожалуй, лучше, если вы заплатите мне прямо сейчас.

Грант достал из кармана чековую книжку, раскрыл ее и вдруг замер:

— Но… у моего второго «я», наверное, не будет счета в том же банке? Или будет? Черт возьми, совсем запутался!

— Я пошутил — оставим гонорар в покое. Честно говоря, это лечение совсем новое, и возможность его применить для врача уже сама по себе награда. Может быть, вы уже поняли, что суд не случайно направил вас именно ко мне, а не к какому-нибудь другому врачу. Итак, вы согласны?

Грант перевел взгляд на пол и натянуто улыбнулся.

— Пожалуй.

— Прекрасно. Прилягте, пожалуйста, на кушетку и закатайте рукав.

Да, все было точно таким, каким он помнил. И школа такая же, только теперь она казалась меньше, чем прежде, — но ведь это вполне естественно?

У бакалейной лавчонки напротив школы он замедлил шаг. На витрине, как всегда, высились горки дешевых конфет в ярких обертках. Он посмотрел на часы — двадцать пять минут пятого, через пять минут дети начнут выходить из школы. Повинуясь внезапному порыву, он шагнул в лавку, пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку.

Да, перед ним все тот же старый… как же его зовут? Вспомнил — Хэггерти! Настоящий, живой!

Грант попросил у старика леденцов, но едва он договорил, как его пронизала тревожная мысль — и мистер Хэггерти, уже протягивая кулек, с удивлением увидел, что покупатель разложил на ладони мелочь и перебирает ее, внимательно разглядывая каждую монетку. Обнаружив наконец достаточно старую, чтобы ею можно было расплатиться, Грант с облегчением вздохнул. «Не было гвоздя»… Он взял протянутый ему кулек с леденцами. Мысль, только что пронизавшая его, — о том, что большинство монет у него в кармане еще не отчеканено, — как луч прожектора, осветила фантастичность всего происходящего.