Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор

Ж-ж-ж-ж.

Нубар вдвинул книгу-нарушительницу на миллиметр и перешел к следующему шкафу.

Ребенком, сидя на унитазе, он любил наклоняться вперед и смотреть, что происходит. Сначала появлялась коричневая круглая головка, она медленно становилась все длиннее и длиннее. Он задерживал дыхание. Плюх. Еще одна. Внизу уютно сворачивались маленькие коричневые червячки. Тогда он тянул за цепочку и, пока они в вихре воды уносились вниз, махал им рукой.

До свидания, мои маленькие друзья.

Когда ему было девять, он увлекся бабочками и захотел научиться их засушивать. София написала в Венецию, и вскоре в замок приехал стройный молодой итальянец, специалист по чешуекрылым, и принял возложенные на него обязанности учителя. Но итальянец научил его еще кое-чему, когда Нубар наклонялся над подносом с бабочками, широко открыв глаза и нежно прикасаясь губами к чудесно окрашенным крыльям.

По воскресеньям учитель-итальянец возил его на концерты в разные города Адриатического побережья. Морщась от боли на жестких деревянных стульях, но блаженно счастливый, Нубар сидел, загипнотизированный эффектным видом оркестрантов в униформах. Особенно ему нравилась форма дирижера, украшенная золотым шитьем.

Когда-нибудь, решил он, у него тоже будет роскошная форма.

В ту зиму ему неожиданно понравился один из их, замковых, механиков. Это был волосатый увалень, вечно перемазанный машинным маслом. К тому времени Нубар уже освоил, как засушивать бабочек, и итальянца отослали обратно в Венецию. Долгими промозглыми дождливыми днями Нубар стоял в ремонтной яме гаража, упершись руками в холодные липкие стены, а волосатый механик взбрыкивал и хрюкал позади, и эксперименты маленького Нубара были гораздо более неистовы, чем томные летние сношения со стройным молодым итальянцем над подносом с бабочками.

К концу Великой войны Нубар превратился в невысокого подростка с необычайно большой головой, узкой впалой грудью и заметным брюшком. У него было круглое маленькое лицо и крохотные близорукие глаза, очень близко посаженные. Он носил круглые очки в золотой оправе, отчего глаза казались еще ближе друг к другу. Два передних зуба были золотые.

У него был маленький нос и маленький рот и такие тонкие губы, что он не мог свистеть. Он отрастил короткие прямые усы и низко зачесывал прямые черные волосы на лоб, чтобы скрыть лысину, потому что, как только Нубару исполнилось пятнадцать, волосы у него начали редеть.

Теплый декабрьский день 1927 года, башня родового замка Валленштейнов.

Нубар выровнял все книги. Он хмурился, вспоминая сон, от которого недавно проснулся в холодном поту. В этом сне он вошел в ресторан с младенцем на руках и велел шеф-повару зажарить его с кровью. Шеф-повар в высоком белом колпаке уважительно поклонился, а за столом сидели трое молодых людей, они жевали цыпленка и похотливо ухмылялись Нубару, с рук и подбородков у них капало масло. Его разбудил мерзкий хруст цыплячьих костей, и ему смертельно захотелось помочиться.

Неужели и это отравление ртутью?

Парабомбгейм фон Го фон Цельс. Бессмертный Бомбаст.

Во внутреннем дворе прозвенел гонг; пора обедать, его ждет София. Нубар собрал свои заметки по операции Крк-Брач и спустился вниз по длинной винтовой лестнице.

Глава 10

София Черная Ручка

Она окунула свой крохотный правый кулачок в хрупкую фарфоровую чашку с нефтью, поболтала там и вытащила. С руки падали черные капли. Властным движением, всеми пятью пальцами она припечатала центр карты.

Когда София вошла в столовую, на балконе в дальнем конце комнаты загремел орган: раздались первые ноты Мессы си-минор Баха. Это была любимая музыка ее гражданского мужа, деда Нубара, и София распорядилась, чтобы ее всегда исполняли в замке во время обедов и ужинов. Нубар мазнул губами по губам бабушки и сел на свое место посреди стола. На дальнем конце, лицом к Софии, ближе к органу, было место покойного деда.

Софии шел восемьдесят шестой год. Она уже полвека носила только черное — с тех самых пор, как последний из Скандербег-Валленштейнов перестал узнавать ее после того, как родился их незаконный сын, Екатерин, в конце концов потерявший рассудок, а ныне покойный отец Нубара. На ней была плоская черная шляпа, черные перчатки и тонкая черная вуаль, которую она поднимала только за едой. Но ее лицо не было изборождено морщинами, и она казалась гораздо моложе своих лет.

Судя по фигуре, ее тоже можно было принять за молодую женщину. София была миниатюрна, а годы сделали ее еще меньше — она все уменьшалась и уменьшалась с возрастом, и сейчас была ростом с большую куклу. Вообще-то Нубар иногда гадал, что же с ней произойдет, если она проживет еще лет десять-пятнадцать. Если она уже давно постепенно исчезает, вдруг она когда-нибудь умалится до росточка младенца?

А может быть, дело не в этом. София, безусловно, женщина с причудами. Когда-то она росла, так не логично ли предположить, что теперь она решила пройти все этапы собственной жизни в обратном порядке?

У Софии был специальный высокий стул со встроенной складной лесенкой, чтобы без помех садиться за стол. Она без конца курила через проделанное в вуали отверстие черные турецкие черуты[46] — очень мягкие сигары, которые специально для нее привозили из Стамбула. В детских воспоминаниях Нубара нежное белое лицо в черной вуали склонялось над его колыбелькой, и его неожиданно окутывал аромат лаванды в сочетании с едким дымом сигар.

Тогда она казалась Нубару огромной, но он, конечно, не знал, что она стояла у его колыбельки на стуле.

Давным-давно, когда она потихоньку, не особо распространяясь об этом, взялась восстанавливать растраченное дедом Нубара состояние Валленштейнов, ее прозвали Софией Молчуньей. В юности Нубар еще слышал это прозвище, но теперь ее всегда называли София Черная Ручка.

Происхождение этого прозвища все объясняли по-разному. Местные крестьяне считали, что она постоянно носит черные перчатки, отсюда и прозвание. В более отдаленных районах Балкан подозревали, что она играла какую-то важную роль в террористической организации. «Черная рука»,[47] действовавшей до войны на территории Сербии. Остальная Европа полагала, что это вполне уместное прозвище для дамы, которая столь масштабно и успешно торгует нефтью на мировом рынке.

Все эти объяснения были по-своему верны. София действительно носила черные перчатки, а до войны поддерживала националистические движения на Балканах. Более того, ее влияние на Ближнем Востоке позволило ей стать самым влиятельным нефтяным магнатом в мире.