Личный демон. Книга 3 - Инесса Ципоркина

Глава 14

И замерзнет ад

Церемония длится и длится. Похожая и непохожая на земные ритуалы коронации, она оставляет ощущение ирреальности происходящего. Как будто перед троном с мерзлым хрустом разверзлась огромная холодная дыра, растущая прямо на глазах, но никто ее не замечает и скоро в эту пропасть с грохотом обрушится все царство мертвых, проваливаясь под лед озера Коцит.

Саграда с трудом удерживает себя, чтобы не вздрогнуть, когда по центру зала, прямо по расходящейся каменной корке (Катерина кожей чувствует струйки воздуха, вырывающиеся из трещин) движется процессия, несущая железные короны царя и царицы ада. В факельном свете — а если быть точным, то в факельной полутьме — трудно рассмотреть, каковы они, символы власти над преисподней. И хорошо, потому что оба венца довольно уродливы: неполированная поверхность с впаявшимися в нее осколками костей (Катя готова поклясться, что видела человеческий зуб, выглядывавший из металла, словно из могильной грязи), острые пики зубцов, надписи на безнадежно мертвых языках и тяжесть, тяжесть — чертово бремя власти. Когда оно ложится на чело, шею пронзает боль, а спину немедленно хочется согнуть и не разгибать уже никогда. Катерине жаль ампирного платья с подолом в опалах, погибшего при переходе через адские земли, ей по-прежнему неловко нагишом перед толпами демонов (тоже голых, мускулистых и кряжистых, так что преисподняя напоминает не то «Страшный суд» в Сикстинской капелле, не то солдатский день в городской бане), но она понимает: тому, кто не обладает телом, и одежда не нужна. Разве что корона, чтобы запомнила геенна огненная: теперь у нее имеется не только князь, но и княгиня.

Грубое и злое, будто терновый венец, железо стискивает катин лоб, посылая вспышки спазмов по всему телу — ну и что, что наполовину чужому и иллюзорному, а между тем Саграда не может оторвать взгляд от провала. Который, похоже, видит она одна. Сумасшедшая царица ада.

Это и есть безумие, думает Катя, это оно? Вот это — оно? Кто бы мне подсказал, схожу ли я с ума? Где Ата, где Апрель, где Мама Лу с ее ответами на все вопросы? Почему ее нет со мной сейчас, когда я нуждаюсь в ней? Поистине царский гнев клокочет в катиной груди — не прежний, бессильный и ослепляющий осознанием своего бессилия, но лениво-равнодушный, привычный, отдающий предвкушением: ужо я вас! Попадись ты мне…

— Здесь она, здесь, — усмехается Мореход, кивком указывая куда-то во мрак за троном. — Разве Ата пропустит такое зрелище?

«Да! Разве я пропущу рождение новой богини?» — ворчит Апрель, и Катерина слышит ее ворчание внутри своей головы и одновременно извне, точно телефонную гарнитуру на ухо надели.

«Подойди ко мне!» — резко и зло приказывает Саграда. Кто бы ей раньше сказал, что она научится отдавать приказы, не произнося ни слова — и привыкнет к собственной телепатии в мгновение ока, потому что есть и более серьезные заботы, чем играть со сверхспособностями.

«Ого!» — присвистывает богиня безумия, но не сопротивляется, выходит на свет. Она в образе Лисси, полуденницы, языческого божества, задающего бесконечные вопросы. Правильные, жестокие вопросы, наводящие на ответ лучше самих ответов. Высокая и бледная, с глазами цвета раскаленного неба, стоит она перед адским престолом и в кои веки раз — молчит. Ждет, пока Катерина спросит. Самое важное, самое-самое…

— Так и будешь Витьку динамить? Страдает же парень.

Не ожидала Ата такого вопроса. И никто не ожидал — посреди преисподней, посреди коронации, посреди своего пути в никуда вдруг спросить: что ж ты, сука, мальчика моего кинула? Покинула. Бросила и забросила. Я т-т-тебя…

Лисси сгибается от хохота. Это первый искренний взрыв смеха за целый день, месяц, вечность катиного пути через ад, крестного пути владык. Отсмеявшись, Апрель вытирает слезы, выступившие в уголках глаз, основательно так вытирает, всей ладонью и даже тыльной стороной по-плебейски под носом проходится — а вместо ответа, разумеется, задает свой вопрос:

— Хочешь, чтоб я ему и дальше голову морочила?

— Может, тогда ты отвяжешься от моей головы, — пожимает плечами Саграда. Зная, что не отвяжется. Что Ата — бессменная спутница Гекаты, богини лунных обманов, наконец-то занявшей свое законное место в естестве княгини ада, среди прочих сущностей и титулов.

— О чем ты? — искренне удивляется Апрель.

— Об ЭТОМ! — тычет пальцем Катерина в провал, над которым вот-вот проломится днище преисподней, словно у корабля, налетевшего на скалы.

И видит в глазах богини безумия растерянность.

— Не пугай старых богов, — вполголоса говорит Кате Люцифер, — они, в отличие от нас, видят только прошлое.

— В отличие от нас? Прошлое?

Ты ведь уже поняла, что он имеет в виду, говорит себе Саграда. Так зачем переспрашиваешь, хмуришь брови, пытаешься отгородиться от того, что понято и принято, принято давно? Весь твой крестный путь тебе понемногу, будто пшено горлице, скармливали то, что нельзя увидеть в один присест, потому что некоторые прозрения убивают. Они подсовывали тебе прозрение по кусочкам, дольками, намеками.

Катерина хватает свой бокал — хорошо хоть не чашу скорбей, хватит с нее соленой водицы — и глотает, давясь, не то ром, не то текилу, не разбирая вкуса, не испытывая опьянения — добрая треть литра заходит, как лимонад. Люцифер смотрит на нее прозрачными глазами Баала, в которых цвет выжжен яростью солнца. Не пытается согреть свою Саграду сочувствием, как делал обычно. Не пытается разделить ее ношу. Просто ждет.

— Значит, мы, в отличие от богов, видим будущее, — отдышавшись, произносит Катя. — Вот почему ты выбрал меня. Вот почему я антихрист, а вовсе не потому, что приврать с детства люблю.

— Это поможет тебе выкручиваться, — бесстрастно замечает Денница, — когда все они начнут просить тебя о пророчествах, имея в виду, конечно же, утешительные пророчества. Которых не будет. А если сказать им правду — не будет вообще ничего. Они сами все уничтожат, лишь бы не дожить до того, о чем ты им расскажешь.

Лицо у Кати немеет, то ли от рома, то ли от представших ей картин, от скул до подбородка — сухой лед, только что не дымится в горячем воздухе преисподней.

— А я расскажу?

— Понемногу. По крохе, по капле. Истина — яд, который принимают как лекарство.

— Да я и сама не знаю, что вижу, — беспомощно бормочет Катерина, вглядываясь в очертания будущего пролома, полыньи в озере Коцит, куда они ввалятся всей геенной огненной — и довольно скоро. И замерзнет ад.

— Неважно, — отмахивается Люцифер. — Главное, что видишь ты и вижу я, а остальные — нет. Мы вдвоем против всех.