100 великих литературных героев - Виктор Еремин

Однако и героиня, и сама повесть несут гораздо более значимую, духовную нагрузку. Творчество двух гениальных французов – аббата Прево и Вольтера, а точнее – повесть «Манон Леско», с одной стороны, и философские повести «Кандид», «Простодушный» и «Задиг», с другой стороны, – оказались двумя лезвиями тех ножниц, которые навечно обрезали нить, связывавшую западноевропейскую культуру с горними высотами, и направили ее по сугубо земной, погруженной в плотские страсти бытия дороге. Образно говоря, она стала культурой тела.

Именно в этом и заключается качественное отличие мира русской культуры от мира западноевропейского. В отечественной литературе молодой А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов почти поддались западноевропейскому соблазну, но за спиной у них уже стоял гений Г.Р. Державина, а рядом набирало силу гоголевское богоискательство, которое предопределило духовную суть всей нашей культуры вплоть до Серебряного века, а частично и до наших дней. Под его всесторонним воздействием подлинная русская культура (и прежде всего литература) стала культурой кающейся грешной души.

Необходимо отметить и то, что аббат Прево и Вольтер оказались лишь великими предтечами абсолютного зла мировой литературы – творений маркиза де Сада, но об этом мы будем говорить в другой статье.

А сейчас коротко об авторе «Манон Леско».

Антуан Франсуа Прево, называемый также Прево д’Эгзиль, родился 1 апреля 1697 г. в городе Эдене в семье королевского прокурора Льевена Прево. В детстве он был отдан на воспитание к иезуитам, затем по воле отца стал послушником их монастыря в Париже, но в 1716 г. бежал в армию солдатом. Через два года Прево оставил службу и попытался вернуться к монашеской жизни, да не тут-то было – иезуиты категорически отказались принять беглеца. Пришлось молодому человеку скитаться по Европе в поисках пристанища. Как предполагают некоторые биографы, в эти годы и произошла история его любви с некоей особой легкого поведения, описанная в «Манон Леско». В конце концов, над блудным сыном Божьим смилостивилось руководство ордена бенедиктинцев, и в 1720 г. Прево вновь стал послушником, а с 1721 г. монахом в монастыре Сен-Вандрий близ Руана.

Продержался он целых восемь лет. Жил в разных монастырях, писал ученые религиозные труды, проповедовал. В 1726 г. Прево был посвящен в сан аббата. Но уже тогда он потихоньку сочинял свой первый мирской роман «Записки знатного человека, удалившегося от света». Когда в 1728 г. были опубликованы первые две книги «Записок», Прево стал известным писателем. Тогда же, будучи в Женеве, он тайно перешел в протестантизм, а по возвращении в монастырь вступил в острый конфликт с руководством своего ордена. Дело кончилось тем, что писатель бежал в Англию, дабы не оказаться в заточении.

В Англии Прево по рекомендации архиепископа Кентерберийского поступил на службу гувернером в семью крупного банкира, издавал собственный журнал, вел бурную светскую жизнь. В конце концов, он перебрался в Голландию. За это время аббат доработал остальные тома «Записок» и начал следующий роман – «Английский философ, или История господина Кливленда, побочного сына Кромвеля».

В октябре 1730 г. в Амстердаме Прево познакомился с Элен Экхарт по прозванию Ленки, которая является еще одной претенденткой на роль прототипа Манон Леско. Происхождением красотка была или мадьяркой, или швейцаркой. Эта куртизанка припеваючи жила на средства любовников. Нищий аббат Прево ухитрился в нее влюбиться и стал делать огромные долги, дабы угодить любовнице. Этим он сильно скомпрометировал себя в глазах общества. Более того, финансовые махинации чуть не привели Прево на виселицу! Но в самый разгар этого любовного романа и была написана повесть «История кавалера де Грие и Манон Леско».

Издатель соглашался опубликовать ее только при условии продолжения истории. Это было невозможно. И тогда Прево пошел на хитрость – он включил «Манон Леско» новеллой в седьмую книгу «Записок». В 1731 г. в Амстердаме повесть впервые увидела свет.

Во Франции «Манон Леско» была опубликована в 1733 г., но тираж книги сразу же уничтожили, поскольку власти признали ее безнравственной. И такое отношение вполне объяснимо: до Прево авторы рассматривали любовь с позиций решения нравственных проблем – соразмерности физической притягательности человека и чувства долга, сбережения чести и т. д. В «Манон Леско» Прево впервые отбросил в сторону нравственность и вывел на передний план животную страсть самца к самке, которой все равно кто, лишь бы было весело и приятно…

Почти трехсотлетняя традиция критики обычно оценивает героиню весьма предвзято. Вот характерное высказывание: «В ней и в помине нет не только небесной, но и земной добродетели. Она переменчива, вольна, как и сам бог любви, воспеваемый поэтами. Манон исполнена обаяния, устоять перед которым невозможно. Она умеет взаимно быть потрясенной страстью, ответить на нее, и ее ли вина, что ее чувство всегда во власти момента и еще более сильной страсти – наслаждаться жизнью?» Шайтанов И. Головокружительная глубина души. Аббат Прево. «Манон Леско». В газете «Литература», 2001 г., № 23. Курсив мой. – В.Е. }

Ничуть не утрируя, но всего лишь логически продолжая мысль уважаемого критика, невольно задаешься вопросом: а виноваты ли маньяк-убийца, совратитель-наркодилер, садист-грабитель в своих злодеяниях? Ведь каждый из них тоже всегда пребывает «во власти момента и еще более сильной страсти – наслаждаться жизнью»!

Несостоятельность и безнравственность традиции в понимании образа Манон Леско очевидна. И традиция сама же дает разъяснение своим заблуждениям: в повести рассказ ведется от имени страстно влюбленного в Манон кавалера де Грие (почему она и считается чуть ли не первым психологическим произведением мировой литературы), не желающего видеть явную порочность натуры девицы и оправдывающего любое ее действие. Как ни печально, но читатель пошел на поводу у героя, создав прецедент общественного оправдания духовной пустоты и вульгарной распущенности. Именно этим особо важна Манон Леско для понимания великой роли художественной литературы как индикатора нравственного состояния общества и его интеллектуальной, так называемой «передовой», элиты.

В связи с последним интересен исторический фон повести. «Манон Леско» была создана во время века маркиз и рассказывает о времени, когда революционная катастрофа во Франции из стадии назревания переросла в стадию необратимости. Маркизы – это фаворитки королей Людовика XIV и Людовика XV и правившего между ними регента при малолетнем Людовике XV – герцога Филиппа Орлеанского. Период Регентства длился менее девяти лет – с 1715 по 1723 г. – это было время разнузданной вакханалии в мире правящей элиты, прежде всего сексуальной распущенности и разграбления государственной казны. Эпоха маркиз – это время, когда власть призывала подданных к благочестию и добропорядочности, а сама поступала прямо противоположно; когда Церковь на словах беспокоилась о душах прихожан, но сама предавалась политике и мирским забавам; когда самодовольное дворянство роскошествовало и веселилось, а подавляющее большинство населения Франции едва выживало в непосильном труде. Время маркиз оказало столь мощное воздействие на просвещенные умы страны, что оправиться от устроенного тогда аристократией погрома веры и нравственности Франция оказалась не в состоянии по сей день.

Манон Леско – типичное дитя эпохи Регентства, а преклонение перед веком маркиз стало лакмусовой бумажкой на гниение духовной и нравственной жизни общества, прежде всего творческой интеллигенции. Впрочем, это в равной мере касается и восторгов по поводу сословной жизни в целом и преклонения перед дворянством в частности.

Вальмон

Любви нас не природа учит,

А первый пакостный роман… [156]

В конце XVIII – начале XIX в. одним из таких самых «пакостных», если не самым «пакостным» был роман Шодерло де Лакло «Опасные связи». Сегодня он признан гениальным творением европейской литературы XVIII столетия и вызывает немало споров. Одни утверждают, что в «Опасных связях» разоблачена французская аристократия накануне Великой революции, другие – что задача де Лакло сводилась к показу типов изощренных развратников его эпохи. Вполне возможно, если учесть, что до «Опасных связей» автор развлекался эротическими стишками и сказками, для своего времени более близкими к порнографии, чем к эротике.

Как бы там ни было, а получилось у де Лакло произведение, косвенно воспевшее Великую французскую революцию и наглядно показавшее, что только демагоги и глубоко безнравственные люди могут утверждать, будто у революции нет права поголовно истреблять ранее господствовавший класс, поскольку, дескать, все люди разные и в любом социальном слое есть достойные и благородные, а есть и негодяи. Правда, никто не берется объяснить, почему негодяи, как правило, заправляют всеми общественными делами, а «хорошие» за этим только наблюдают и высказывают свои гневные точки зрения.