Зачёт по выживанию - Владимир Кузьмин

Так что следующее утро выдалось хмурым во всех отношениях. Небо вновь стало серым и низким, настроение не лучше. Едва перекусив, выдвинулись по намеченному накануне маршруту. Преодолели участок каменистой пустоши с редкими кустами, добрались до негустого перелеска. Он не представлял никаких трудностей для продвижения личного состава и их транспорта. Единственным препятствием, встретившимся на их пути, оказалось небольшое болотце, вытянувшееся вправо-влево шагов на двести и шагов на восемьдесят вперед.

Кузьмин просканировал его ультразвуковым сканером.

— Максимальная глубина менее метра. Дно ровное и почти твердое.

— Мокнуть не хочется, — скорчил мину Барсук.

— Не сахарные, не растаете. Транспорт вперед. Остальные по его следу.

Восьмиколесная тележка, с легкостью преодолевавшая усыпанные крупными булыжниками склоны до сорока градусов наклона, погрузилась в жижу, даже не целиком скрывшую ее колеса. Прошла метров двадцать, резко сбавила ход и вдруг встала.

— Что еще? — спросил полковник и почувствовал, что сам не способен переставить ногу. При этом не было ощущения, что он за что-то зацепился или ногу оплело травой или еще чем. Просто жидкая до этого момента грязь неожиданно сделалась плотной, липкой и тяжелой.

— Болото наползает! — крикнул капитан Орлов, псевдоним Беркут.

Ковалев глянул по сторонам. Болото в самом деле гнало неторопливой волной свою жижу от краев к ним, ноги уже скрывало выше колен.

— Огонь из всех видов оружия по болоту вокруг себя!

Автоматные очереди с противным причмокиванием стали уходить в жижу, ударили несколько подствольников, болото вспучилось от разорвавшихся в его глубине гранат.

— Электрошокерами!

В воду шлепнулись несколько гранат, заряженных электричеством. По ногам прошел зуд электроразрядов.

Болото, выгнувшееся вокруг них дугой, обмякло, перестало походить на трясущийся на тарелке холодец, сделалось вновь жидкой грязью.

— Полный вперед!

Тележка сорвалась с места, за ней, не прекращая огня, пошел личный состав. До противоположного берега добрались за пару минут.

Ковалев глянул на свои ботинки и чертыхнулся. Краска слезла с кожи, словно ботинки наждаком обработали.

— Проверить обмундирование, экипировку, оружие, — приказал он.

— Командир, впереди ручей. Стоит обмыться.

— Сначала пару гранат в него кинуть, — предложил Беркут. — Не удивлюсь, если там сидит кто-то, кто пожелает нас схарчить прямо в оберточке.

— Или сам ручеек возжелает перекусить нами, — буркнул Кузьмин, доставая химический анализатор.

Вода в ручье оказалась вполне обычной, в отличие от жижи болота, представлявшей собой сложнейшую по химическому составу коллоидную смесь. Но гранатой в него все равно выстрелили. Как оказалось, не совсем зря — всплыли двое животных, схожих с хвостатыми лягушками, и одна рыба.

Кузьмин с Серегиным на всякий случай изучили и тех и другую и пришли к выводу, что данные обитатели «гостеприимного» мира опасности представлять не могут. Зато могут послужить пищей. Но от экспериментов по поеданию местных деликатесов решили до времени воздержаться.

Перелесок заготовил для них еще пару сюрпризов. С ветки на шагавшего в авангарде бойца вдруг свалился зверь, очень похожий на крокодила, но с обезьяньим хвостом.

Вот на этом хвосте зверь и повис непосредственно перед лицом все того же Беркута, раззявив хорошо вооруженную зубами пасть. Правда, крокодил сразу оказался распоротым от хвоста до головы, но вздрогнуть его появление заставило всех.

Ну и на самой опушке некое дерево попыталось своими ветками как кнутами сбить с ног старшего лейтенанта Федорова по прозвищу Жгут. Тот ножом перерубил атаковавшие его плети и быстро откатился на недосягаемое для дерева расстояние.

Во время обеденного привала был наконец успешно запущен очередной зонд. На его снимках, сделанных специальными приборами, удалось обнаружить не менее четырех следов от костров.

— Судя по всему, здесь прошли мощные дожди, но эти костровища полностью не размыло и не занесло. А так, судя по всему, их должно бы быть на таком расстоянии в два раза больше.

— Главное, что мы имеем нужный нам азимут. Сколько мы прошли?

— Двадцать километров.

— За шесть часов!

— Еще не вечер, командир.

— Хорошо, что там у нас на карте? Есть местечко, где можно наметить ночлег?

— Предлагаю вот у этой речушки. Ребятишки там тоже останавливались.

— Согласен. Группа, подъем! Выдвигаемся курсом восемьдесят.

Во второй половине дня удалось пройти свыше тридцати километров. Дважды чуть застопорились, обходя небольшие, но довольно глубокие овражки. Еще одна небольшая задержка была по причине того, что земля неглубоко под дерном сплошь оказалась изрыта кротовьими ходами. Самих кротов никто не видел, но судя по их тоннелям, были они размером с зайца.

Пока разбивали лагерь, полковник Ковалев присел на камень, чтобы сделать на карте пометки о пройденном пути. Приборы, имевшиеся у майора Кузьмина, отметили каждый их шаг, так что нужды в этом не было, но сказалась многолетняя привычка никогда и ни в чем полностью не полагаться на технику, даже самую умную. Ну и немного подумать хотелось.

— Командир, ужин готов, — позвали его.

— Иду, — сказал полковник, убирая карту в планшет и пытаясь встать с камня, на котором ему так удобно сиделось. Но встать он не смог. Прежде чем позвать на помощь, Ковалев предпочел осмотреться. В трех местах его ноги оказались перетянуты каменными выростами в виде лент. Сломать их не удавалось. Пришлось лезть за ножом и пытаться раздолбить их рукоятью. Но не тут-то было, каменные ленты оказались пластичными и не желали крошиться. И были настолько прочны, что нож их не резал. Полковнику пришлось перепиливать захваты, и он слегка увлекся делом собственного освобождения, очень уж не хотелось ему показаться в беспомощном виде перед подчиненными. Поэтому он слегка вздрогнул, услышав в двух шагах от себя голос дочери:

— Папа! Ну что ты как маленький! Разве можно на камень-хватун садиться?

Как бы ни был он увлечен собственным освобождением, но слышал и видел все вокруг прекрасно. Даже его лучшие спецы, способные подкрасться незаметно к кому угодно, имели мало шансов приблизиться незамеченными. Потому что это были его спецы. Вот только Настин голос раздался не сзади и не с боку, а сверху. Из точки пространства, несколько мгновений назад бывшей совершенно пустынной. Оттого он и вздрогнул чуть-чуть, заметно лишь для самого себя, и на долю мгновения замер — вдруг померещилось?

— И как мне было догадаться, что это не просто камень? — спросил полковник Ковалев, поднимая глаза.

В паре метров над землей висело странное сооружение из жердей. Висело в воздухе само по себе. А на краю этого шаткого и хлипкого, даже утлого плота стояла его Настя. Его дочь. Пусть сейчас к ней очень точно подходило выражение «Родной отец не узнает», но он-то все равно узнал сразу. И ее, и даже тех мальчишек, что стояли на плоту за спиной дочери.

Настя покачала головой, легко спрыгнула на землю, подошла к отцу и, едва коснувшись пальцами, отломила все захваты и освободила отца.

Тот тоже покачал головой, удивляясь, видимо, тому, что все оказалось так просто и не слишком понятно, но встал, шагнул к дочери, схватил ее за руку и подкинул ее высоко над головой.

— Ну, здравствуй, Анастасия Никитична!

— Ну, здравствуй, папка!