Страшные истории. Городские и деревенские (сборник) - Марьяна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут уже у входа собралась толпа, кто-то воскликнул: «Безобразие!», ему вторили десятки голосов: «Это надо запретить!», «Я напишу в мэрию…», «Дождетесь — вас вообще подожгут!»
Кубарем выкатились клоуны в одинаковых терракотовых шароварах и с густо покрытыми белилами лицами. У одного на спине было вытатуировано улыбающееся лицо, у другого — плачущее. Они начали драться на огромных надувных дубинках с пищалками, выглядело это по-дилетантски и не смешно, но конферансье едва не падал на пол и утирал слезы замызганным рукавом фрака: до того ему было весело.
И вот наконец вышел метатель ножей — к этому времени Бухарин остался в шатре практически в одиночестве.
Он знал заранее, что увидит лилипута, но тот все равно оказался намного меньше ожидаемого. Настоящий мальчик-с-пальчик, только уже взрослый, с морщинами на высоком лбу и седыми волосами в клочкастой бороде.
Странно — обычно артисты не видят зрителей, воспринимают их как единую массу направленного внимания. Но едва оказавшись на сцене, метатель ножей посмотрел сразу на Бухарина — прямо в глаза ему, и тот в какой-то момент не выдержал, отвел взгляд. Как будто мальчик-с-пальчик знал, что сейчас произойдет: что именно сегодня его выследили и что именно этот человек пришел за ним. Он не пытался уклониться от этой новой своей участи, после выступления спокойно пошел за Бухариным, был сдержан и вежлив.
Дело закрыли быстро. Мальчик-с-пальчик не пытался ничего отрицать, от услуг адвоката отказался, а на суде преимущественно улыбался и молчал.
Лярва
Однажды компания молодых мужчин здорово набралась в одном из московских баров. Дело было пятничным вечером, всем хотелось расслабиться после рабочей недели, заказывали одну кружку темного пива за другой. Все они работали вместе, менеджерами в чего-то там перепродающей конторе, и был в компании один человек — кажется, звали его Мишей, — над которым все привыкли беззлобно подтрунивать.
Этот Миша выглядел довольно нелепо — рано начавший лысеть, он все еще пытался скрыть этот факт путем зачесывания оставшихся волосин на розовые проплешины. Был он сутул, неспортивен, с впалой узенькой грудной клеткой и вялыми, похожими на недоваренные спагетти, конечностями.
К тому же, за почти сорок прожитых лет он так и не обзавелся другими козырными картами — быстрой реакцией, талантом к ироничному восприятию, умением посмотреть так, что сразу становится ясно: пусть этот человек лицом и не вышел, зато проведенную с ним ночь будешь вспоминать до старости.
Нет, он все сутулился, жался по углам, отмалчивался, и другие звали его с собою в паб отчасти из чувства сострадания, отчасти из любви к сложным квестам: каждому из Мишиных собутыльников хотелось принять участие в устройстве его судьбы. Иногда за Мишиной спиной они обсуждали: девственник он или все-таки нет. С одной стороны, тридцать восемь лет мужику, неглупый он, чистоплотный, заботливый (все знали, что у Миши есть горячо обожаемая мама, которую каждую субботу он возит на дачу, потому что в электричке ее укачивает и мутит). С другой же стороны, представить его — шмыгающего носом, краснеющего, иногда выдающего визгливый хохоток — в постели было трудно.
И этот его старомодный пиджак, и свитер в катышках, из-под которого торчит воротник отглаженной мамой рубашки. И эта его манера грызть карандаши в моменты задумчивости. И неловкость — однажды кто-то задал Мише светский вопрос: «Как дела?», а тот ответил: «Да так», почему-то решив сопроводить реплику богатой жестикуляцией — развел руками, при этом сшибив все три находившиеся на столе пивные кружки. И тут же засуетился, нырнул под стол, чтобы помочь официантке, изо всех сил скрывавшей раздражение, собрать осколки, а когда она сказала: «Молодой человек, ну не мешайте же мне!», с виноватой улыбкой резко распрямился и ударился головой о столик так, что на минуту потерял сознание.
Еще было дело: какая-то девица пыталась закурить на пороге офисного центра, где они все работали, и Миша зачем-то подскочил к ней с предложением помощи — был ветер, и огонек спички, едва дрогнув, тут же гас. Миша не обладал навыком прикуривать на ветру, однако девица попалась симпатичная, а у него было настроение как-то себя проявить — и вот, чиркнув спичкой и тут же пихнув огонек ей в лицо, он поджег девушкины волосы. Хорошо, что рядом оказался кто-то, догадавшийся молниеносно нахлобучить на голову несчастной пиджак, затушив огонь.
Еще был случай первого апреля. Секретарша их шефа, совсем молоденькая подрабатывающая студентка, обычно и розыгрыши придумывала соответствующие — детские, бесхитростные. Например, распечатает на принтере лозунги: «Я — ковбой!» или «Я хочу трахнуть топ-модель» и скотчем приклеит к спинам всех, кто в тот день подвернется ей под руку. Это было отнюдь не смешно само по себе, однако зачинщица радовалась так искренне, что все ей подыгрывали.
Достался листочек и Мише с надписью «Я — марсианин». Похоже, он был единственным, кто вообще не обратил внимания на шутку. То ли и правда не заметил, что все ходят с дурацкими бумажками, то ли сделал вид. Секретарша даже, кажется, на него немного обиделась. Каково же было общее удивление, когда второго апреля на Мишином пиджаке по-прежнему красовалась табличка «Я — марсианин». Третьего апреля все поняли, что Миша не шутит, — он и правда ухитрился не заметить, что к его спине что-то приклеили. Четвертого табличка на его пиджаке стала восприниматься привычным аксессуаром, и только к вечеру кто-то сжалился и обо всем ему рассказал. Миша удивлялся искренне и долго.
— Но как же так, почему твоя мама ничего не сказала! Ты же с ней живешь.
— Да когда я на работу ухожу, она спит еще, — развел руками Миша. — А вечером — сразу в прихожей снимаю пиджак… Ну надо же, как вы разыграли меня, ребята.
Много таких историй можно было бы вспомнить.
Каждый из Мишиных собутыльников хоть однажды да попытался устроить если не судьбу коллеги, то хотя бы его сексуальную жизнь. Пытались подсунуть ему каких-то девиц, большинство из которых убегали от Миши в первые же десять минут напряженного диалога.
Вот и тем пятничным вечером кто-то из присутствующих вдруг обратил внимание на компанию девушек за соседним столиком. Такие же офисные сотрудницы, снимающие стресс пятничным сидром.
Одна из них была дурнушкой, видимо давно с данным фактом смирившейся, — она никак не пыталась хоть что-то сделать с этой отчаянной некрасивостью, хоть как-то ее обрамить. Круглые совиные глаза блекло-серого цвета, неряшливо разросшиеся брови, длинный нос с горбинкой, тонкие губы и тяжелый вытянутый подбородок — формой лица бедняжка напоминала породистого коня. Не добавляли ей привлекательности ни сероватые волосы, жидкие и кое-как подстриженные, ни шерстяное растянутое платье грязно-бордового цвета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});