Записки репортера - Игорь Свинаренко

По первому требованию посетителя музейные девушки звонят художнику домой, он приходит. Это веселый молодой человек приятной наружности, с оптимистическим взглядом в будущее. Он фактически вундеркинд:

– Я изобразительными искусствами занимаюсь с самого детства.

– И что, отец вас не сек?

– Нет, порнографией я недавно занялся. Я ею всего десять лет кормлюсь – как перестройка началась, я сразу завод бросил, ну и в чистое искусство.

– Население вас понимает?

– Я бы не сказал.

– Не бьют?

– Пока не бьют. А побьют, так за меня есть кому постоять. Власть меня уважает.

Леденейкин уверяет, что один комплект его шахмат попал к Сосковцу, а другой так и вовсе к Лужкову: вроде как правительство Москвы заказывало к 850-летию.

– Вот Бендера мне давно предлагают слепить, но я отказываюсь – образ неуловим, не за что зацепиться; за шарф не хочется.

Бендер въелся в нашу культуру и в наши постсоветские головы, в которых с перестройки еще такая каша. Остапа вспоминают в девяти случаях из десяти, когда ленивые репортеры заводят речь про жульничество или, допустим, пирамиду. Написал слово «Бендер» – и больше ничего объяснять не надо. Подписчик счастлив… Про это все я молча думал в машине по дороге из Васюков в Чебоксары, на вокзал.

Шофер тоже молчал угрюмо, а потом говорит ни с того ни с сего:

– Всю жизнь копил на старость, дальнобойщиком ездил по Союзу, чистых простыней не видел. И набрал пятьдесят тыщ. А в девяносто втором это все пропало. И что? И – ничего!

Вот видите – полно еще законных способов отъема денег у населения, не нарушая УК.

Не зря в гимне Васюков есть мудрые строки:

Жизнь Васюков уподобится чуду,Ляжет на все бендеризма печать.

Ну вот и легла, и лежит.

Но это еще не все. Шофер между тем продолжал:

– А ведь я уж совсем было деньги снял, чтоб «КамАЗ» купить. Уже машину присмотрел – так жена не дала, отсоветовала. Ну и пропали пятьдесят тыщ.

– Ты ее не убил, жену-то?

– Тогда не убил. А щас – поздно…

Вот видите: наш народ – добрый! По доброте своей он способен прощать всех за все, в том числе своих жуликов, и даже любить их навсегда. Как Бендера О.И.

Кто развалил СССР, шахтеры?

Вот это все, что мы сейчас имеем, началось в 89-м году. Но с чего конкретно? Не с шахтерских ли забастовок?

Первой тогда встала шахта имени Шевякова: ну, вспомнили? Тогда это название из всех телевизоров неслось. Оттуда есть пошла шахтерская революция, которая свергла старый режим и развалила нашу империю…

Я поехал посмотреть на колыбель той революции невооруженным глазом. Что там сегодня? Как поживают победители? Как победившая революция рассчиталась со своей гвардией – шахтерами? Раздувшими, так сказать, революционный пожар?

Печальное зрелище представляет собой героическая шахта.

Колыбель шахтерской революции – это сегодня огромная братская могила. Может быть, самая глубокая в мире: 280 метров. После революции, когда СССР развалился, там было несколько страшных подземных взрывов. Погибли люди. Удалось поднять наверх только двух мертвых шахтеров, а остальных 23 не смогли достать: под землей после еще долго горел уголь. Перед тем как шахту закрыть, в нее, чтоб потушить этот пожар (помните, раньше модно было говорить про социальный взрыв, про пожар революции – так перед вами буквализация метафор), долго лили воду. Оттого и сыро в шахтоуправлении. Как и положено могиле, шахта накрыта надгробными камнями. На граните выгравированы портреты погибших. Их поставили на сопке ровно над тем местом, где был тот взрыв. Еще там стоят два больших – всем 25 хватило бы места, если б они были живые и захотели посидеть, – железных стола под навесом. Судя по обилию бумажных цветов, никто не забыт, ничто не забыто.

Ну, мертвые худо-бедно похоронены, хотя, конечно, очень экзотическим способом. А из живых тоже никто не забыт: всех уволили по сокращению и заплатили на прощание по три оклада. Четырем из них дали денег, чтоб выучиться какой-то другой профессии. Остальным – а всего на шахте Шевякова было две тысячи человек – не хватило. Вы удивитесь совпадению, но безработных в Междуреченске сегодня приблизительно столько же. А тогда их не было ведь ни одного.

Еще одно совпадение по цифрам. У нас на шахте Бажанова в Макеевке – это, правда, сейчас заграница, самостийна Украина – тоже был взрыв, и тоже 25 человек убитых за раз. Так у наших тоже одинаковые надгробия, шахта хоронила, только фамилии разные. И портреты выбиты: там ребята из моей школы, соседи, собутыльники, отцы подружек. Кажется, всех знаю в лицо. Еще тем же взрывом ранило 17 человек, они потом по одному в больницах доходили, и хоронили их уже по отдельности.

Из меня, правда, шахтера не вышло, я шахту бросил в юности. Но дед, отец, дядья, братья, зятья – все шахтеры. Самое мое раннее воспоминание такое: ночь, я на руках у матери, весь в ее слезах, мы мчимся на шахту. И вокруг еще много женщин бегут и голосят. Потому что на шахте рвануло так, что окна во всем поселке зазвенели. А отец ушел в ночную. Утром он вернулся. В тот раз все вернулись живые.

Ведь в жизни как: одни смогли выйти на площадь, а другим слабо. На площадь или, например, на рельсы. Кто вроде хотел, но побоялся выйти, тому стыдно и он злится на смелых. И теперь выставляют смелых в виде хамов с натянутым одеялом.

Почему именно они?

Многие обижаются на шахтеров: почему именно они такие скандалисты? В то время как, допустим, брокеры, официанты и гаишники терпят, хотя трудно всем? Не знаю, поймете ли вы.

Вы, случайно, не пробовали ползком перемещаться по норе диаметром 80 сантиметров? На километровой глубине? Проползая через лужу, в которой пузырится метан? Светя перед собой прицепленной к каске лампочкой? Распугивая крыс, которые претендуют на ваш «тормозок» из колбасы? Когда с потолка капает за воротник робы? А после страшным хозяйственным мылом смывать с себя чернейшую угольную пыль? И получать за это 70 долларов, которые заплатят через полгода или год?

Еще надо учесть исторически сложившиеся шахтерские нравы и повадки. У них, например, в силу производственной необходимости вырабатывается профессиональная привычка – добираться до цели, даже если надо пробить скальный грунт.

Или взять такую сугубо революционную вещь, как взрыв. Для шахтера взрыв как способ решения проблемы не экзотика и не крайность, а обыденность. Мастер буровзрывных работ – рядовая подземная специальность. Отсюда свободная небрежность обращения со взрывчаткой, которой там навалом, несмотря на попытки ввести строгий учет. Один взрывник с нашей шахты, отец школьного товарища, прям в шахте хотел с собой покончить при помощи казенной взрывчатки. На почве несчастной любви. Коллеги отняли у него адскую машинку и выгнали домой, где он мирно повесился.

Эта мода, пижонство, эта русская рулетка, когда самоспасатели (род акваланга) бросают в кучу – авось пронесет. При том что при взрыве или пожаре этот аппарат может заметно продлить жизнь; представьте себе циркового акробата без страховки. Эта способность плевать на инструкцию и закуривать в шахте, не потрудившись даже замерить уровень метана, – на многое намекает.

Представьте себе чувствительного, нервного, с богатым воображением человека, которого занесло работать на шахту. Не можете – и правильно. Там удобней быть человеком без нервов, без воображения, грубым, сильным и смелым. (С другой стороны, эта привычка к зрелищу чужой смерти и постоянная готовность к своей – вряд ли безобидная; нервы же не железные.) Фактически это некий спецназ пролетариата. Кстати, про шахтерские полки времен двух последних больших войн рассказывают, что в них не принято было сдаваться в плен; да и сами они пленных не брали.

Но важней всего, мне кажется, отцовский инстинкт. Если идешь каждый день подыхать, то понятно желание оставить семье денег хоть на первое время. Это нормальная человеческая реакция, вот отсюда и жесткость требований, и решимость голодовок, и суровость забастовок. (Хотя новым русским политикам такое понимание ответственности может показаться преувеличенным.) Начальники говорят пролетариям, что денег нет, и уезжают на «мерсах». Когда то же самое – «денег нет» – пролетарий повторяет детям, он остается с ними, и они вместе остаются без ужина. Почувствуйте разницу.

Вы помните, как летом 98-го, перед дефолтом, кузбасские шахтеры перекрывали Транссиб. Сидели на рельсах и не пускали поезда.

– Надо сеять, а вы солярку не пускаете! – наезжали на них.

– Вы говорите, домны разрушаются? А у нас жизнь разрушена…

– А как додумались до рельсов? – спрашивал я социально активных шахтеров.

– Так это ж Ельцин нам идею подал! Это ж он хотел на рельсы лечь, если плохо станет, он первый начал про рельсы! Мы просто вместо него легли.

На рельсах они требовали отставки президента и жгли по ночам костры. Потом приехал Сысуев, рабочие заводилы совещались с ним всю ночь. И вот они вроде хотели Ельцина уволить, а потом решили: нет уж, пусть лучше достроят котельную. И то сказать, котельную поставить – все меньше мороки, чем президента менять, так ведь? Причем котельная имеется в виду та самая, которую начали по требованию забастовщиков строить еще в 1989 году…