Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский

Если же вернуться к судьбе ратных иноземцев — оказались они, на мой взгляд, вовсе не неженками и потенциальными предателями, а людьми, как все люди, не лучше и не хуже московитов. Часть из них неизбежно оказывалась подонками — что неудивительно; скорее странно, что среди наемников, продающих собственное тело и «ратное умение», еще так мало оказывалось негодяев и преступников. Часть оказывалась совершенно приличными людьми, ищущими только точки приложения своих сил (порой немалых). Кто-то, не успев получить деньги за службу, торопился уехать в более привычные края, не в силах полюбить климат, расстояния и людей Московии.

Некоторым …э… некоторым потомкам московитов почему-то кажется очень обидным, если их или их страну кто-то не хочет любить. Мне же невольно вспоминается чудесная история о том, как в начале XX века евреи пришли к Жаботинскому — одному из основателей современного сионизма.

— О вэй! Русские нас не любят!

— А почему вас должны любить?! — презрительно бросил Жаботинский.

Вот и я тоже не понимаю, почему кто-то обязан любить Россию и русских и почему шотландец, приехав работать в чужую страну, непременно должен сделаться ее патриотом? Не меньше, а пожалуй, и больше чести в том, чтобы остаться патриотом Шотландии и, прожив в России десятилетия, хотя бы под старость опять увидеть, как плывут облака над вересковыми пустошами, играет форель в горных реках и серые гуси пролетают над Эйвоном и Клайдом. И спасибо им, поработавшим на Россию!

Но, конечно же, были сделавшие и другой выбор.

Из множества искателей счастья и чинов выделялось какое-то число тех, кто хотел бы остаться в Московии надолго, а быть может, и навсегда. Мы не знаем, многие ли из участников Смоленской войны остались в Московии, но оставшиеся совершенно точно были, и немало.

А правительство так же нуждалось в офицерах и мастерах и продолжало переманивать их в Московию. Часть из них принимали православие — как правило, не первое, а второе-третье поколение тех, кто переселился в страну. Принявшие православие быстро растворялись в рядах основного населения. Не могу объяснить этого феномена, но почему-то именно в числе этих «первых русских иноземцев» оказалось очень много талантливых людей, чьи гены очень обогатили кровь служилого сословия Московии. Приведу только несколько примеров — просто тех, которые первыми приходят в голову.

Александр Лесли после Смоленской войны послужил в нескольких европейских армиях, в том числе и в армии Речи Посполитой. Под старость же он окончательно осел в Смоленске, и род Лесли, род потомков участника Смоленской войны, известен историкам достаточно хорошо, хотя и меньше, чем широким слоям населения, — Лесли, как правило, не оказывались на первых ролях. Несколько Лесли в конце XVIII века служили во флоте, помогали Алексею Орлову создавать флот Российской империи. Во время войны 1812 года прославились организацией первых в России ополченцев. По их инициативе и на их деньги был создан Смоленский дивизион ополчения. Дивизион прославился в боях и, кроме того, послужил толчком к изданию знаменитого манифеста Александра 1 от 18 июля 1812 года об организации массового ополчения в масштабах всей Российской империи. Более поздние потомки Александра Лесли составили совсем немалый пласт провинциальной русской интеллигенции середины — конца XIX века. Судьбу рода Лесли в XX веке мне не удалось проследить.

Знаменитый канцлер Елизаветы и Екатерины, Алексей Петрович Бестужев, «птенец гнезда Петрова», — потомок шотландца Беста, приехавшего в Московию при Алексее Михайловиче.

Отец не менее знаменитого сподвижника Петра, Якова Брюса, Вилим Брюс, приехал в Московию в 1647 году, род же Брюсовых существует до наших дней и уже в XX веке дал миру поэта и писателя Валерия Брюсова и его брата, известного археолога, специалиста по новокаменному веку.

Несколько позже (в 1661 году) приехал в Московию Патрик Гордон, которого авторитетный источник называет «одним из первых иностранных учителей и вдохновителей Петра на создание регулярной армии».

Заслуга создания регулярной армии в Московии совершенно напрасно приписывается и Петру, и Гордону, но вот основателем еще одной русско-шотландской семьи он действительно является.

Михаил Юрьевич Лермонтов — потомок шотландца Лермона, участника Смоленской войны, приехавшего в Московию при Алексее Михайловиче, участника Украинской войны 1654–1667 годов в чине солдата и сержанта. В семье Лермонтовых бытовала привезенная Лермоном легенда о происхождении его от знаменитого поэта и барда XIV столетия Томаса Лермона. Томас Лермон — личность очень широко известная в Великобритании, ему посвящена одна из баллад Редъярда Киплинга — «Последняя песня старого Томаса». Соответствует ли легенда действительности, трудно сказать, ведь нет никаких письменных документов, есть только легенда, передававшаяся устно из поколения в поколение.

Дмитрий Иванович Фонвизин — потомок немецкого дворянина, о чем свидетельствует фамилия его предков — фон Визен. Но он не выходец из прибалтийских немцев, а потомок офицеров «полков иноземного строя»; когда Фонвизины приняли православие, мне не удалось узнать, но, во всяком случае, ко временам Екатерины семья совершенно обрусела.

При Михаиле Федоровиче «немцы», то есть западные иноземцы, покупали себе дворы и селились в Москве, не ограниченные ничем. Их образ жизни, поведение, театральные представления и свободное поведение женщин были очень видны, потому что все это происходило на глазах у москвичей. Для православного московского фундаментализма здесь таился немалый соблазн. Как?! Выходцы из неправильных земель, расположенных «слева» от Святой Руси, полубесы, не должны совращать истинных христиан!

Рано или поздно ситуация должна была разрешиться, должен был отыскаться предлог. Таким предлогом стал скандал и чуть ли не драка в одной из лютеранских церквей. Тогда жены, привезенные из Германии, сочли себя выше женщин, долго живших в Московии, и стали занимать в кирхе почетные первые места. «Местные жены» с этим, конечно, не согласились и начали сгонять, даже силой стаскивать «приезжих» с первых мест…

Возник безобразный скандал, продолжавшийся несколько часов, и в конце концов к кирхе подошел патриарх: он должен был надзирать и за религиозными делами иноверцев, не только православных. А! Тут плохо, богопротивно себя ведут?! И патриарх велел… срыть до основания кирху, что и было тут же проделано. К вечеру этого же дня на Месте кирхи было заваленное строительным мусором место. Оставляю читателю самому судить: велел ли патриарх срыть и православную церковь из-за того, что в ней поскандалили бабы? И как надо назвать действия патриарха?

С тех пор, с 1643 года, иноземцам запрещено было селиться где-либо, кроме Немецкой, или Иноземной, слободы.

Еще при Иване IV Кукуй отвели для поселения немцев, взятых в плен во время Ливонской войны. Борис Годунов разрешил «немецким людям» завести себе кирху на Кукуе. Постепенно слободу забросили, но вот теперь иноземцы могли селиться только в Немецкой слободе Кокуй, или Кукуй, под Москвой. Днем они могли ходить довольно свободно по своим делам, но вечером обязаны были возвращаться и ночевать только в Кокуе.

Православная церковь вообще относилась к западным иноземцам достаточно агрессивно, и уже при Петре патриарх просил выгнать иноземцев из Московии, а «кирхи их поганые пожечь». Уж конечно, священники очень бдительно следили и за тем, чтобы иноземцы соблюдали свою изоляцию в Кокуе и чтобы московиты как можно меньше соприкасались с «еретиками». Естественно, у них находилось множество добровольных помощников, и сохранился оклик, с которым добрые москвичи гнали задержавшихся в Москве немцев: «Шишь на Кокуй!» Причем крик «Шишь на Кокуй!» в нескольких источниках приводится как «обидное слово», с которым на улицах обращались к пьяницам, бродягам и прочим сомнительным людям.

Выяснить, имеет ли какой-то специальный смысл слово «Кукуй», мне не удалось. Если «Кукуй» — имя собственное, то получается: сам факт поселения немцев в слободе Кукуй привело к появлению нового бранного фразеологизма.

Замечу еще, что население Кокуя ко временам Федора Алексеевича достигло примерно 20 тысяч человек. Не так много было городов с таким населением в тогдашнем мире — не только в Московии, но и в Речи Посполитой, в Германии и в Западной Европе. Население этого города было очень различно — шведы, шотландцы, датчане, голландцы, англичане, французы, но особенно много немцев. Причины, по которым многие и не всегда самые глупые шотландцы вынуждены были уезжать с родины, уже известны читателю. В Германии с 1618 по 1648 год полыхала Тридцатилетняя война, а после нее много лет страна больше всего напоминала собственные развалины, и многие княжества оставались не очень приспособлены для жизни.