Зверь с той стороны - Александр Сивинских

— А, вон ты кто… — Лоб Фердинанда маленько разгладился. Полковник даже сложил губы в подобие улыбки. — Филипп, значит. Кавалер. Тебя-то она, может, и хотела бы увидеть. Вот только вряд ли захочет, чтобы ты увидел её.

— Вы меня не томите, пожалуйста, — сказал я предельно сдержанно. — И так нервишки балуют от нежданных здешних фокусов. Мила мне не безразлична, знаете ли. Давайте так: пусть она сама решит, стоит ей со мной встречаться или нет. Хорошо?

Полковник забрал подбородок в кулак и тяжко задумался, действительно ли хорошо мое предложение. Решение, заметно было, далось ему нелегко.

— Ладно, будь по-твоему. Войди, дверь захлопни, — сказал он и отступил на несколько шагов. — Подожди пока здесь. Абрек, свой.

Волкодав опустил мосластый зад на пол и замер, не сводя с меня настороженного взгляда. Одно ухо повернулось в сторону ушедшего хозяина. Я присел на корточки и принялся мысленно бомбардировать Абрека импульсами своей огромной, неохватной любви. К моменту возвращения Фердинанда мы были уже почти друзьями. Только долг не позволял псу перейти к более тёплому знакомству, включающему трепание лохматой холки с моей стороны и дозволение холку трепать — с собачьей.

— Разувайся, — сказал Фердинанд. — Учти, при разговоре буду присутствовать я. Без вариантов. Вот тапочки. Идём.

Увидев Милочку, я не сумел подавить горестного вздоха. Одна половина её милого личика полностью затекла синюшным, распухла и, как ни старалась девушка скрыть гематому шарфом, выглядывала наружу. Синяк был и на руке — повыше запястья. Похоже, за руку её сильно и жестоко хватали и, наверное, куда-то тянули, немилосердно дёргая. Глаза скрывали большие тёмные очки.

— Солнышко! — я бросился к ней. — Маленькая, кто это сделал?

Милочка всхлипнула, отвернулась и взмолилась:

— Филипп, прошу, не смотри на меня, я такая некрасивая.

Я нежно опустил ладонь ей на плечо, осторожно сжал, погладил. Милочка, кажется, изо всех сил старалась не расплакаться. Что же это такое?!!

— Сотрясение мозга было? — глянул я на полковника. Тот отрицательно покачал головой. — Слава Богу! Ну, гады… Их поймали?

Полковник окаменел и сжал кулаки. Понятно, заключил я. Что ж, теперь у меня будет настоящее мужское дело.

Милочка наконец взяла себя в руки; заговорила. Фердинанд, решительно потеснив меня, прижал её к груди, гладил по волосам. Голос Милочки звучал глухо, в шарф.

…Тараканов вызвал её поработать шестого мая, во второй половине дня уже. Сказал, что хоть и обещал каникулы до понедельника, двенадцатого, но поскольку ожидается кое-какой срочный материал, диктофонные записи, надо бы расшифровать и распечатать. В редакции сначала никого не было, только Игорь Игоревич, Паша-Паоло (это шофёр) да она. Сидели в кабинете главного. Тараканов выглядел взбудораженным, что для него совершенно несвойственно: вечная его невозмутимость достойна поговорки. Материал должен был принести зам, но что-то задерживался. Подтянулись остальные, коллегия собралась в полном составе, всё ещё без зама. Недоумевали, для чего такой парад. Главный объявил, что сейчас принесут абсолютно сенсационные кассеты. Материал — золото, но, кажется, может быть опасен. Поэтому он хотел бы иметь при расшифровке записей как можно больше свидетелей. Все они получат копии на бумаге и дискетах. Народ возмущенно зашумел — вплоть до безобразных истерик со стороны некоторых. Как он смел подвергать их риску? У многих семьи, дети, да хоть бы и не было, какая разница? Тараканов сказал, что насильно никого не удерживает и карательных санкций против ушедших ни в коем случае не предпримет. Разбежались практически все. Остался только Сергей — новичок, который ведёт… вёл раздел "Крепкого тела крепчайший дух". Он с первого дня был неравнодушен к Милочке, наверное, поэтому. И Паоло, конечно. Милочка бы тоже, наверное, ушла, только кто бы тогда стал им печатать?

Зам появился около семи. Он заметно трусил: трясся и безостановочно облизывал губы. Положил на стол какой-то пакет, похожий на стопочку диктофонных кассет в чёрном непрозрачном полиэтилене и испарился с невнятными объяснениями. Милочка пошла к себе, за ноутбуком. Это, наверное, и решило многое из дальнейшего, а её уберегло от тяжёлых травм. В кабинете полыхнуло ослепительно и невообразимо грохнуло. Она сразу ослепла, оглохла и вообще как бы умерла ("Очевидно, светобарическая граната", — прокомментировал Фердинанд; я кивнул, соглашаясь), поэтому дальнейшее помнит плохо, урывками. Ворвались какие-то в масках и с короткими железными палками. Кажется, в кабинете завязалась драка. ("Фантастика, не может быть", — сказал Фердинанд, а я снова кивнул. Шоковые гранаты для того и предназначены, чтобы нейтрализовать всякую способность к сопротивлению.) Во всяком случае, когда её выволокли на улицу и бросили в маленький автобус, рядом лежали Тараканов, Паоло (они были залиты кровью, она узнала их только по одежде) и ещё два неподвижных тела. В таких же масках, что и у нападавших. Сергея не было.

Их привезли за город, вышвырнули из машины. Тараканов и Паоло не двигались. На них плескали из канистры, потом, кажется, спорили о Милочке — сжечь вместе с ними или не жечь вообще. Ей было всё равно. Решили не жечь. Самый высокий, широкий и злой, уже без маски — она запомнила крючковатый нос и дыру на месте переднего верхнего зуба, — скверно смеясь, кулаком ударил ей в лицо. Из кулака что-то торчало в обе стороны. Кажется, короткая дубинка.

Когда она пришла в себя, машины не было, а был отвратительный, чадный костёр. Его нужно было потушить, знала Милочка. Неподалёку возвышалась здоровенная мусорная куча, там она откопала рваную, грязную тряпку. Вонючую. Пусть, зато большую и мокрую. Горело не сильно, она накрыла — почти сразу потухло. У Игоря Игоревича всегда был при себе мобильник. Перевернула тело, нашла. Странно, телефон действовал. Не слыша себя, Милочка вызвала милицию. Чтобы могли отыскать по пеленгу, телефон не выключила. Наверное, она теряла сознание, потому что показалось: милицейские приехали слишком уж быстро. «Скорая» тут же появилась.

В общем, это всё. Тараканова и Пашу — живых, слава Богу, но в тяжелейшем состоянии — доставили в Первую городскую клинику Скорой помощи. Сергей был в разгромленной редакции; он был мёртв, убит ударом обрезка железной трубы в голову.

— Зам? — спросил я у полковника. — Его… тоже?…

— Конечно. Первым делом. Что они, кретины совсем? Главный свидетель. В собственной ванне мокнул. Полный желудок спиртного и барбитуратов.

Повисла пауза. Наверное, лицо моё как-нибудь изменилось, потому что, взглянув на него, Фердинанд подобрался и сказал: