Народы и личности в истории. Том 1 - Владимир Миронов

Но облако пыли, поднятое Английской революцией, а зачем и Реставрацией, давно улеглось. Ситуация изменилась. Просвещение уже не напоминает монастырскую обитель. Монастыри и церкви передают образовательную «эстафету» городским и сельским светским школам. В системе обучения и воспитания все более ощутим дух практических нужд, изобретательства, инженерии. Проявляются и конкурирующие моменты в деятельности высшей школы. С одной стороны, действуют традиционные, классические университеты и колледжи, с другой – промышленно-технические заведения нового типа, диссидентские академии. Обновляется и совершенствуется педагогическая метода. Возникают новые виды воспитательных заведений – скажем, знаменитая система кораблей-приютов «Трайнинг-шип». Меняется общий стиль преподавания.

На сцену поднимаются иные герои… Персонажами исторической «пьесы» становятся уже не только и не столько герцоги, лорды, святейшества, но и купцы, рудокопы, ткачи, учителя, изобретатели машин. Воззрения священников, джентльменов обогащаются и дополняются взглядами буржуа, тогда еще полных силы и дерзновения. Знание становится инструментом, с помощью которого преобразуют действительность. Человек получил возможность использовать накопленные знания в целях самоусовершенствования и улучшения жизни. «Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни». Заметно улучшилась работа системы земледелия, всей экономики. Для Англии характерен переход от эпохи эотехники к эпохе палеотехники. Упрочились связи между отдельными странами и сообществами. В труде Дж. Бернала читаем: «…Шотландия благодаря кальвинизму установила интеллектуальную связь с Голландией, в частности с Лейденским университетом, что обеспечило постоянный приток в страну высокообразованных людей, особенно в области медицины, включавшей также и химию. Великий Бургав, последователь Ван-Гельмонта и учитель, подготовивший половину всех химиков Европы, оказал особенно серьезное влияние на Шотландию, где его ученики играли ведущую роль во внедрении науки в университеты. В XVIII в. университеты Шотландии, несомненно, ни в чем не походили на своих английских братьев, они стали активными центрами научного прогресса, отличительной чертой которого было стремление связать практику с теорией во всех отношениях». Таковы некоторые самые общие итоги.[241]

Однако и в Англии в конце XVIII – начале XIX веков возрождение науки шло уже не из старых центров (Оксфорда, Кембриджа или Лондона), как это было в XVII в., а из Лидса, Глазго, Эдинбурга, Бирмингема или Манчестера. Манчестер – это легендарный город промышленной революции, подаривший человечеству первую публичную библиотеку, первую паровую машину, первый локомотив, первую железную дорогу (в ХХ в. здесь будет создан и первый компьютер). Перед нами «британские Афины» эпохи индустриализации. В отношении Манчестера английские историки говорят, что в Британии нет другого такого города, где бы на протяжении двух столетий ни прослеживалась столь явная связь между ростом индустрии и развитием наук. Манчестер считался городом торговцев и ремесленников. Тут обосновались многие из тех, кто занимался медициной и науками. Рост буржуазных отношений и накопление капиталов вели к появлению людей ученых или нацеленных на карьеру в области искусств. Из этой среды вышел Т. Персиваль, основавший научное объединение, которое затем трансформировалось в «Манчестерское литературное и философское общество». Учреждается колледж, готовящий юристов и священников. Т. Персиваль и его друзья (Т. Генри и др.) первыми предложили схему подготовки специалистов высшей квалификации для индустрии. В Манчестере прошли этапы жизни и деятельности химика Дж. Дальтона. Торговец Дж. Оуэнс учредил колледж, который должен был соперничать с ассами высшего образования типа Оксфорда и Кембриджа. Колледж выжил, процветая во многом благодаря тому, что стал неким «симбиозом капитала и культуры», переняв лучшее у шотландцев и немцев. Таковы лишь некоторые примеры деятельности купцов, банкиров, промышленников Англии середины и конца XVIII века.[242]

Манчестер в XIX веке.

Люди, стоящие близко к нуждам промышленности и торговли, первыми протянули руку помощи образованию и науке. Они понимали их значение лучше всяких банкиров. В труде Бернала читаем: «Значение науки, которая меньше ценилась в то время при дворе или в городе, было полностью осознано поколением северных промышленников и их друзьями. Они видели, что причиной того обстоятельства, что в прошлом наука не имела успеха, было то, что адепты ее не были людьми практическими. Затем, впервые в истории науки, ее начали систематически преподавать также за стенами морских школ. Несмотря на пренебрежительное отношение со стороны более старых университетов (во всяком случае, закрытых для оппозиционеров, какими было большинство людей нового направления), она нашла себе место в диссидентских академиях, подобных академиям Уоррингтона и Дэвентри. Поскольку академии эти были созданы на пожертвованные средства, успех их служил мерилом ощущавшейся в это время потребности в науке, и на протяжении XVIII века они давали лучшее, после шотландских университетов, научное образование в мире».[243] Такова плеяда ученых-практиков: «интеллектуальный отец капитализма» А. Смит, основатель современной геологической теории доктор Геттон, «владелец воздуха», святой отец Дж. Пристли, открывший кислород, наконец, Вениамин Франклин, которого иные называли «Бэконом XVIII века». Центрами научного прогресса становятся шотландские и новые английские университеты, где практика теснейшим образом увязывается с теорией. Деловые люди стараются следовать совету лорда Болингброка: «Давайте удовлетворимся частным, или экспериментальным знанием…»[244]

Интересна фигура Джозефа Пристли (1733–1804). Священник, ученый, мыслитель, педагог принадлежал к движению «рациональных диссидентов», выступающему за реформирование английской конституции и расширение прав и свобод личности. Читателю Пристли известен как ученый, «открывший кислород». Мало кто знает, что он был еще и педагогом. Он обучался в академии Дэвентри (1752–1755), учебном заведении нового типа, где, по словам Р. Уоттса, давалось самое «лучшее для своего времени высшее образование». В те времена Оксфорд и Кембридж превратились скорее в «стойло» для породистых английских джентльменов, нежели выступали в роли цитадели серьезной науки. Средние школы Британии находились в упадке. Разносторонняя личность Дж. Пристли немало дала английской системе образования. Он читал лекции по химии, анатомии, языкознанию, литературе, истории и праву. Он издал «Начала английской грамматики» (1761). Студенты Уоррингтонской академии, где он преподавал, получали на его лекциях внушительный запас знаний. Когда же он вынужден был покинуть ее стены, ректорату пришлось поделить чтение его курсов между тремя различными преподавателями.

Майкл Фарадей.

В трудах Дж. Пристли сформулирована идея прогресса цивилизации, который ставится им в зависимость от трех главных моментов – прогресса образования, факторов разделения труда, форм государственного и общественного правления. Последнюю сферу он называл «великим орудием прогресса человеческого рода». Пристли говорил, что благодаря этим факторам люди позднейших столетий стоят… выше людей предшествующих веков при одинаковом их возрасте. К такому прогрессу рода грубые животные не способны. «Ни одна лошадь этого столетия, по-видимому, не стоит выше лошадей прошлых эпох, и если имеется какой-нибудь прогресс в отношении рода, то он обязан нашим способам разведения и дрессировки лошадей».[245] А как сказал поэт: «Все мы немножко лошади!» Вскоре Дж. Пристли избирают в Королевское общество за создание научно-популярной работы по истории электричества (1766). Дж. Бентам, подчеркивая его роль в вопросе повышения престижа академии, писал: «Уоррингтон был тогда образцовым местом. Там жил Пристли». Он поддержал Великую Французскую революцию и решил уехать в Америку. Там, по предложению Джефферсона, им будет специально написана для института государственного образования в Вирджинии книга «Советы по организации государственного образования».[246]

Все заметнее и ощутимее прогресс и фундаментальных наук. Одним из наиболее выдающихся представителей экспериментального знания стал английский физик и химик Майкл Фарадей (1791–1867). Его предки были кузнецами. Показателен сам факт того, что выходец из подобной семьи получил в Англии возможность стать великим ученым. Свой трудовой путь он начинал с профессии переплетчика книг. Вскоре проявился его интерес к изучению тайн и загадок природы. В 1812 г. Фарадей попадает на лекции светила тех лет сэра Хэмфри Дэви. Прослушав их, он не сомневается в правильности избранного пути. Через год по рекомендации того же Х. Дэви его назначают ассистентом в лабораторию Королевского института Великобритании (важнейшего научного центра страны). Вместе с патроном молодой человек совершает путешествие по Франции, Италии и Швейцарии. В 1825 г. Фарадей стал директором лаборатории, а затем назначается пожизненным профессором химии в Королевский институт. Фарадей внес немалый вклад в науку: обнаружил химическое действие тока и электромагнитную индукцию, установил взаимосвязь между явлениями магнетизма, света и электричества, стал основоположником учения об электромагнитном поле («отцом электроники»).