Следак 3 - Luan

Место для нее Пахоменко выбрал неожиданное. Одно лишь достоинство — из-за закрытия навигации и холодной погоды набережная была безлюдна.

Положив локти на ограждение, я смотрел вниз в темную воду. Лед с середины реки еще не добрался до берегов, и едва видимая рябь чем-то завораживала.

В нашу первую встречу Пахоменко проникся серьезностью ситуации, особенно, когда я его припугнул созданным в Москве подразделением по борьбе с коррумпированными чиновниками, и согласился на сотрудничество, то есть обещал сдать Цепилова. Можно было этим удовлетвориться, ведь цель ради которой я заявился к заместителю начальника областного Управления торговли была достигнута, но я решил узнать об ювелирном бизнесе побольше. Нежелание Пахоменко делиться со мной информацией только подстегнуло мой интерес к этой теме и мне вновь пришлось прибегать к угрозам. Пока удалось вытянуть лишь часть схемы, касающейся незаконной деятельности специализированных комиссионных магазинов. Оказалось, что их сотрудники не только зарабатывают на оценке ювелирных изделий, но и распространяют через комиссионки продукцию подпольных ювелиров. Вот тут-то я и сделал стойку. Захотелось узнать откуда подпольные ювелиры берут драгоценные металлы и камни. Но Пахоменко дальше откровенничать не спешил, стал уверять, что не знает всех раскладов, что его дело только прикрытие деятельности комиссионных магазинов. Удалось лишь заставить его узнать имена подпольных ювелиров. Видимо, их он мне сегодня и собирался сообщить.

Я посмотрел на часы. Большая стрелка уже минула седьмую отметку. И в этот момент я услышал шаги за спиной. Обернуться не успел. Голова взорвалась от боли, а тело поглотила холодная речная вода.

Глава 21

— Ты чего так долго? — прохрипел я, когда выблевал всю речную воду, которой наглотался.

— Спешил как мог, — огрызнулся Мамонтов.

— Где этот урод? — я приподнялся, пытаясь осмотреться, но попытка оказалась тщетной — пока купался на улице уже полностью стемнело.

— Сбежал, — услышав ответ, я выматерился. — Мне надо было или его ловить, или тебя спасать. Я выбрал второе, — объяснил Семен. — Ты чем-то недоволен? Сам ведь подставился.

— Да кто же знал, что меня убивать придут. Думал, обычная встреча.

Для меня, действительно, это стало неожиданностью. Думал, мы с Пахоменко поняли друг друга. Неприятно осознавать, что где-то просчитался, и ошибка едва не стоила мне жизни.

— Скажи спасибо, что я страховать тебя пошел. Поперся бы один, как собирался, и всплыл бы на днях в виде распухшего трупа.

— Второй раз уже чуть не утоп, — задумчиво пробормотал я, и уже молча принялся подсчитывать случаи, когда меня пытались здесь убить. Пьяный мужик хотел зарубить топором, Дьяков — застрелить из обреза, Сливко пытался задушить, пироман взорвать. Как-то неправильно я живу.

Я попытался встать на ноги. В голове сразу запульсировала боль, и я со стоном рухнул обратно на задницу.

— Не дергайся, а то опять нырнешь! — рыкнул на меня Мамонтов. — Я больше в реку за тобой не полезу, — пригрозил он.

Семен полностью сырой, как и я, сидел чуть дальше от меня и, подрагивая от холода, приходил в себя после заплыва.

Вода плескалась о плиты в метрах двух под нами. На таком же расстоянии над нами возвышались ограждения набережной. А мы расположились ровно посередине на горизонтальной узкой площадке между покатыми плитами. Предстоял подъем, и я сильно сомневался, что его осилю. Накатила слабость, голова раскалывалась и болели ребра. Мамонтов переборщил с реанимационными процедурами.

— Ладно, выдвигаемся, а то вконец здесь околеем, — Семен решительно встал, от чего вода с его одежды полилась на плиты. Задрав голову, он посмотрел вверх на набережную, затем взглядом оценил мое состояние и тоже пришел к выводу, что высоту я нынче не возьму. — До лестницы придется тащиться.

На дорогу мы вышли минут через двадцать. Мое состояние стремительно ухудшалось и Мамонтову приходилось меня буквально тащить на себе.

Проезжающий мимо старенький запорожец Семен остановил, перегородив тому дорогу и тыча удостоверением в лобовое стекло.

— В госпиталь! — велел он водителю, который, как не старался и не приводил разные доводы, но так и не смог отвязаться от мокрых пассажиров.

— Может лучше домой? — попытался скорректировать я маршрут.

— Какое домой? У тебя башка разбита. Еще и переохлаждение, а это воспалением легких чревато, — рассудительно заметил он и поторопил водилу. — Чего стоишь?! Газуй!

В госпитале меня помнили. Дежурил тот же самый врач, что в сентябре лечил мне сломанные ребра.

— Что же вы, товарищ Чапыра, такой неаккуратный? — выговаривал мне доктор, зашивая раду на живую и не обращая никакого внимание на мои подвывания.

Я сидел в приемном покое на кушетке, под горло закутанный в одеяло. Мокрую одежу унесли, но обещали высушить и вернуть.

— Поскользнулся, — по слогам произнес я, от боли сводило челюсть.

Становиться потерпевшим по уголовному делу о попытке убийства в мои планы не входило. Расследование сильно затруднило бы мою жизнь. Так что пришлось валить всё на гололед и собственную неуклюжесть.

— И чего тебя на набережную в такую погоду понесло?

Я виновато молчал, своим видом показывая, что осознал какую глупость совершил.

— Оставлю-ка я тебя у нас до утра. Понаблюдаем.

Выписали меня на следующий день после обхода. Никакого сотрясения мозга, как выяснилось, у меня не было, то ли череп оказался слишком крепким, то ли удар вышел смазанным. Лишь кожу рассекло, от чего мой затылок обзавелся свежим шрамом, пока что стянутый нитками.

На работе я появился в среду и сразу же был обласкан начальством.

— Ну и сотрудник нам достался. То из-за служебной проверки дома сидит, то по соседним регионам шляется, то в госпитале отлеживается! А дела кто расследовать будет?! — бесновался Курбанов на утренней оперативке.

— Дела я раскрываю, — вставил я ремарку в поток его обвинений.

— Какие дела?! Ты обещал десять дел в прошлом месяце передать и где они?!

— Девять мы тебе передали, — теперь уже встряла Журбина.

— Девять — не десять! — парировал Курбанов.

— Все-равно это не мало! Мы, между прочим, работаем на износ! — при Головачеве моя начальница обычно молчит и бледнеет, а тут чего-то разговорилась.

— Можно я присяду? — я