Три столицы - Шульгин Василий Витальевич

Но если насильственные, запретительные меры государства ничего не приносят, кроме вреда, в экономических процессах (в особенности, когда государство выступает внезапно, «в известных случаях», каковые случаи обыкновенно имеют место именно тогда» когда экономическая жизнь болеет сама по себе), то это не значит, чтобы государство не могло влиять, и очень сильно, на экономическую жизнь, если оно подходит к ним с совершенно другой стороны.

Я говорил выше о выгоде и невыгоде трестов. С одной стороны, они великолепный аппарат для концентрации, а следовательно, сбережения народной энергии, то есть они целесообразны и экономны, как монархия (и недаром главарей трестов называют «стальными», «керосиновыми» и иными королями), а с другой стороны, они, злоупотребляя своей силой, опасны, как деспотии. Как же пройти в этом случае так, чтобы волки были сыты и овцы целы?

Теоретически говоря, можно бы предложить следующую концепцию: пусть бы было в каждой области только два «великана». Один великан, это будут все частные предприятия, добровольно соединившиеся в одно целое, а другой великан да будет государственная в этой области коммерческая деятельность.

Очень трудно говорить отвлеченно. Возьму лучше пример этого рода, уже почти осуществленный. Во многих странах есть железные дороги казенные и частные. И это является наиболее благоприятной комбинацией. Почему?

Да потому, что если бы были одни казенные железные дороги, то, как всякое казенное предприятие, они рисковали бы, так сказать, заплесневеть и закостенеть. В чиновничьем хозяйстве всегда есть наклонность застыть в установившихся рамках, в нем всегда обнаруживается недостаток инициативы, этакая некоторая степенность чиновничья, которая весьма недалека от китайской неподвижности.

Если бы были одни частные железные дороги, они в конце концов слились бы в единый трест, который взял бы в свои руки всю экономическую жизнь страны, возил бы, что хотел, как хотел и по каким ему угодно ценам.

Конкуренция в этом деле двух начал, государственного, которое не только гонится за прибылями, но преследует и другие цели, и частных железных дорог, которые именно гонятся за прибылями и потому будут применять все новейшие изобретения, эта комбинация является наиболее выгодной и наименее опасной.

То, что удается в железнодорожном деле, может, конечно, удаваться и в некоторых других областях. Сергей Юльевич Витте учредил в России водочную монополию. Возобновление идеи «царева кабака» встречало и встречает сильные возражения с точки зрения государственного достоинства, а также с точки зрения «трезвости», к которой винная монополия должна была будто бы привести, но не привела. Но, как чисто хозяйственное предприятие, водочная монополия себя очень оправдала. И водка была хороша, и цены были умеренные, и прибыль предприятие давало огромную.

Однако эта государственная водочная торговля совершалась под знаком монополии. Это вовсе не идеал. Наоборот — государственное производство должно стать в одни условия с частниками. Допустим, государство заинтересовалось табаком. Все частные табачные плантации и фабрики надлежало бы в таком разе оставить в покое, пусть себе плодятся, множатся, трестируются между собой. Трестирование надо было бы всячески поощрять для того, чтобы частные предприятия становились экономически сильнее, давали бы продукты лучше и дешевле и дороже платили бы своим рабочим. Но параллельно с этим государство могло бы завести свои табачные плантации и открыть свои табачные магазины. Являясь в высшей степени мощным противником, ибо государство обладало бы сильным капиталом, оно этим самым вынуждало бы мелкие предприятия сливаться в большие и удешевлять табак. Идеал — это чтобы в конце концов в стране был только «трестовый» табак и «государственный» табак. Конкуренция этих двух больших спрутов, поставленных в совершенно одинаковые условия (т. е. чтобы государство ни в чем не жало и не стесняло частников), дала бы, на мой взгляд, наилучшие для потребителя результаты.

Допустим, однако, что государство в какой-нибудь области оказалось неподготовленным и неумелым, а это непременно будет. В этом случае государственная промышленность начнет давать убыток. Тогда ее нужно закрыть, передав в частные руки. И наоборот: допустим, что частники не могут с государством конкурировать. Тогда, наоборот, —   частники принуждены будут отступить, однако вовсе не навсегда, а только до той поры, когда государственная промышленность в силу всегда возможного в казенном хозяйстве окостенения до такой степени отстанет от жизни, что для частной инициативы опять появятся нужные условия.

Словом, я хочу сказать, что свободная конкуренция государства и частников является, на мой взгляд, в настоящее время той формой сожития, которая могла бы использовать всю силу огромных частных хозяйств, называемых трестами, и не опасаться в то же время их хищных когтей.

Сказанное в высшей степени различно прививалось бы в разных странах. В странах с развитой частной энергией, с большими практическими навыками, мощными частными капиталами позиции государства были бы весьма ограниченными. Наоборот, там, где частный капитал вял и незначителен, деятельность государства по необходимости должна была бы быть гораздо шире.

Это последнее положение, несомненно, имеется в России. Если представить себе, что государственная деятельность — это те снега, которые одевают высокую гору сверху, то русская гора расположена в северном климате, где эти снега спускаются далеко вниз, даже летом. Чтобы они отступили наверх, туда, подальше, к самому пику, для этого нужно энергичное солнце горячей личной инициативы, которое пока в России отсутствовало.

Насколько в России казенное хозяйство может хорошо работать, это я наблюдал близко во время войны. Я был членом Особого совещания по обороне, от самого его основания и до самого его конца. Многим, вероятно, памятна та шумиха, которая была поднята, когда у нас не хватило снарядов. Без конца говорилось о том, что надо использовать частную промышленность и что, если к ней обратиться, она сделает чудеса.

Обратились. Но частная промышленность особых чудес не сделала. По крайней мере, до самого конца ее участие в поставке снарядов было сравнительно небольшое. Я не ошибусь, если скажу, что 90 процентов снарядов и всего, что к ним полагалось, поставляли казенные заводы. И эти, действительно, сделали чудеса! Они увеличили свою деятельность во много раз, в то же время поставляя снаряды по более дешевой цене, чем промышленность частная. При этом еще надо заметить, что наиболее крупный частный завод, а именно завод Путиловский, пришлось взять в казенное управление, ибо в частных руках он все время «скандалил», вместо того чтобы работать. Но как только он попал в управление генерала Маниковского (истинного героя «снарядной» кампании1), завод заработал, как часы. Передача частного сего завода казне состоялась не по требованию каких-нибудь «социалистов», коих в Особом совещании по обороне и духу не было, а по настойчивому требованию Родзянки и всех нас, убежденных «частников». Ибо нам нужна была защита России, каковую защиту мы ставили выше всяких теоретических мнений какого бы то ни было политического лагеря. Практика же показала, что в условиях военного времени казна лучше справляется с металлургией, чем многие частные предприятия. Почему мы и «национализировали» Путиловский завод задолго до того, как этим делом («национализацией») стали заниматься большевики. Вся разница состояла только в том, Что мы передали Путиловку в руки опытнейших военных (а этот опыт они приобрели на огромных казенных заводах, издревле функционировавших), а большевики всех знающих свое дело чиновников и офицеров разогнали или

обессилили, а приставили к делу «коммунистическую» накипь, которая когда не грабила, то занималась проведением в жизнь нелепейших декретов, изобретением коих занимался круглый в то время невежда в этих делах, Ленин. Впоследствии он поумнел, а когда поумнел, то прикрикнул на свою шпану, требуя, чтобы она прежде всего выучилась азбуке практической хозяйственной жизни, раз она в таковую неумытым рылом своим суется.