Зигзаг - Хосе Сомоса

— Поэтому ты вооружена? — Он попытался быстро увязать все вместе. — Ваш враг — «Игл Груп»?

— Нет, наш враг намного хуже… Несравнимо хуже.

Виктор въехал в новый поворот. На мгновение фары выхватили из темноты деревья.

— Что ты имеешь в виду? Это разве не Рик?..

— История с Риком — выдумка. Нам солгали.

— Но тогда…

— Виктор, — жестко сказала она, глядя на него в упор, — уже десять лет кто-то убивает всех, кто был на этом проклятом острове…

Он собирался что-то ответить, когда на следующем повороте в свете фар появилась машина, перекрывающая им дорогу.

21

Все его тело превратилось в правую ногу.

Однако разум не упростился до такой степени: он успел удивиться, обратить внимание на крик Элисы, подумать о родителях, призвать Бога и с ужасной ясностью осознать: Мы разобьемся.

Стоявшая посреди дороги масса металла налетела на лобовое стекло так, словно двигалась она сама. Виктору-Правой-Ноге показалось, что он весь погружается в самую глубину механизма, выжимая педаль тормоза. В его ушах стоял крик Элисы и визг цепляющихся за асфальт покрышек, перешедший в одну пронзительную ноту, в исполненный ужаса хорал спятивших старух. В двух аспектах им повезло: поворот был не очень крутой, и преграда находилась на небольшом отдалении. И все-таки, несмотря на полное выкручивание руля влево, правый бок машины врезался в водительскую дверцу стоявшей на дороге машины. На какой-то миг он был этому почти рад. Кто бы ни был этот козел, он свое получил. Потом их вынесло на обочину, и радость Виктора кончилась: за ней была только пара деревьев и склон горы. Да, Виктор, склон, идущий вниз. Но после оглушительного скольжения в заносе мир резко остановился на барьерном ограждении. Стукнулись совсем несильно: подушки безопасности даже не посчитали нужным надуваться, ньютоновская инерция слегка качнула их тела, и настал покой.

— Господи! — крикнул Виктор, словно «Господи» — это ругательство, от которого краснеют даже грузчики в порту. Он повернулся к Элисе. — Как ты?

— Вроде ничего…

Ноги у Виктора дрожали (выполнив свой долг, его правая нога превратилась в беспомощное желе), но в дело вступили его руки. Он отстегнул ремень, бормоча: «Вот козел… Я на него в суд подам… Придурок…» Он уже собирался открыть дверцу, когда вдруг остановился.

Сначала ему показалось, что появившийся за окошком и ослепивший его свет идет из той машины, но он плыл в воздухе без всякой поддержки.

— Это они, — прошептала Элиса.

— Они?

— Те, кто за нами гонится.

Черный кожаный кулак постучал в стекло.

— Выходите, — сказал кулак.

— Эй, что вообще происходит?..

Когда Виктор испытывал любые сильные эмоции, кроме злости, он обычно сердился. В данный момент ему было страшно. Он не хотел покидать защитную крепость кабины, но перспектива ослушаться приказа Черного Кулака была не из приятных. Страх говорил ему: «не открывай», и тот же страх шептал: «слушайся».

В световом конусе фар продефилировало несколько темных костюмов, полы пиджаков развевались на ветру.

— Не выходи, — сказала Элиса, — я с ними поговорю.

Она крутила ручку, чтобы опустить стекло. За ним возникло незнакомое лицо и клочок света. Элиса заговорила с лицом по-английски.

— Мистер Лопера не имеет к этому никакого отношения… Отпустите его…

— Он тоже должен идти с нами.

— Повторяю вам…

— Не усложняйте, пожалуйста, ситуацию.

Пока он прислушивался к этому чинному спору, в его сиденье внезапно прорвалась ночь. Им как-то удалось открыть его дверцу, хотя он не помнил, чтобы он снимал блокировку. Теперь между Черным Кулаком и ним не было никаких преград.

— Выходите, мистер Лопера.

Его предплечье сжала чья-то рука. Слова застряли у него в горле: никто и никогда к нему так не притрагивался, все его отношения с людьми строились на вежливом расстоянии. Рука тянула, силой вытаскивала его из машины. Теперь, помимо страха, он испытывал ярость честного гражданина, которого запугивают представители властей.

— Эй, что вы делаете!.. По какому праву?..

— Идемте.

Их было двое: один лысый, другой светловолосый. Говорил лысый. Виктору показалось, что светловолосый даже не понимает по-испански.

Да ему это было и ни к чему.

У светловолосого был пистолет.

Дом, расположенный в нескольких километрах от Сото-дель-Реаль, был таким, каким она его помнила. Возможно, единственное различие заключалось в том, что внутри был больший беспорядок, а вокруг выросли новые здания. Но все та же двухскатная крыша, белые стены, веранда и старый бассейн. Было темно, хотя, когда она была здесь в первый раз, тоже было темно.

Все было таким же, и все изменилось, потому что во время первого приезда она ощущала прилив надежды, теперь же, напротив, была совершенно подавлена и обессилена.

Комната, в которой ее заперли, оказалась маленькой спальней, где, похоже, уже многие годы никто не спал. Никаких украшений, только кровать без покрывала и тумбочка с голой лампой — единственным источником света. И два шкафа: один деревянный, с прогнувшейся от старости правой дверцей, другой — из плоти и крови, в черном костюме, с наушником и скрещенными руками, стоял прямо перед дверью. Элиса уже пробовала говорить со вторым шкафом, но это было также бесполезно, как и с первым.

Пока она вышагивала по пустынной комнате под пристальным взглядом цербера, ее мысли возвращались к единственной из множества важных тем, самой насущной. Прости меня, Виктор. Прости меня, пожалуйста.

Она не знала, куда его увели. Скорее всего тоже сюда, в этот дом, но устроившие им засаду люди разделили их, заставив Виктора сесть в другую машину. Ее повезли в автомобиле Виктора (естественно, отобрав дурацкий бесполезный нож). Однако она была почти уверена, что обе машины ехали в одно и то же место, и что Виктора привезли раньше, чем ее. В данный момент его, наверное, допрашивают в другой комнате. Бедный Виктор.

Она решила, что поможет ему выбраться из этой дыры, пусть это даже будет последнее, что ей доведется сделать. Втянуть его в это дело было с ее стороны непростительной слабостью. Она поклялась себе, что сделает все возможное, использует свою жизнь как обменную монету или мостик, по которому он сможет выбраться. Но для начала ей нужно было получить ответ на ужасно волнующие ее вопросы. Например, почему звонок состоялся, если это место было небезопасным? И откуда узнали о встрече они? Может, они с самого начала устроили им ловушку?

Через двадцать — тридцать минут дверь резко распахнулась, ударив охранника по спине. В комнату заглянул какой-то человек без пиджака (не Важная Особа, пока не она, хотя Элиса была уверена, что вскорости ее увидит). Оба мужчины обменялись извинениями на английском, но никто не стал ничего ей объяснять. Тот, кто ее сторожил, сделал ей знак своей громадной головой, и Элиса подошла ближе.

Ее провели через гостиную в сторону лестницы. Пахло свежесваренным кофе, и люди в пиджаках или без них сновали в кухню и из кухни с чашками и стаканами. У них все было спланировано заранее.

Наверху ее снова обыскали.

Уже не с помощью металлодетектора, а руками. Заставили снять куртку, поднять руки над головой и расставить ноги. Обыск проводила не положенная по закону женщина-полицейский, которая может касаться другой женщины, а мужчина, но ей было все равно. За годы слежки и допросов она утратила чувство самоуважения. И ясно было, что они тоже не собираются обращаться с ней уважительно. Что они искали? Что она могла им сделать? Они нас боятся. Намного больше, чем мы их.

После тщательного досмотра мужчина кивнул, вернул ей куртку и открыл дверь в другую комнату, где было устроено что-то вроде библиотеки.

И в ней, о да, сидел Важный Подонок.

— Госпожа Робледо, я всегда рад новой встрече с вами.

Ей казалось, что она готова к этой встрече.

Но она ошибалась.

Подавляя ярость, она согласилась сесть в кресло перед небольшим столом. Один из мужчин вышел из комнаты и закрыл дверь, другой остался стоять за ее спиной, готовый действовать, если она, к примеру, решит броситься на седого дедушку и выцарапать ему глаза. Вероятность этого, конечно, существовала.

— Я знаю, почему вы хотели сюда сегодня приехать, — сказал седовласый на правильном английском, усаживаясь к столу после того, как она села. Он явно только что прибыл: пальто еще висело на стуле, и на нем блестели капельки ночной сырости. — Обещаю, что много времени у вас не отниму. Мы только мило побеседуем. А потом вы сможете встретиться с вашими друзьями… — Стоявшая на столе лампа с большим абажуром наполовину скрывала его лицо; мужчина отодвинул ее, и Элиса увидела его улыбку. Зрелище было не из тех, которые ей страстно хотелось бы увидеть, но ничего не поделаешь.