Разговор в «Соборе» - Марио Льоса

— Как хорошо, что ты пришла, — сказал Амбросио. — Я уж боялся, что зря тут торчу.

— Я иду на трамвай, — с негодованием повернулась к нему Амалия. — Я к тетке еду.

— А, вот и хорошо, сказал Амбросио. — Значит, нам по дороге.

— Да, совсем забыл, — сказал майор Паредес. — Эспина стал часто встречаться с твоим другом Савалой.

— Это ничего, — сказал он. — Они давние друзья. Эспина устроил ему заказ для армейского интендантства.

— Мне кое-что не нравится в поведении этого сиятельного дона Фермина, — сказал майор Паредес. — Мы за ним послеживаем. Он якшается с апристами.

— И благодаря этому в полном курсе их дел, — сказал он. — Фермин, а значит, и я. На его счет можешь не беспокоиться — только время попусту потеряешь.

— Лояльность этих вельмож никогда не внушала мне доверия, — сказал майор Паредес. — Он примкнул к нам для того лишь, чтобы обделывать свои делишки. Он извлекает из нашего дела пользу для себя.

— Как и все мы, — улыбнулся он. — Важно, что его польза идет на пользу режиму. Ну-с, займемся Кахамаркой?

Майор кивнул и, сняв трубку одного из трех телефонов, отдал распоряжение. Минуту он сидел, о чем-то размышляя.

— Сначала мне казалось, что ты прикидываешься циником, — сказал он наконец. — Теперь вижу, что ты на самом деле ни в кого и ни во что не веришь.

— Мне не за веру платят, а за работу, — снова улыбнулся он. — А с работой я справляюсь. Не правда ли?

— Если ты ищешь только выгоду и пользу, почему не согласился занять должности, которые предлагал тебе президент, — они в тысячу раз выгодней твоей? — засмеялся майор Паредес. — Выходит, ты не такой уж циник, Кайо.

Тот перестал улыбаться и с кроткой покорностью поглядел на майора:

— Почему? Потому что твой дядюшка дал мне шанс, равных которому пока не было. Потому что я еще не встречал человека, который справился бы с этими делами лучше, чем я. А может быть, потому, что мне нравится эта работа. Сам не знаю почему.

— Президент очень обеспокоен твоим здоровьем, — сказал майор Паредес, — и я тоже. За эти три года ты постарел лет на десять. Как твоя язва?

— Зарубцевалась, — сказал он. — Слава богу, можно больше не пить молоко. — Он взял со стола сигареты, закурил и тотчас закашлялся.

— Сколько ты выкуриваешь в день? — сказал майор Паредес.

— Пачки две-три, — сказал он. — Но черный табак, а не эту твою траву.

— Интересно знать, что именно тебя доконает, — засмеялся майор Паредес. — Курение, язва, твои таблетки, апристы? Или какой-нибудь отставник вроде Горца? Или твой гарем?

Он только улыбнулся в ответ. В дверь постучали, и вошел давешний капитан с усиками, держа в руках планшет. «Снимки готовы, господин майор». Паредес расстелил план на столе, и они оба надолго склонились над красными и синими значками на перекрестках, над жирной черной линией, извивавшейся по улицам и обрывавшейся на площади. Маршрут следования… — говорил Паредес, — места сосредоточения… намеченные остановки… мост, который торжественно откроет президент… Он кое-что заносил в блокнот, курил, иногда монотонно переспрашивал, уточняя. Потом оба снова уселись в кресла.

— Завтра я с капитаном Риосом еду в Кахамарку, наведу последний глянец, — сказал Паредес. — По нашей линии все в полном порядке, служба безопасности отлажена как часы. А твои люди?

— С безопасностью никаких проблем, — сказал он. — Меня беспокоит другое.

— Прием? — сказал Паредес. — Опасаешься эксцессов при встрече?

— Сенатор и депутаты обещали заполнить площадь верными людьми, — сказал он. — Но всем их обещаниям грош цена, сам знаешь. Я вызвал в Лиму представителей комитета по встрече президента. Ближе к вечеру я с ними потолкую.

— Эти горцы будут последними свиньями, если не встретят президента с распростертыми объятьями, — сказал Паредес. — Он проложил у них шоссе, выстроил мост. Раньше никто и не слышал про Кахамарку.

— Кахамарка была оплотом апристов, — сказал он. — Мы основательно почистили город, но всякое может случиться.

— Президент верит в успех, — сказал Паредес. — По его словам, ты обещал ему сорокатысячную манифестацию и полное благолепие.

— Будет ему и манифестация и благолепие, — сказал он. — Но в гроб меня вгонит это, а не язва и не сигареты.

Заплатили китайцу, дон, выбрались наружу, а в патио все уже собрались, и сеньор Лосано, увидевши их, сделал недовольное лицо и постучал по циферблату своих часов. Стояло в патио человек с полсотни, все в штатском, кто-то ржал, и дух стоял тяжелый. «Чем он лучше меня, — возмущался Лудовико, — кто он такой, чтоб нас инструктировать?» — а майор из полиции был вот с таким брюхом, дон, заика и через каждое слово говорил «значит»: з-з-значит, штурмовые г-г-гвардейцы и н-н-наряды рассредотачиваются по п-прилегающим улицам, а к-к-конные патрули скрытно занимают гаражи и д-д-воры. Лудовико и Амбросио потешались, дон, слушая е-е-его, но Иполито стоял как на панихиде. Тут выступил вперед сеньор Лосано, стало потише.

— Самое главное в том, чтобы полиции не пришлось вмешиваться, — сказал он. — Сеньор Бермудес особо это подчеркивал. И чтоб никакой стрельбы.

— Это он для тебя старается, — сказал Лудовико Амбросио. — Чтоб ты все передал дону Кайо.

— И п-п-потому, значит, личное оружие в-вам роздано не будет, п-получите, значит, только дубинки и п-прочее.

Тут все завыли, загудели, затопали ногами — запротестовали, дон, но открыто возразить никто не решился. М-м-молчать, сказал майор, но уладил все дело сеньор Лосано — и так умно, дон:

— Неужто таким первоклассным ребятам понадобится палить, чтобы разогнать кучку полоумных? А если пойдет наперекосяк, пустят штурмовых гвардейцев, — и пошутил еще, светлая голова: — Ну-ка, кто боится, поднимите руку. — Никто, конечно, не поднял, а он: — И хорошо, а то пришлось бы вычесть за то, что выжрано было за счет казны. — Тут все засмеялись, а он: — Продолжайте, господин майор.

— Ну вот, з-значит, и все. П-получите снаряжение, но сначала п-приглядитесь друг к другу, чтоб дубинкой своего не звездануть.

Опять засмеялись, но не потому, что было смешно, а просто из вежливости, а в арсенале им под расписку выдали резиновые дубинки, кастеты, велосипедные цепи. Вернулись в патио, некоторых уже так развезло, что еле говорили. Амбросио завел с ними беседу: кто, да откуда, да где призваны. Но там все были добровольцы, дон. С одной стороны, рады были сшибить пару лишних солей, а с другой — было боязно: мало ли как все обернется. Покуривали, пошучивали, замахивались, дурачась, друг на друга дубинками. Так проваландались до шести, а в шесть пришел майор и повел всех в автобус. На площади они разделились: половина осталась с Лудовико и Амбросио у качелей, а другую половину Иполито увел к кинотеатру. По трое-четверо стали подтягиваться к месту. Лудовико и Амбросио поглядывали на креслица качелей: вот, наверно, юбки-то парусят, а? Но в тот раз, дон, ничего бы не увидали, темновато было. Остальные покупали себе у ларьков и лотков всякие пирожки и сласти, а двое так и не расстались со своей бутылкой — пристроились у «американских горок» и потягивали из горлышка. Похоже, Лосано надули, сказал Лудовико. Они торчали на ярмарке полчаса — и ничего.

В трамвае они сели рядом, Амбросио купил билеты. Амалия была так зла, что даже не смотрела на него. Ну, чего ты такая злопамятная? — говорил Амбросио, а она, отвернувшись, глядела в окно на авениду Бразилии, летевшие мимо машины, на кинотеатр «Беверли». Говорят, женщины добросердечны, но злопамятны, сказал Амбросио, вот и ты тоже, ведь когда они случайно встретились на улице и он сказал ей, что в одном доме в Сан-Мигеле ищут прислугу, она же с ним разговаривала? За окном — полицейский госпиталь, старая церковь Святой Магдалины. А потом, у черного хода? Салезианский коллеж, площадь Болоньези. У тебя кто-нибудь есть, Амалия? Тут в вагон сели две женщины — похоже, легкого поведения, — заняли места напротив, начали поглядывать на Амбросио, бесстыдницы. Велика важность, если мы иногда прогуляемся с тобой, как давние друзья? А они похохатывали, вертелись, стреляли в него глазами, и тут вдруг, ни с того ни с сего, язык словно сам собой выговорил: ладно, так куда же мы пойдем? — и смотрела она при этом не на Амбросио, а на тех двух. Амбросио оторопело уставился на нее, заскреб в затылке, потом засмеялся: ну, ты даешь! Первым делом они отправились в Римак, Амбросио должен был встретиться со своим приятелем. Вошли в ресторанчик на улице Чиклайо, приятель сидел там и ел цыпленка с рисом.

— Знакомься, Лудовико, моя невеста, — сказал Амбросио.

— Не слушайте его, — сказала Амалия. — Просто старая знакомая.

— Садитесь, — сказал Лудовико. — Выпейте пива со мной за компанию.

— Мы с Лудовико работаем вместе, при доне Кайо состоим, — сказал Амбросио.

— Я за рулем, а он — так, на всякий случай. Жуткие у нас с тобой ночи, верно, Лудовико?