Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства - Елена Коровина

Семейная легенда гласит, что композитор, всю жизнь вынашивающий замысел оперы по сказкам великого Э.Т.А. Гофмана, на финальной стадии чуть не отказался от ее написания. Словно почувствовал, что это творение потребует слишком большой платы – жизни окружающих ее людей. По той же легенде, опера была просто НАВЯЗАНА композитору призраком самого Гофмана, уже покойного к тому времени. Говорили, что Оффенбах даже сам пугался завораживающих, но, увы, затягивающе-черных звуков музыки, которая приходила ему в голову. Но некие высшие силы не давали ему бросить работу. Впрочем, Оффенбах ее так и не завершил. Прекрасная, но и зловещая музыка забрала у него все силы. Заканчивал партитуру и оркестровал ее другой композитор – Эрнест Гиро, друг и коллега Оффенбаха.

И сразу же после премьеры начались мистические события: опера словно мстила тем, кто к ней прикоснулся. Гиро сломал ногу, драматурги Мельяк и Галеви, писавшие текст к опере (хотя многое в либретто сочинял и сам Оффенбах), слегли с какими-то затяжными болезнями. Даже Карвальо, директор «Опера комик», где прошла премьера, неудачно схватившись за перила театральной лестницы, вывихнул руку.

Однако гениальную музыку желали услышать в Европе. Директор Рингтеатра в Вене герр Яунер во что бы то ни стало пожелал поставить «Сказки Гофмана». Венская премьера состоялась в конце 1881 года. Успех был потрясающим. Говорят, что меломаны, аплодируя, отбили себе ладони. Однако на втором представлении произошло ужасное – начался пожар. Несколько человек погибли прямо в зрительном зале, сотни пострадали от давки, пытаясь выбраться из задымленного театра. Здание Рингтеатра сгорело дотла.

Ну как тут не вспомнить кошмарную постановку оперы самого Гофмана. Тогда его «Ундина» тоже была встречена на ура 3 августа 1816 года… Но через тринадцать постановок Берлинский королевский театр, где она шла, сгорел. Такое вот дьявольское дежавю…

По театрам мира поползла леденящая душу легенда: опера «Сказки Гофмана» проклята. Ее назвали «оперой, приносящей несчастье» и перестали ставить. Только через четверть века, в 1905 году, она вновь попала на сцену. Но… оказалось, что оригинальной партитуры Оффенбаха нет. Ну как сквозь землю провалилась! Музыковеды искали долго, но безрезультатно. Вспомнили, что в «Опера комик», где прошла парижская премьера «Сказок», в 1887 году случился… грандиозный пожар. Ну просто не опера, а адское пламя. Скорее всего, решили музыковеды, и партитура дьявольской оперы сгорела.

Надо сказать, что и после того, как ХХ век начал ставить оперу, отблески ее «пламени» не угасли. Впрочем, всем, кто впоследствии прикасался к творчеству Гофмана, приходилось смиряться с неизбежной мистикой.

Например, на моей памяти в 70-х годах ХХ века на Неделе немецкого кино кинематографисты пообещали показать экранизацию «Сказок Гофмана» все того же Оффенбаха. Так не смогли! На знаменитой песенке Гофмана о Клейнцахе пленка порвалась. И восстановить не удалось. Зрители, собравшиеся специально на эту кинооперу, разбрелись по домам несолоно хлебавши. А когда несколько лет назад телевидение решило показать знаменитую постановку оперы Оффенбаха, где партию Гофмана поет Пласидо Доминго, это получилось только со второй попытки.

Однако на рубеже ХХ и XXI веков по всему миру неожиданно и стремительно начались новые постановки оперы. И случилось неожиданное, но обнадеживающее событие: летом 2004 года нашлась партитура «Сказок Гофмана», считавшаяся сгоревшей в пожаре театра «Опера комик» в 1887 году. Нежданно-негаданно она всплыла в библиотеке Парижской оперы. Ну не чудо ли? И не знак ли того, что проклятие перестало действовать и оперу можно ставить спокойно?..

Двойная жизнь Флоримона Эрве

Он сочинял мессы, мотеты и другие духовные произведения. И никто не знал, что он мечтает об оперетте. Потом он написал восемьдесят оперетт, но мечтал закончить духовную симфонию-ораторию. Пристрастия легендарного композитора – отца оперетты Флоримона Эрве (1825–1892) двоились. Да и сам он вел двойную жизнь. Это был его секрет. Однако еще упорнее он запрятывал в жизни и другую тайну: его лучшие оперетты были подсказаны сюжетами, которые он почерпнул в… сумасшедшем доме. Впрочем, театр и сумасшедший дом иногда оказываются так близки…

Долговязый и неуклюжий юноша брел наугад. Его душили слезы: жизнь не складывалась! Он выучился играть на органе, но в церковь, которая его приютила, пришел органист-профессионал. Играть больше не на чем. Орган ведь не купишь, как скрипку или рояль… Вздохнув, юноша оглянулся. Куда он забрел? Какое-то предместье Парижа – парк, старинная церковь. Юноша вдруг отчетливо услышал голос: «Там твое будущее!»

И зазвучал орган…

Флоримон вошел. В церкви стояла тишина, видно, органист уже закончил свою игру. Церковный служка подозрительно оглядел вошедшего: одет плохо, худ до неприличия. Гнать бы такого! Но юноша вдруг прижал руку к сердцу и напыщенно произнес: «Я здесь по воле народа, и заставить меня уйти можно только штыками!»

Служитель не понял, что Флоримон процитировал Мирабо, но на всякий случай решил не связываться с незнакомцем. Вмиг юноша оказался на месте органиста и заиграл. Услышав его музыкальные импровизации, из ризницы торопливо вышел священник: «Вас привело Провидение, мой юный друг! Нам так не хватает органиста!» – «Но я же слышал, как у вас играет орган!» – изумился Флоримон. «Не может быть! – замялся священник. – Ведь вчера Бог прибрал нашего органиста…» – «Но я слышал музыку, когда входил в вашу церковь!» – настаивал Флоримон. Священник грустно улыбнулся: «Не может быть! Хотя… Вдруг это знак свыше? Хотите занять место нашего органиста?» Флоримон возликовал: «Конечно! Но что это за церковь?»

Священник вздохнул и расплылся в улыбке: «Это церковь Бисетра – самой известной в Париже психиатрической лечебницы!»

Так уж повелось, что каждый день больных приводили здесь на мессу. С весны 1842 года семнадцатилетний Флоримон услаждал их хоралами. Уже через пару недель он заметил, что музыка успокаивает пациентов. Утихомиривались даже самые буйные – «Наполеон» и «Фауст». «А не попробовать ли лечить больных с помощью музыки?» – подумал молодой органист. И вот он составил из пациентов церковный хор. Конечно, зрелище не для слабонервных. Десятки мужчин и женщин с тупыми лицами, столпившись вокруг органиста, выли нечто маловразумительное. Но время шло. Больные все больше воодушевлялись, многие вышли из тяжелой депрессии, и хор зазвучал стройнее. Чтобы не утруждать пациентов большими песнопениями, молодой органист начал сочинять крошечные кантатки, называя их «музыкальными пилюлями». И «пилюли» помогали!

В 1847 году Флоримон познакомился с комическим актером Дезире – смешливым, толстеньким. Тому понравилась музыка, и он заказал ему музыку к своему бенефису.

Сцена! О ней Флоримон даже мечтать не смел. Но Дезире пристроил его на маленькие роли в театр на Монмартре. Ах, этот театр – кулисы, актрисы, кокетливые личики, свободные нравы. Ну как от всего этого отказаться?!

Жаль, только денег в театре Флоримону не платят. Зарабатывать приходится, по-прежнему дирижируя сумасшедшим хором. Каждый вечер Флоримон пробирается из церкви в театр, под утро возвращается обратно. И все тайком: начальство узнает – выгонит! От двойной жизни голова кругом идет – куплеты с церковными хоралами путаются. Зато его музыкальная буффонада «Дон Кихот» принята к постановке. И Флоримон начал репетировать самого Дон Кихота. Делая афишу, директор спросил его: «Ваша фамилия?» У Флоримона сердце екнуло. Начальство увидит, что он, Флоримон Ронже, подвизается на сцене, выйдет скандал! Но ведь можно взять псевдоним. И Флоримон ответил: «Флоримон Эрве!» Так родился двойник.

А в Бисетра стало твориться невообразимое. Едва Флоримон начинался собираться в театр, то свеча гасла, то дверь его каморки захлопывалась. Проклятая лечебница не желала отпускать его! А потом случилось и вовсе дикое. Флоримон спустился в церковный подвал и вдруг увидел впереди траурную процессию. Прямо через стены из одного угла в другой проплыл гроб, а за ним прошло призрачное шествие – приплясывающий и галдящий хор пациентов Бисетра. «Что происходит?» – в страхе спросил Флоримон. «Мы хороним господина Ронже!» – крикнул кто-то из толпы. Флоримон выскочил из подвала как ошпаренный. Надо же, что мерещится! Да в этом дурдоме он и сам сойдет с ума. И ведь предупреждал же Флоримона главврач: у вас самого психика слабая. А как сберечь нервы в психушке?!

Утром Флоримон сбежал в театр. Его встретил директор: «Дорогой господин Эрве!» И Флоримон вдруг понял – видение не соврало: господина Ронже и впрямь больше нет. Он упокоился в стенах Бисетра. Зато его двойник из театра одержал победу.

Началась новая жизнь. 8 апреля 1854 года композитор Флоримон Эрве открыл собственный театр на бульваре Тампль. Через месяц он придумал название «Фоли нувель» – «Новые безумства». А как еще он мог назвать свое детище?! На первом же спектакле «Жемчужина Эльзаса» в зал со сцены хлынул водопад веселых мелодий и ворох безумно дерзких шуточек. А героиня впервые на сцене станцевала и вовсе невообразимое – «непристойный» канкан. Так открылся первый в мире театр оперетты (маленькой оперы). Название это Эрве тоже выдумал сам.