Египет. История страны - Гарри Адес

Более эффективным в оправдании нового правления, чем все эти меры, оказались боевые победы нового султана, заслужившие ему славу спасителя ислама. Он провел большую часть своего царствования в военных походах, освобождая и присоединяя к своим владениям Сирию и Палестину, а также берберские и нубийские территории к западу и югу от Египта. Монголы были изгнаны, границы укреплены по линии Евфрата, так что население получило защиту от набегов; султан обратился против других неверных — крестоносцев. Осадой, штурмом, уничтожением урожаев и пастбищ, изредка переговорами Бейбарс сумел захватить ключевые порты, города и замки, ранее принадлежавшие западным христианам. После этого у крестоносцев не осталось сил для сопротивления мамлюкам, даже после смерти Бейбарса. Калаун (1279–1290) скончался накануне битвы при Акре, последнем латинском укреплении в Святой Земле, оставив сыну Халилу (1290–1293) честь изгнания крестоносцев в 1291 году. Однако именно Бейбарс был творцом их падения, а победы в Армении и Анатолии позволяют включить его, наравне с Харуном ар-Рашидом и Саладином, в число величайших героев ислама.

Путь мамлюка

Несмотря на славу Бейбарса и все предпринятые меры по легитимизации власти, система правления мамлюков не была достаточно прочной. На самом деле мамлюкский султан правил лишь до тех пор, пока повелевал своими воинами, от которых зависело его положение и сама власть. Бейбарс и его преемники удерживали трон саблями преданных лично им мамлюков из кипчаков — большинство бахри составляли выходцы с Кавказа. Позднее мамлюкские султаны стали привлекать других воинов: высоко ценились татарские мальчики, а также черкесы, греки, славяне и албанцы. Доставленных в Египет на кораблях язычников размещали в казармах вместе со старшими воинами; там они учили арабский, осваивали Коран и обращались в ислам. Первоначальное обучение включало в себя боевые искусства; их тренировали в верховой езде и стрельбе из лука, превращая диких юношей в самых почитаемых и грозных воинов той эпохи. Оторванные от дома и семьи в юном возрасте, мамлюки хранили верность только своим командирам и товарищам по оружию. Повзрослев, они получали свободу, а если проявляли честолюбие и способности, могли заслужить ранг эмира и земельное пожалование (икта), которое позволяло существовать безбедно. Размеры вознаграждения и число воинов под началом конкретного эмира возрастали по мере карьерного роста, но продвижение по службе можно было получить и хитростью и жестокостью; постоянные интриги между группами мамлюков подрывали силы армии. Кто-то достигал высших военных и административных постов, конечной же целью любого амбициозного эмира было место султана.

Одной из самых необычных, но принципиальных черт системы был запрет на прямое наследование. Смысл состоял в том, чтобы не создавать наследственную военную элиту, связанную родственными узами; важны лишь верность господину и командиру, несовместимые с передачей власти и богатств от отца к сыну. Как заметил некий чиновник, «один покорный раб лучше чем 300 сыновей; последние желают смерти отца, а первый — славы господина». Когда умер Бейбарс, выпивший слишком много испорченного кумыса во время игры в мяч, его сын Берке (1277–1279) весьма обрадовался. Тем не менее наследственность сказывалась, и многие мамлюкские султаны пытались обеспечить своим сыновьям преемственность власти. Сам Берке воспитывался как будущий султан, но вскоре был смещен с престола, а его младший брат имел худшую участь, продержавшись на троне лишь несколько месяцев, пока не воцарился Калаун, самый сильный из эмиров. Калаун был, безусловно, наиболее удачным правителем династии, хотя ему наследовали семнадцать потомков (среди прочих наследников) между 1290 и 1382 годами, а его второй сын Аль-Насир Мухаммед I (1293–1294,1299-1309,1310–1341) занимал престол едва ли не дольше всех прочих правителей средневекового исламского мира, хотя его дважды смещали. Однако настоящей династии так и не сложилось; после смерти султана на престол вступал зачастую не его сын, а брат или самый энергичный мамлюкский командир.

В прошлом историки строили предположения по поводу очевидной неспособности мамлюков произвести более двух-трех поколений наследников; причину видели в том, что заастую мамлюки отдавали предпочтение перед женщинами красивым мальчикам. Эммануэль Пилота, венецианский купец, живший в Каире в начале XV века, писал:

Несколько купцов-варваров, торговавших исключительно маленькими мальчиками-рабами определенного возраста, который устраивал султанов, доставляли их в Каир… Когда детей представляли султану, присутствовали и старые оценщики, которые судили о внешности мальчиков.

Мамлюкские эмиры жаждали заполучить мальчиков для услаждения, этот «позорный обычай», согласно французскому историку Вольнею, был «первым уроком, который усваивал молодой мамлюк от старших товарищей по оружию». Несомненно, «порочные греки и татары» являлись частью мамлюкской системы, но едва ли они несут ответственность за неспособность мамлюкских султанов создать династию.

Правда гораздо прозаичнее. Последовательные династии не склонны к опасной военной карьере, они предаются радостям жизни: наследники явно проигрывали в соперничестве с энергичными «новыми мамлюками». Вознаграждения и земельные пожалования, раздаваемые эмирам, после смерти возвращались государству, а не переходили к их детям, которым приходилось бороться за собственное продвижение с жаждавшими власти рабами-мамлюками. Богатство и положение в обществе добывались интригами и насилием, поэтому не удивительно, что после Бейбарса только десять из более чем пятидесяти мамлюкских правителей смогли умереть естественной смертью, а остальные были убиты или свергнуты.

Несмотря на многочисленные убийства, заговоры и насилие, унесшие жизнь 55 правителей в течение 267 лет, система оказалась поразительно эффективной, она обеспечила долгий период процветания страны, условия для художественных свершений и архитектурного великолепия. Как заметил историк Ибн Хальдун (XV):

Когда государство Аббасидов погрязло в упадке и роскоши, облачилось в одежды бедствий и бессилия… когда оно лишилось сил и утратило желание защищать ислам… тогда милость Аллаха спасла веру… послав мусульманам от турецкого народа и от многочисленных великих племен правителей для защиты, чрезвычайно верных помощников и привела их от Дома войны в Дом ислама, под власть рабства, которое таит в себе Божье благословение. Посредством сего рабства они научились славе и благословению и вошли под сень Божественного провидения; исцеленные рабством, они вступили в мусульманскую религию с твердой решимостью истинно верующих и с добродетелями кочевников, не подверженных развращенной природе, не познавших нечистых удовольствий, не соблазненных цивилизованной жизнью, и с рвением, не сокрушенным изобилием роскоши. Работорговцы привозили их в Египет целыми партиями, словно песчаных куропаток к водным участкам… Одна волна пришельцев следовала за другой, поколение сменяло поколение, и ислам торжествовал, а царство прирастало свежей юностью.

Расцвет искусства

Египет, конечно, смог извлечь немалую прибыль из правления мамлюков. Контролируя Египет и Сирию, мамлюки занимали ключевое место в торговле между Европой и Индией, получали значительные доходы, которые вкладывали — что подтверждало их статус поборников ислама — в строительство мечетей, медресе и других религиозных и благотворительных зданий в Каире (а также в Дамаске и Алеппо). В то же время в Египет хлынул поток художников и ученых мужей, спасавшихся от монголов, что превратило Египет в центр исламской культуры.

Мамлюки были беспощадными воинами, но увлекались искусством и архитектурой не меньше, чем интригами, жестокими пытками и казнями, непрестанно сопровождавшими их правление. Как отмечал викторианский историк Стенли Лэйн-Пул:

Шайка беззаконных авантюристов, рабов по происхождению, мясников по призванию, беспокойных, кровожадных, слишком часто предательски настроенных, возглавляемых рабскими царями, имела очевидное пристрастие к искусствам, которые составили бы честь более цивилизованным правителям. Их мораль ниже всякого уровня, их поведение характеризуется насилием и беспринципностью, и все же здания, убранство, одежды и мебель демонстрируют вкус, равный которому трудно найти в западных странах, даже в наш эстетически развитый век.

Вероятно, отчетливо понимая, как велика вероятность безвременной кончины, султаны намеренно вкладывали огромные средства в строительство величественных памятников, оставляя потомкам сооружения, украшенные арабскими орнаментами, роскошными мраморными мозаиками, витражами. Свои дворцы они обставляли прекрасной мебелью и удивительными тканями, одевались в разноцветные шелка; когда они ехали верхом по пыльным улицам Каира, казалось, что сверкающие драгоценности движутся посреди груды мусора. Они строили грандиозные мечети, медресе и мавзолеи, используя полосатую кладку аблак; возле мечетей высились изящные минареты, а купола красовались над городом, создавая сказочный пейзаж, подобный сказкам «Тысячи и одной ночи». В 1345 году путешественник Ибн Баттута писал о Каире: «Матерь городов… изобильная многочисленными зданиями, несравненными по красоте и великолепию». Ибн Хальдун после прогулки по городу не скрывал восторга: