Хозяин Амура - Дмитрий Хван

— Стрелец, как тебя звать? — окликнул он бородача.

— Федоркой кличут! — тут же обернулся тот.

— Спасибо, Федор, за службу! — сказал Евгений, хлопнув его по плечу.

Капитан направился к конюшне — сегодня следовало лично предупредить полковника о новых гостях, что появятся в столице края ближе к ужину. Стрелец же еще некоторое время гладил лошадь, прежде чем сесть в седло.

Полковник морской пехоты Андрей Смирнов тем временем общался в своем корельском доме с земляком. Олончане из разных миров, уроженцы времен, которые столь сильно отстояли одно от другого, что казалось, не может быть меж ними ничего общего, тем не менее вполне находили понимание друг у друга. Данила Ершов, мастер каменных дел из приладожского Олонца, сегодняшним утром вместе со своей артелью, состоявшей из рабочих-каменщиков, обжигальщиков, кирпичников и ярыжников, прибыл в Корелу, чтобы наняться на работу. Ради этого пришлось дюжину мужиков вытащить с работ в Троицком монастыре на реке Свирь. Кормили там скудно, а денег и вовсе не давали, обещая уплатить позже. Но прежде архимандрит непременно удержит кормление из той малой платы, что, верно, выплатят к Пасхе на следующий год.

А недавно Данила услыхал от дружка, кирпичника Родиона Хухорева, что в Кореле нужны хорошие мастера, дабы стены крепости поднять, от свея пострадавшие. И платят там — дай боже везде так.

— Плата серебром будет?! — изумился Данила первый раз, едва услышав оное от начальника корельского гарнизона.

— А если без единого упрека работу сделаешь — еще сверху положу, — кивнул полковник.

Второй раз Ершов изумился, когда узнал, что полковник сей — олончанин, как и сам Данила, но с отрочества Смирнов служил в далеких сибирских землицах у великого князя Сокола, где и стал его ближним человеком. О том князе уж давно ходили самые дивные слухи по поморским деревням, по белозерским селениям, дошли они и до Ладоги. И вот Данила-мастер ударяет по рукам с человеком Сокола. Чудно се — почто князю сибирскому надобны цельные корельские стены? Каков ему прок с того? Эти вопросы, однако, Ершов задавать не решился — неча нос свой совать куда не следует. Его дело — камень ровно класть.

— Есть будете в столовой три раза в день, — говорил между тем Смирнов. — При церкви…

— Столоваться у тебя будем? — уточнил Ершов. — А велика ли плата будет?

— За что? — удивился поначалу полковник. — Еда уже учтена в оплате, не переживай. — После чего ангарец прошел к двери. — Думаю, сейчас самое время осмотреть ваш фронт работ…

— Чего? — не понял Данила, нахмурившись.

— Стены смотреть иди! — рассмеялся Смирнов. — Пошли провожу!

Андрею понравился Ершов — типичный олончанин, коренастый и плотный — красивый, чисто русский типаж, с правильными чертами лица, серыми глазами и русыми волосами, которому свойственна та старая новгородская жилка, упорство, которое вело цивилизаторов в пустынные земли.

— Гля, Данило! — окликнул Ершова его товарищ, стоявший у крыльца соседнего дома в окружении прочих каменщиков, когда мастер вышел от полковника. — Чудно!

— Почто кричишь, Васька? — отозвался тот, мельком глянув на Смирнова.

— А ты сходи да посмотри, — улыбнулся Андрей.

Когда Ершов подошел к толкавшимся у крыльца артельщикам, те расступились, и перед Данилой оказались несколько красочных картинок, на которых были изображены, к его третьему за сегодняшний день изумлению, отнюдь не христианские мотивы.

— Ишь ты! Глянь, глянь, вона свей, как пес шелудивый! Ага, бежит, словно тать застигнутый! — раздавались голоса мужиков-артельщиков.

— Эвона… — протянул Ершов, оглядывая картинки.

На одной из них был нарисован вылезающий из-за густых кустов мерзкого вида швед, сжимающий в руке окровавленный меч. Он явно хотел добраться до деревеньки, что стояла на опушке леса. Но путь ему преграждал простой мужик, вооруженный, однако, мушкетом. На ствол того мушкета был насажен длинный нож, которым этот мужик хотел заколоть врага. Была и надпись поверх рисунка: «Бей врага без пощады!»

— Где же это видано, чтобы у мужика мушкет был? — усмехнулся Ершов, обернувшись на полковника.

— У князя Сокола каждый мужик имеет мушкет — иначе никак! — отвечал Андрей. — Мужик — это опора державы.

Андрей дал Ершову время осмотреть и остальные картинки — еще Радек в свое время предложил использовать таковой стиль агитации на Руси. Задумка была верная — еще советские плакаты, взятые за основу, переделывались под семнадцатый век и имели большой пропагандистский успех среди местного населения.

А вскоре олончане принялись за работу, времени на раскачку не было. Артель Ершова взяла самый сложный участок из оставшихся — Круглую башню, в которой был проезд в крепость. Над восстановлением подъемного механизма ворот корпела дюжина мастеров из Тихвинского Успенского монастыря. Тихвинцы были присланы настоятелем обители, который застал славные времена монастыря, оборонившего себя и жителей посада, укрывшихся за крепкими монастырскими стенами от шведов, пытавшихся взять твердыню. Тогда братия, стрельцы и посадские люди одержали победу над врагом и отбросили шведов от твердыни веры и духа.

Благодаря прожекторам работы не останавливались и ночью, правда, в это время трудились в основном местные жители и пленные шведы на тех работах, где квалификации не требуется. Почти три сотни шведов и финнов, плененных на корельской земле, работали на расчистке крепости от завалов, на разгрузке лодий с лесом и камнем, на укреплении берегов и бастионов. В отличие от тех, кто был уведен с караваном в Ангарию, эти люди после окончания работ будут отпущены на свободу, а отличившимся даже будет выплачено кое-какое вознаграждение.

Кстати, поначалу монастырские работники неодобрительно поглядывали на прожекторы, привезенные ангарцами из далекой Сибири, — уж слишком непривычным казался им яркий свет, бьющий из некоего подобия полубочки на сошках. А первым оное явление увидал тихвинский каменщик Фрол, вышедший в первую ночь во двор по нужде. Он долгонько стоял у крыльца, раззявив рот, прежде чем к нему подошел ухмыляющийся стрелец, стороживший работавших на крепостном дворе шведов.

— Мил-человек, а откель столь яркой свет, а огня и вовсе нету?! — вопросил он рослого бородача.

— Прожекты это, темной! — горделиво отвечал тот. — С фонарем и зерцалами.

— Бесовство, поди… — промямлил мужик, перекрестившись. — А настоятель наш…

— Лешшой! — оборвал его стрелец. — Сказано тебе — прожект се, а в ем фонарь да зерцала! Они свет мощной и дают! Да ты сам подумай, енто сколько же надо кострищ разложить, дабы один прожект перемочь?

— Поди ты!.. — протянул Фрол, щипая бороденку.

— А вот те и поди! — рубанул бородач с чувством превосходства. — А ну иди куды шел, неча тут столбом стоять!

На том разговор и окончился, а Фрол поспешил бахвалиться перед своими дружками знанием принципа работы сибирского прожекта, смотреть на свет которого вышла уже вся артель.

Со временем же люди привыкли к прожекторам и теперь даже гордились, что, в отличие от многих, видали их собственными глазами. Кроме того, поскольку корельские служители церкви ничего супротив ночного света не говорили, то, стало быть, и крамолы тут никакой не было.

Между тем возвращение некогда бежавших от шведов жителей Корелы, Сердоволя и Сакулы начинало принимать массовый характер. За лето пришли почти два десятка семей, числом чуть менее полтораста душ. Были с ними и мужчины из других семей, желавшие разведать ситуацию в родных местах да узнать поболе про новые порядки и новую власть, о коей с недавних пор говорят только с уважением.

Лопахин прибыл в крепость под вечер, когда караульные зажигали огни факелов на временном мосту, ведущем от берега реки Вуоксы до зиявшего чернотой провала Круглой башни. Сопровождавшие Евгения местные дружинники-ополченцы в который уже раз выкрикнули пароль, и караульщики расступились, убрав с дороги заграждение. Копыта коней загремели по деревянному настилу моста мимо импровизированной баррикады и караулки.

Смирнова будить не пришлось — полковник работал в своем кабинете при свете фонаря с финансовой документацией. Его сын Валентин спал там же, на широком топчане.

— Что случилось, Женя? — спросил Смирнов тихонько вошедшего Лопахина. — Разведка от Нюслотта вернулась?

— Никак нет, Андрей Валентинович, — отвечал тот. — Гости у нас завтра будут…

— Снова? — поморщился полковник. — Надоели, сил нету!

— Нет, это другие гости, — покачал головой капитан. — Уральцы, от Строгановых.

— Вот оно как. — Смирнов отложил бумаги в сторону. — Интересно…

— Будут в Кореле завтра, надо думать, ближе к обеду, — проговорил Лопахин, наблюдая за полковником.