Волчьи игры - Людмила Астахова

Из суда его вернули уже не в камеру, а прямиком в «зверинец» – клетку с решеткой, выходящей на внутренний двор тюрьмы, где исполнялся приговор. На счастье неудачливого грабителя банков, «зверинец» был переполнен. Узникам пришлось стоять, прижавшись друг другу, как сельди в бочке – ни присесть, ни тем паче прилечь. К вечеру многие вслух жалели, что оказались в конце очереди. Кроме Джэйффа. Тот пребывал в полнейшем отчаянии.

«Что – страшно стало? – нашептывал зловредный призрак повешенного пирата. – Рилиндару жалко буйной головушки?»

«Угу. Страшно обидно», – признался Элир.

Столько лет сражаться с ролфи, ни разу не попасться карательным отрядам, выжить на Шанте, дождаться освобождения от Проклятья и в итоге попасться на вульгарном грабеже. Хорошо! Пусть так. Раз попался, значит, сам виноват. Но добро б казнили хоть по-человечески – красиво и драматично. Так нет же! Вместо высокого эшафота, вместо жестокой и величественной смерти на костре, как сделали бы с ним ролфи после не менее жестоких пыток, приходится стоять в очереди на экзекуцию, точно в бакалейной лавке за маслом, толкаясь локтями. Тьфу! Позор! И не будь Джэйфф скован цепями по рукам и ногам, видит Шиларджи, руки бы на себя наложил от стыда. За ночь он успел многажды в лицах представить, как его волокут по дворику, словно напакостившую псину, мешком бросают на ложе и очередной многолетний обитатель долговой ямы равнодушно жмет на рычаг. И нет в помине толпы ликующих и проклинающих зевак, никто не бросит гнилым яблоком и не плюнет вслед, герольд не сорвется на брань. И лихие сотоварищи не отомстят за твою смерть, прекрасно зная, что твой дух обязательно увидит, как умирают еще недавно ликовавшие враги, как горят их дома.

Как, скажите на милость, присоединиться к сонму шурианских душ с таким постыдным последним мигом? Засмеют ведь.

Встречая утренний «змеиный» час, Джэйфф почти плакал от жалости к себе. И даже призраки казненных злодеев ему искренне сочувствовали – печально ухали, гремели прозрачными цепями и грозили кулаками в сторону палаческой машины. Ну, горе у человека, его последней радости лишили подлые конфедератские торгаши – красиво сдохнуть достойной последнего рилиндара смертью. Обидно, да?

Умфрэйд эрна Хайнри

«Еще одно трижды проклятое утро. Хоть бы Локка скогтила эти гребаные колокола!»

Ее превосходительство госпожа полковник эрна Хайнри, волей Е.С.О. Вилдайра Эмриса уполномоченная посланница Верховного Кабинета в Республике Идбер, первый заместитель его высокопревосходительства посла по вопросам интеграции и умиротворения, Гончая Собственной Канцелярии, и прочая, и прочая, а попросту говоря – глава идберранского сектора, атташе и резидент в одном лице, мрачно растирала правый висок. В чуткие ролфийские уши, несмотря на плотно закрытые окна, назойливо ввинчивались утренние голоса Вэймса: ржание лошадей и стук копыт, крики разносчиков и вопли чаек, дальний залп, возвестивший о прибытии в гавань очередного судна, рев фабричного гудка, а пуще всего – перезвон знаменитых вэймских колоколов на звонницах многочисленных молелен. Идберранцы всегда слыли наипрактичнейшими из конфедератов. Даже когда неаппетитная сущность Предвечного, божества, которому столько веков поклонялись на материке, стала очевидна, граждане Идбера предпочли не ссориться ни с одним из небожителей. И попросту принялись почитать сразу всех возможных обитателей небесных чертогов. Даже шурианских духов умудрились включить в этот безумный пантеон, надо же! В любой другой стране такая широта верований обернулась бы религиозной войной, но только не в Идбере. Истинным божеством идберранцев, как и прежде, оставался полновесный золотой оули, для прочих же высших существ обитатели Вэймса, так и быть, делали исключение. Под высокими сводами Всеобщего Храма, будто в портовой гостинице, поселили всех: ролфийские рунные камни мирно соседствовали с диллайнскими алтарями, и даже шурианских духов идберранские гражданские тивы попытались изобразить и пристроили рядышком. Надо ли говорить, что при таком обилии божеств и прочих объектов поклонения жители Вэймса усердно справляли все религиозные праздники? Так вот они справляли. Воистину, в столице Идбера ни один из богов не оставался обиженным. Колокола Вэймса исправно прославляли всех.

«Еще один повод просить о переводе, – угрюмо подумала эрна Хайнри, когда проклятый звон наконец-то прекратился и ролфийка смогла отнять руку от виска и дотянуться до чашки с остывшей кадфой. – Видит Локка, я уже не такая молодая девочка, чтобы...»

– О-ох... – уже вслух выдохнула она, в два глотка осушив чашку. Налила себе еще, а потом еще.

Опустошив весь кувшинчик, госпожа полковница поднесла к глазам ладонь и удовлетворенно отметила, что пальцы больше не дрожат. Ну вот, теперь можно приниматься за дела.

– Эйдри! – гаркнула эрна Умфрэйд, тщательно проверив, достаточно ли плотно обхватывает голову неизменный шелковый платок. Конечно, секретарь служит ее превосходительству уже без малого два пятилетия, но это не повод пугать его видом бугристого черепа госпожи полковницы. Старые ожоги и старые шрамы – не самое приятное зрелище для того, кто только что позавтракал. – Входите! Начинаем!

Вошел секретарь с кожаной папкой под мышкой и тщательно разыгранной невозмутимостью на лице. Эрна Хайнри фыркнула насмешливо, но почти беззвучно. Да-да, опухшее отечное лицо поутру никого не красит, а тем паче – женщину, но что ж поделаешь, если в начальницы капитану Эйдри досталась этакая страхолюдина? С другой стороны, отслужив в помощниках у Паленой Суки Хайнри, любой молодой офицер приобретал с годами такую дубленую шкуру, что мало нашлось бы под тремя лунами начальников, способных ее прокусить. Во всем надо видеть лучшее. Всегда. Этому немудреному девизу госпожа полковница следовала уже... сразу и не вспомнишь, сколько лет. Пожалуй, с тех пор, как лишилась левой кисти. А может, когда заработала роскошный шрам через всю морду? Вот, например, волосы... После того как ожоги зарубцевались, голова эрны Хайнри приобрела отчетливое сходство с луковицей, зато теперь можно особенно не беспокоиться о сохранности скальпа – все равно никто не польстится!

Эрну Эйдри служить при особе ее превосходительства оставалось всего ничего, какой-то неполный год, и резидентша прилагала все усилия, дабы уходящий на повышение помощник не унес с собой ненароком ни крупицы нежности в воспоминаниях о Паленой Суке. Репутация – вещь хрупкая, стоит разок улыбнуться – и тщательно выпестованный образ полетит совам под хвост. Хотя, если вспомнить, какой жутью веет от кривой гримасы, заменяющей эрне Умфрэйд улыбку, может, улыбаться как раз и стоит. Почаще.