Жребий брошен - Мария Быкова

— Очень редкий… — согласилась я, глядя, как молоко в банке потихоньку начинает расслаиваться. — И как, ты весь литр на масочки вымажешь?

Алхимичка чуть смутилась:

— Ну… не весь, — признала она. — Тебе тоже стакан налью, будешь оздоравливаться!

Оздоравливалась я практически в принудительном порядке: гриб размножался, молока для него требовалось все больше, а он, сообразно инструкции, выдавал на выходе изрядное количество продукта.

Первые дня три Полин радостно возилась с новой игрушкой. Она промывала его холодной водой (делать это надлежало раз в сутки), заливала его свежим молоком и аккуратно накрывала банку чистенькой тряпочкой. Но гриб, оценив такую заботу, попер в рост, и вскоре Полин надоело тратить лишних десять минут на промывание каждой особи. Сия обязанность мало-помалу перекочевала ко мне. То ли руки у меня были лучше, то ли лака на ногтях было меньше — гриб стал расти еще быстрее, радостно разделяя тельце на куда как больше, нежели на две и даже на три части. Вскоре литровой банки ему было мало: мы переложили его в полуторную, а когда гриб закрыл донце и там, Полин начала бегать по подружкам с экземплярами животного в руках.

— Ликки! — бросалась она к очередной жертве. — Ой, как славно, что мы наконец встретились!.. Сто лет друг друга не видели, верно?.. Слушай, мне тут по знакомству дали кефирный гриб. Представляешь, это такая редкость! Он улучшает фигуру, способствует пищеварению, еще из него можно масочки на лицо делать и в зелья класть!

— Правда? — настороженно спрашивала жертва. — И… и сколько стоит?

Полин хмурилась и делала вид, что подсчитывает деньги.

— Ну… — наконец выдавливала она. — Понимаешь… Вообще-то он дорогой, но мне от тетушки, по знакомству… ладно, ты же мне подруга! Бери так!..

Жертва брала, выслушивала краткие инструкции (промывать холодной водой, заливать свежим молоком, не ругаться нехорошими словами, ибо очень нежное существо) и удалялась, трепетно прижимая баночку к сердцу.

Таким образом, гриба у нас стало гораздо меньше, а у алхимического факультета прибавилось проблем.

Итак, был летний вечер, небо снаружи пылало закатным огнем, а я промывала урчащий гриб, по одной запихивая особи обратно в банку. На тумбочке стоял стакан, до краев полный свежайшего кефира. Кислый, густой, прохладный… от одной мысли об этаком чуде я радовалась и увеличивала скорость промывки.

Наконец последний грибеныш лег в банку. Я налила туда молока, удовлетворенно послушала деловитое бульканье и, взяв в руки честно заработанный стакан, сделала маленький глоток.

Жизнь была хороша. Жизнь была даже очень хороша; минут через десять я собиралась лечь спать, синяк на локте, оставшийся после прошлого практикума, почти не болел, а нога и вовсе о себе не напоминала, особенно если лишний раз не прикасаться к щиколотке. В тот раз мне прилетело от Ривендейла в процессе отработки «одуванчика»; вампир же и отвел меня в медпункт, точнее, практически отнес. Идти самостоятельно я тогда не могла, ибо «одуванчик» у Генри получился серьезный.

Полин, уже вымывшая свой бокал, неожиданно издала томный прерывистый стон.

— Ты чего? — жизнерадостно спросила я, допивая последние капли кефира.

— Я подумала… — жалобно сказала она. — Подумала… понимаешь, кефир — он ведь тоже калорийный!

— Почему? — поразилась я и облизнула кефирный палец.

— Как — почему? — возмущенно спросила Полин, сев на постели. — Потому! Он ведь из молока, верно?

— Верно… А вода ты знаешь какая калорийная?

— Почему? — испуганно распахнула глаза доверчивая соседка.

Я наставительно подняла палец:

— Потому! Потому, что молоко, чтоб ты знала, состоит из воды и жира!

Полминуты алхимичка тщетно искала в моем ответе логику, которая, разумеется, там и не ночевала.

— Злая ты, Яльга! — наконец посетовала она. — Злая и жестокая!

— И черствая еще, не забудь…

— И черствая, и суровая, и фанатичная, и…

В окно, прервав наш диалог, ударил камешек. Полин замолчала, а я, нахмурившись, создала маленький пульсар. Камешек, долетевший до третьего этажа, либо пущен гномом, либо имеет крылья. Оба варианта наводили на мысли; а я после встречи с тем зазаборным существом стала весьма мнительной и осторожной.

Камешек снова тихонько стукнулся в стекло. Сделав жест Полин — алхимичка мигом все поняла и забралась с ногами на постель, укрывшись на всякий случай одеялом, — я подошла к окну и выглянула наружу.

Тревога оказалась ложной. На внутреннем дворе, аккурат около орехового куста, стояли братья аунд Лиррен, а с ними — какой-то гном. Закатный свет ярко обрисовывал их фигуры. Увидев меня, гном и правый близнец замахали руками, а близнец левый кивнул, не переставая поглаживать куст по веткам и листьям.

— Что там? — озадаченно спросила Полин, когда я, кивнув, отошла от окна.

— Близнецы… Слушай, Поль, я сейчас выйду на минутку. Они чего-то, кажется, хотят. Мой стакан мыть не надо, я еще там пару капель допью.

— Вот еще! — фыркнула алхимичка. — Еще и стакан за ней мыть! Сама вымоешь, чай, не переломисся!

— Именно так, — согласилась я, закрывая за собой дверь.

Я сбежала по лестнице вниз, скользя рукой по шершавым перилам. На последнем пролете одна из ступенек ушла из-под ног, но это было дело привычное, и я просто перепрыгнула на следующую. Снизу раздался разочарованный вздох: похоже, сегодня жертв у ступеньки было немного. Я погрозила асоциальной ступеньке пульсаром и побежала дальше, только у самой двери вспомнив про больную ногу. Согласно законам подлости, щиколотка мигом начала ныть. Стараясь не обращать на это внимания, я вышла во двор и огляделась вокруг.

Вокруг было красиво — даже, наверное, и на эстетствующий эльфийский взгляд. На востоке небо уже наливалось ночной синевой, но на западе еще догорал розовый вечерний свет. Становилось все тише, и это была ночная прозрачная тишина, которая случается исключительно в начале лета. В углу двора тихонько журчал фонтан; в голос струй то и дело вплетался совершенно посторонний смех, чуть слышный, но звонкий, как серебряный колокольчик. Некстати вспомнилось, что к фонтану магистр-фэйривед относился еще ревностней, чем к ореховому кусту.

— Яльга, мы здесь! — помахал мне Яллинг, на секунду высунувшись из-за пресловутого куста.

Я подошла ближе, и гном, до того сидевший на земле, тут же поднялся на ноги и откашлялся, изобразив на лице подобающую серьезность. Это был очень молодой гном, и потому серьезность изображалась плохо, но он старался, и я решила сделать вид, что поверила и прониклась.