Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера - Джерард Уильямс

В обособленном подземном мирке «фюрербункера», прозванном работавшими здесь сотрудниками «бетонной субмариной»,[335] Гитлер жил, будто страдающий клаустрофобией капитан подлодки, легшей на дно, не ощущая ни времени, ни событий, происходящих во внешнем мире. Фюрер всегда был подвержен перепадам настроения, но с ухудшением обстановки на фронтах его приступы ярости все учащались; все чаще он осознавал, что отдаваемые им приказы – всего лишь самообман. На совещании в воскресенье 22 апреля, посвященном текущей военной обстановке, где присутствовал и Борман, у Гитлера случился приступ неконтролируемой ярости. В первый раз он заявил, что война проиграна, и несколько раз повторил, что собирается умереть в Берлине. Борман настаивал на том, что настало самое время для полета на юг, в Оберзальцберг, чтобы уладить личные дела фюрера перед побегом, запланированным в рамках операции «Огненная Земля». Однако Йозеф Геббельс убеждал Гитлера в противоположном: рейхсминистр пропаганды считал их общим долгом умереть в развалинах Берлина. Генерал Йодль, напротив, указал, что Германия, теоретически, все еще располагает армиями в непосредственной близости от столицы – остатками группы армий «Центр» фельдмаршала Фердинанда Шёрнера и 12-й армией генерала Вальтера Венка. Фюрер не решался предпринимать конкретные военные шаги, но повторял, что намерен оставаться в Берлине до конца.

Расстроенный, Борман тем не менее продолжал перебирать те возможные варианты действий, что еще были ему доступны. В ту ночь он послал телеграмму Герингу в Оберзальцберг, в которой сообщал, что фюрер испытывает недомогание. Это была ловушка, и Геринг в нее попался. На следующий день он телеграфировал в «фюрербункер» следующее заявление: если он не получит доказательств обратного, он примет на себя полное управление рейхом с 10 часов вечера текущего дня в соответствии с возложенными на него полномочиями преемника Гитлера. Борман немедленно сообщил об этом фюреру, настаивая на немедленной отмене соответствующего декрета в связи с тем, что Геринг собирается осуществить государственный переворот. Сначала Гитлер колебался. Тогда Борман послал Герингу телеграмму, в которой обвинял его в предательстве, но также заверял, что никаких дальнейших шагов в связи с этим не будет предпринято, если Геринг откажется от всех своих государственных постов. В течение часа соответствующее заявление оказалось на столе у фюрера. Оно было воспринято как подтверждение предательства, и подразделение СС в Оберзальцберге получило приказ поместить рейхсмаршала под домашний арест.

После того как Геринг был выведен из игры, Борман сосредоточил свои усилия на том, чтобы вытеснить Гиммлера. Пришло время использовать главный козырь. Еще в конце марта 1945 года Борман узнал, что Гиммлер начал переговоры с Союзниками в Стокгольме. Группенфюрер СС Фегелейн, его близкий друг и представитель Гиммлера в «фюрербункере», всегда держал Бормана в курсе дел. Борман подготовил подробный доклад о предательской деятельности Гиммлера, который ему стоило лишь представить Гитлеру в нужный момент. Борман наконец достиг своей главной цели – уничтожения всех претендентов на власть и влияние, причитавшиеся единственному заместителю фюрера, пользующемуся его безграничным доверием.[336] Впрочем, это было скорее пирровой победой, поскольку 25 апреля Красная Армия взяла Берлин в плотное кольцо, а тяжелые бомбардировщики «Ланкастер» 617-й эскадрильи ВВС Великобритании интенсивно бомбили Оберзальцберг, делая его непригодным в качестве временного прибежища[337] перед побегом на юг. Эта бомбардировка, возможно, спасла Герингу жизнь, поскольку охранявшие его эсэсовцы готовились казнить его как раз в тот момент, когда завыли сирены воздушной тревоги и все поспешили в бомбоубежище. Полная победа Бормана в интригах нацистского двора подтвердилась 26 апреля, когда Гитлер произвел генерала Роберта фон Грейма в фельдмаршалы и назначил его главнокомандующим люфтваффе. Первый приказ, отданный фон Грейму фюрером, должен был заставить Бормана торжествовать: фельдмаршалу следовало совершить перелет в штаб Карла Дёница в городе Плёне и там арестовать Генриха Гиммлера по обвинению в государственной измене. Впрочем, это оказалось невозможным, поскольку ранее в тот же день фон Грейм получил тяжелое ранение, приземляясь в Берлине под орудийным обстрелом Красной Армии в самолете, которым управляла бесстрашная летчица Ханна Райч.

Хотя основная часть активов Рейхсбанка и была перевезена в шахту «Кайзероде» в окрестностях Меркерса, многое по-прежнему находилось в Берлине – якобы для того, чтобы платить наличными защищающим город солдатам вермахта. На встрече фюрера с доктором Функом и Борманом, состоявшейся 9 апреля, было решено перевести оставшуюся часть золотовалютного запаса Рейхсбанка в Баварию. Ее предполагалось перевезти в так называемый «бункер Бормана»[338] в Мюнхене конвоем из шести грузовиков Opel Blitz, а также двумя специальными железнодорожными составами под кодовыми названиями «Орел» и «Галка» (нем. Adler и Dohle). Поезда и грузовики покинули Берлин 14 апреля, однако до Баварии они добирались почти две недели из-за разбитых шоссе и железнодорожных путей, а также хронической нехватки бензина.

После вывода 22 апреля второстепенного персонала из «фюрербункера» в рамках операции «Гарем» Борман приказал генералу Кальтенбруннеру лететь на юг, чтобы продолжить переговоры с Алленом Даллесом в рамках операции «Кроссворд». Кальтенбруннер же решил, что ему нужно предпринять самостоятельные шаги для своего спасения, нежели полагаться исключительно на операцию «Огненная Земля». Пользуясь своими полномочиями как глава РСХА, он приказал штандартенфюреру СС Йозефу Шпацилю с отрядом эсэсовцев вывезти из хранилищ Рейхсбанка все ценное, что там осталось, – ценные бумаги, драгоценные камни и 23 млн рейхсмарок золотом на общую сумму 9,13 млн долларов (примерно 110 млн долларов в нынешних ценах). Один из последних грузовых самолетов вылетел с этим добром из Берлина в австрийский Зальцбург. Оттуда ценности были перевезены на грузовиках в тирольское селение Раурис высоко в горах и закопаны на одном из покрытых лесом горных склонов неподалеку.

Вскоре вести об этом величайшем вооруженном ограблении банка в истории достигли Мартина Бормана, который обратился к своему сообщнику Генриху Мюллеру из гестапо со следующими словами:

Что ж, Эрнст все еще заботится об Эрнсте. На общую картину это особенно не влияет. Однако выясните, где он это спрятал. Если оно закопано – скорее всего, где-то возле озера в Австрии неподалеку от его дома – мы накажем одному из гауляйтеров нашей партии за этим приглядеть. Кальтенбруннер может не пережить войну, и тогда позднее это пригодится нашей партии.[339]