Хижина - William Young

Когда Мак открыл глаза, их тотчас же пришлось заслонить рукой от слепящего света, который окутывал его.

— Тебе будет очень трудно смотреть прямо на меня. — Зазвучал голос Сарайю, — или на Папу. Но по мере того, как твой разум будет привыкать к перемене, станет легче.

Мак находился на прежнем месте, но хижина исчезла, точно так же, как и причал с мастерской. Он стоял на вершине небольшого холма под сияющим, хотя и безлунным, ночным небом. Видел, что звезды движутся, но не суматошно, а плавно и четко, как будто великие небесные дирижеры направляют их движения.

Время от времени, словно подчиняясь какому-то знаку, дождь комет и метеоров осыпал ряды звезд, изменяя их плавный танец. А потом Мак увидел, как некоторые звезды растут и меняют цвет, словно превращаясь в новые или в белых карликов. Казалось, будто само время сделалось динамичным и переменчивым, вплетаясь в кажущееся хаотичным, однако тщательно выверенное небесное представление.

Он снова обернулся к Сарайю, которая стояла рядом. Хотя смотреть на нее было все еще трудно, он теперь улавливал симметрию и краски, заключенные в узорах ее платья, как будто миниатюрные бриллианты, рубины и сапфиры всевозможных оттенков были вплетены в одеяние из света, которое сначала колыхалось волнами, а затем рассыпалось мел ними брызгами.

— Как все это прекрасно, — прошептал он, пораженный священным величественным зрелищем.

— Воистину, — прозвучал голос Сарайю откуда-то из света, — А теперь, Макензи, оглядись по сторонам.

Он последовал совету и ахнул. Даже в темноте ночи все лучилось светом различных тонов и оттенков. Сам лес полыхал огнями и красками, и при этом были отчетливо видны каждое дерево, каждая веточка, каждый лист. Птицы и летучие мыши, пролетая, оставляли после себя хвосты цветного огня. Он даже видел в отдалении выжидательно застывшую толпу других детей Творения. Там были и олень, и медведь, и горный баран… Величественный лось стоял у самой опушки леса, выдра и бобер плескались в озере — все переливались собственными цветами и испускали сияние. Мириады крошечных существ сновали повсюду, и каждое из них оживляло собственное свечение.

Сверкая оттенками персика, сливы и смородины, ястреб метнулся к поверхности озера, но в последнее мгновение взмыл вверх, чиркнув по воде, и искры с его крыльев посыпались в волны снежными хлопьями. А ниже радужная форель выскочила из волны, словно дразня промахнувшегося охотника, а затем канула обратно во всплеске красок.

Мак ощущал себя чем-то большим, чем был, словно в его власти было оказаться там, куда он смотрит. Два медвежонка, игравшие под ногами у матери, привлекли его взгляд, оттенки охры, мяты и ореха переплетались, пока звери кувыркались, переговариваясь на своем наречии. Мак ощутил, что с того места, на котором стоит, он может коснуться их, и, не раздумывая, он протянул руку. И тут же отдернул, поняв, что и сам он светится. Он смотрел на свои руки, отчетливо видимые в каскадах цветного огня, который облегал их, словно перчатки. Он оглядел свое тело и убедился, что свет и краски полностью окутывают его: это был наряд непорочности, который давал ему одновременно свободу и достоинство.

Мак понял также, что не ощущает боли даже в своих обычно ноющих суставах. Он никогда не чувствовал себя так хорошо, так целостно. Голова была ясная, он глубоко вдыхал ароматы ночи и спящих в саду цветов, многие из которых уже начали пробуждаться, чтобы принять участие в праздновании.

Беспричинная радость родилась в нем, он подпрыгнул, медленно взмыл в воздух, затем плавно опустился на землю.

«Как похоже, — подумал он, — на полеты во сне».

А потом Мак заметил огни. Одинокие движущиеся точки вырывались из леса, собираясь на лугу на том месте, где стояли Мак с Сарайю. Он видел их теперь и на окрестных горах, они появлялись и исчезали, направляясь к ним по невидимым дорожкам и тропкам.

Они стекались на луг, целая армия детей. У них не было свечей — они светились сами. И помимо собственного свечения каждый был облачен в особенный наряд, который, как понял Мак, обозначал принадлежность ребенка к какому-нибудь племени или народу земли. Хотя он узнал всего нескольких, это было не важно. Это были дети земли, дети Папы. Они входили со спокойным достоинством и грацией, лица их были преисполнены довольства и умиротворения, маленькие дети несли на руках совсем младенцев.

Мак подумал, не с ними ли Мисси, но, поискав глазами, оставил это занятие. Он рассудил, что если она здесь и захочет к нему подбежать, то сделает это сама. Дети образовали на лугу огромный круг, через который тянулась свободная дорожка, примерно от того места, где стоял Мак, в самый центр круга. Небольшие сполохи, похожие на медленные фотографические вспышки, возникали каждый раз, когда дети смеялись или перешептывались. И если Мак понятия не имел, что именно должно произойти, они, очевидно, знали и с трудом сдерживали нетерпение.

Вслед за ними, образуя второе кольцо огней, входили и останавливались, как предположил Мак, взрослые, такие же, как он сам, тоже сверкающие многочисленными красками, только приглушенными.

Внезапно внимание Мака привлекло какое-то необычное движение. Казалось, у одного из светящихся существ во внешнем кольце возникли трудности. Вспышки и искры фиолетового и бежевого тонов взмыли по дуге на фоне ночного неба к тому месту, где стояли они с Сарайю. Их сменило лиловое, золотистое и карминное пламя, оно выбрасывало переливающиеся искры света, которые тоже устремились в их сторону, полыхая на фоне черного неба, но затем вернулись к своему источнику.

Сарайю засмеялась.

— Что там такое? — шепотом спросил Мак.

— Там стоит человек, который с трудом сдерживает свои эмоции.

Тот, кто старался сдержать чувства, не совладал с ними и взволновал своих ближайших соседей. Цепная реакция была отчетливо видна, поскольку вспышки распространились и по кругу детей. Те, кто стоял ближе к возмутителю спокойствия, кажется, отвечали ему, потому что цвета и сполохи текли от них к нему. Сочетания красок, исходившие от каждого, были уникальны, и Маку показалось, что в них содержится ясный ответ тому, кто стал причиной возмущения.

— Но я все равно не понимаю, — снова зашептал Мак.

— Макензи, сочетание красок и света уникально для каждого человека, не существует двух одинаковых, и ни один рисунок не повторяется дважды. Здесь мы имеем возможность увидеть друг друга в истинном обличье, и часть этого видения означает, что индивидуальные особенности личности и его эмоций воплощаются в красках и свете.

— Это невероятно! — воскликнул Мак. — Тогда почему у детей в основном белый цвет?