О современной поэзии - Гвидо Маццони

форме прозы, а между ними – множество сложных гибридных случаев. Всю эту массу течений и тенденций объединяет экспрессивистский элемент: с тех пор как проза стала естественным средством ведения рассказа, с тех пор как версификация перестала быть орнаментальным элементом, накладываемым на фразу нулевой степени, и превратилась в иной язык или в проявление особой чувствительности, всякая форма сочинения в стихах и всякая форма прозы, стремящиеся к тому, чтобы заметно отличаться от обычного способа выражения, наделены субъективной непрозрачностью. В то время как роман помещает персонажей во времени, пространстве, среди других людей, в то время как театр заставляет индивидуумов действовать в общем пространстве сцены, современная поэзия словно говорит нам, что все интересное, все важное в жизни принадлежит отстраненному представлению действительности, выражению индивидуальных мыслей, чувств и настроений или работе с языком, отдаляющей его от общего употребления. То, что Адорно говорил о лирике, прекрасно подходит к современной поэзии в целом: это форма искусства, которая, стремясь достичь универсального через неограниченную индивидуализацию, так или иначе помещает авторское «я» в центр представленного мира.

Подобный вывод верен для всякой части нашего литературного пространства, начиная с лирического центра. Если попытаться абстрагироваться и рассмотреть подобную форму как некий идеальный тип, может показаться, что современная лирика придумана, чтобы отказаться от объективного образа действительности или отстраниться от него; поскольку ее усредненная форма далека от нулевой степени прозаической речи, она затемняет физическое, психологическое, словесное присутствие других, ей трудно описать время как длительность и как нечто трансцендентное индивидуумам – роман же легко сознает все это на бумаге. Мы идентифицируем себя с «я», приписывающим ценность немногочисленным фрагментам жизни, которые мы знаем не такими, какими они были на самом деле, а такими, какими их представляет себе первое лицо. Отмеченная подобным двойным экспрессивизмом современная лирика воссоздает персоналистический, монадический образ мира: в центре представления не разыгранное на сцене взаимодействие между людьми или пересказ историй и их переплетений, а способ, которым изолированное «я» рассказывает об опыте – в основном индивидуальном, части которого не связаны друг с другом, напряженном и мгновенном. Никакой другой жанр, даже автобиография, не является настолько эгоцентрическим по содержанию и по форме; никакой другой жанр не избавляется так легко от уровней действительности, которые выходят за границы «я», аннулируя присутствие времени, сводя внешний мир к пейзажу, отдаляя первое лицо от пересекающих его психических и социальных силовых полей, разрушая ограничения, которые традиция и общие представления накладывают на анархическое самовыражение. Еще более эгоцентрической по своей сути является символистская периферия современной поэзии, состоящая из произведений, которые уничтожают содержание, чтобы сосредоточить внимание читателя на непрозрачной красоте слов; с тех пор как перестала существовать традиция, способная ограничивать разгул индивидуального таланта, стиль, который выставляет напоказ сам себя и прячет все остальное, приходит к выражению полностью субъективного взгляда на мир, который уже закрепился в форме. Но и другой крупной периферии нашего литературного пространства – нарративной и эссеистической – не чужд лиризм формы, потому что единственный тип письма, который человеку с современным горизонтом ожиданий кажется служебным и прозрачным, – это написанная простым стилем проза, а не рассказ в стихах, размышления в стихах или отличающаяся образностью поэтическая проза.

Современная поэзия – литературный жанр, более всего похожий на изобразительное искусство последних столетий. Подобно живописи и скульптуре, стихотворные произведения также чрезвычайно остро отреагировали на кризис мимесиса и дегуманизацию искусства. Несмотря на поразительные нарративные эксперименты, которых литература XX века знала немало, средний серьезный роман остается куда ближе к общепринятому взгляду на мир, чем поэзия. Не случайно элитарные романисты продают куда больше книг и куда больше известны, чем поэты. Многие читатели понимают описанный в романах опыт, даже если романист позволяет себе играть с формой, если он отказывается от правильной пунктуации и использует внутренний монолог, – все это не мешает тем, кто не относится к профессиональным литераторам, восхищаться Сарамаго, Уве Йонсоном, Иегошуа или Антунешем, однако принято считать, что для того, чтобы по-настоящему ценить поэзию, нужно владеть языком интересующего нас жанра; иначе говоря, нужно быть знакомым со специальной системой знаков. Как и все виды искусства, претерпевающие значительную дегуманизацию, современная поэзия разделяет публику на два лагеря – на немногочисленную элиту, на тех, кто понимает, и на широкую массу, которая не понимает; в этом поэзия следует направлениям диалектики, которая распространилась и в пластических искусствах с тех пор, как живописцы и скульпторы стали игнорировать привычный облик действительности и нарушать унаследованные от предшественников нормы367.

8. Невидимые хоры

Особая чувствительность, самовыражение в форме, качественное отличие мировосприятия, индивидуальный талант. До сих пор мы описывали стилистическую революцию современной поэзии, используя словарь, который, хотели мы того или нет, опирался на историческую схему, восходящую к романтикам; согласно этой схеме, с завоеванием права на оригинальность художники отказываются от конвенций и начинают творить совершенно автономно. Слова, которыми Барт, Элиот или Пруст описывают деятельность сочинителя в режиме стилистической свободы, во многом связаны с этой парадигмой. На самом деле, если в целом взглянуть на историю искусства после смерти традиции, перед нами откроется не такой пейзаж, который бы мы увидели, если бы романтическая схема в полной мере соответствовала действительному положению вещей.

Открываю наугад составленную Антонио Портой антологию «Итальянская поэзия 70‐х годов» (1979) и обнаруживаю тексты Эроса Алези, покончившего с собой в двадцать лет, в 1971 году:

Caro Papà.

Tu che ora sei nei pascoli celesti, nei pascoli terreni, nei pascoli marini

Tu che sei tra i pascoli umani. Tu che vibri nell’aria. Tu che ancora ami il tuo figlio Alesi Eros.

Tu che hai pianto per tuo figlio. Tu che segui la sua vita con le tue vibrazioni passate e presenti.

Tu che sei amato da tuo figlio. Tu che solo eri in lui. Tu che sei chiamato morto, cenere, mondezza.

Tu che per me sei la mia ombra protettrice.

Tu che in questo momento amo e sento vicino più di ogni cosa.

Tu che sei e sarai la fotocopia della mia vita <…>368.

Перед нами исключительно лирический текст: «я» воображает, что разговаривает с отцом, чтобы непосредственно выразить свои личные чувства и публично исповедаться; метрика, синтаксис, лексика и фигуры соответствуют стремлению к самовыражению, они не подчиняются жестким правилам и полны пафоса. Тем не менее нетрудно понять, что подобное стихотворение, глубоко персональное, если сравнить его с тем, как обычно принято выражать свои мысли, само по себе