Путь к золотому дракону - Мария Быкова

Я точно знала, каким словом можно охарактеризовать этот образ жизни, но встретилась взглядом с Эгмонтом и внезапно вспомнила, что он мне не только друг, но и преподаватель. Пришлось переформулировать:

— У них непременно имеется насыщенная личная жизнь. По возможности — с некромантами или вампирами, а в идеале — с вампирами-некромантами. И что из перечисленного есть у меня?

Я немного лукавила. Из перечисленного у меня имелся вампир — в количестве аж двух штук — да и некромант тоже, если посчитать Валентина де Максвилля. Но все-таки они были не в зачет, потому что никакой романтики между нами не просматривалось. Исключительно деловые — или дружеские, как посмотреть, — отношения.

Эгмонт внимательно поглядел на меня поверх костра.

— То есть, иными словами, ты считаешь, что самый худший тип адепта — сильно пьющий разгильдяй творческой направленности?

Я хмыкнула так, чтобы при желании можно было счесть это за согласие. В костре стрельнул уголек, из лесу вновь заухало. Сигурд перевернулся на спину и уставился в небо, усыпанное звездами, но я по каким-то неуловимым признакам знала, что оборотень продолжает прислушиваться к разговору.

— Хочешь, поделюсь педагогическим опытом? — продолжил Рихтер. — Студенты бывают самые разные, но можно выделить две категории: предсказуемые и непредсказуемые. Состав каждой зависит прежде всего от мастерства преподавателя. Думаю, госпожа Дэйн способна просчитать любого из своих некромантов… Но что касается меня, студенты со склонностью влипать в истории — пройденный этап. Классический пример — близнецы аунд Лиррен. Вот уж кто всегда найдет и гвоздь, и дырочку, и полмешка взрывчатки. Ты им точно не конкурент.

— Ну и я о том же…

— Подожди. — Рихтер предупреждающе поднял руку. — При всем своем уважении к талантам близнецов, я повторю — их поступками легко управлять. Простой пример. Пять лет вся студенческая братия толклась возле моей аудитории, не обращая никакого внимания на значительно более интересные и опасные объекты. Поверьте мне, сту… то есть поверь мне, Яльга, их в Академии хватает. Несложная манипуляция — и мы получаем желаемый результат. И хвала всем мыслимым богам, что подобные тебе в Академии появляются крайне редко.

— Подобные мне — это те, которые приходят и взламывают? — кротко спросила я. Значит, несложная манипуляция? Так-так! И кто еще кем манипулирует, если ты вышел на такую интересную тему!

— Подобные тебе — это те, которых хлебом не корми, но дай сунуть нос в какой-нибудь старинный гримуар. Адепт, который хочет устроить пакость, в худшем случае подожжет кабинет директора Буковца. Адепт, который хочет знаний, может докопаться до тех мест, куда и Шэнди Дэйн по доброй воле не заходит. Я уже знал одного такого. Мне хватило.

Я против воли вспомнила Гения-Хендрика и Тьму, затопившую защитный круг.

— И знаешь что, Яльга? Таких, как ты, действительно не очень-то любят преподаватели. Потому что взрослому уважаемому человеку весьма не нравится чувствовать себя зеленым адептом, которому нечего ответить на заданный вопрос. И это понятно, ибо соответствует человеческой природе. Как ни странно, Яльга, преподаватели — тоже люди. На моей памяти был лишь один случай, когда магистр ответил адепту: «Мальчик мой, я не знаю ответа на твой вопрос. Но постараюсь его разыскать».

Я покивала.

— Конечно-конечно. Один мой знакомый магистр в таких случаях любит говорить: «А это, студентка Ясица, вы будете изучать на пятом курсе». Или в интернатуре. Или в аспирантуре.

— Положим, когда магистр это говорит, чаще всего он просто хочет, чтобы помянутая адептка не совала свой нос, куда ей еще рано.

— Чаще всего?

Эгмонт набрал воздуху, чтобы разразиться еще одной воспитательной тирадой, но в этот момент я бросила все тщетные попытки упихнуть тетрадку в сумку и вытряхнула книги наружу, решив, что настало время для уборки. Первым на траву выскользнул «Справочник». Ревнивым движением обложки он отшвырнул подальше от меня маленькую дрожащую книжицу в мягком переплете. Это была та самая «Магия. Руководство для начинающих», которую я купила тысячу лет назад в корчме на дороге Межинград — Арра. Книжка шлепнулась рядом с Рихтером; маг машинально поднял ее, бросил взгляд на обложку и замер.

— Ты где это взяла? — едва ли не благоговейно спросил он, осторожно пролистывая книгу.

Я недоуменно пожала плечами.

— Купила, разумеется… А что?

— Яльга, этого нельзя купить! — Рихтер поднял взгляд от книги. Глаза у него были совершенно дикие. — Скажи мне честно, как твоему декану, кого ты ограбила? Тебе ничего не будет, честное магистерское…

— Никого, — сказала я, надеясь, что тот давешний купец не слишком продешевил. Опять-таки хотелось верить, что фраза про ограбление была риторической фигурой, — я никогда не видела Эгмонта в таком состоянии, и можно было запросто поверить, что он говорит всерьез. — А что это за книжка?

— Этого нельзя купить, — повторил маг. — Эта книга бесценна! Глазам не верю!

Он долистал ее до конца, вновь открыл на середине, отлистнул с десяток страниц, закрыл, перевернул… Мы с Сигурдом переглянулись, и я пожала плечами еще раз. В поведении Рихтера не просматривалось даже самой дохленькой логики.

— Ты ее еще по корешку погладь, — посоветовал Сигурд, неоднократно видевший, как я проделывала это со «Справочником».

— И поглажу! — ответил Эгмонт, подтверждая слова действием. Неизбалованная книга доверчиво жалась к его рукам. — Сигри, ты не понимаешь — это сокровище!.. В мире осталось только три экземпляра: один у Магистра Эллендара, второй подарили на предпредпоследний юбилей учителю Тэнгиэлю…

— А третий где? В библиотеке у магистра Зирака?

— Нет, — мрачно ответил Рихтер. — Третий зачем-то забрали драконы. Яльга, тебе этот все равно не нужен.

— Тебе это кто-то сказал или ты сам догадался?

— Яльга, ну будь человеком! Что тебе, жалко, что ли? Ты мне друг или кто?

— Ладно, — уступила я. — Положим, друг. Но в таком разе, во-первых, будем считать, что я дарю ее тебе на день рождения… ты же мне сережки подарил?

— Я отдаривался, — отмахнулся Рихтер. — Ты мне мгымбра — я тебе защитные амулеты… Картина маслом, Сигри: мой день рождения, Савайн, все студенты заняты делом — празднуют, стало быть, никто не мешает. Невероятно капризный эксперимент в самом разгаре. И тут меня выдергивает директор Буковец, и все из-за чего?

— Из-за чего? — переспросил Сигурд, которому надоело быть молчаливым статистом.

— Из-за того, что одна не в меру талантливая студентка создала невесть что, почти до бесчувствия напугавшее последнего магистра бестиологии!

— Почему «почти»? — обиделась я. — Ой, так получается, у тебя день рождения в Савайн? Я учту!

— Не надо! — испугался Рихтер. — Хотя… может, у тебя есть еще такая книжка?

— Пока нет. Но я буду искать. А к вопросу о книжке — я как раз хотела тебя спросить: там на пятнадцатой странице…

— А это, студентка Ясица… — завел привычную песню Эгмонт, но я с надеждой спросила:

— Я буду изучать на пятом курсе?

— Нет, — жестоко разбил мои надежды Рихтер. — Извини, я ошибся. Когда ты будешь соискателем докторской степени, возможно, ты выберешь тему, по которой эта книга будет тебе полезна.

Я смолкла, не без смущения сообразив, что попытки разобраться в этой книге без преподавателя были в лучшем случае весьма нескромными. Но… интересно же, правда!

— Глянуть можно? — подал голос Сигурд.

После краткого морального терзания Эгмонт все же доверил ему книгу. Оборотень полистал ее, внимательно обозрел замысловатый чертеж и, быстро улыбнувшись, прочел вслух фразу по-эльфийски. На эльфаррине он говорил чище, чем на лыкоморском.

— «Весенний круг», надо же… — пробормотал он. Я облизнула губы и собралась спросить, где это Сигурд учил старший из эльфийских языков, но волкодлак продолжил: — Я одного только не понимаю, Эгмонт, — ежели книга такая сложная, почему ж она тогда так называется?

Рихтер неожиданно рассмеялся.

— Тот, кто ее писал, числил начинающим даже себя. Что уж о нас говорить!

Этим вечером закат в Межинграде был особенно живописен. Алое зарево полыхало на полнеба, отбрасывая на древние стены розовые и золотистые отблески. Волшебное сияние окутывало все вокруг: башни, и камни, и траву под ногами, и магический фонтан, и печального белого слона. Животное вздыхало, шевелило хоботом и смутно грезило о некоем магистре Цвирте, который умел так заботливо отполировать ему бивни и омыть ноги.

Но — увы! — Поль Цвирт был недосягаем, а остальные не обращали на страдания слона ровным счетом никакого внимания.

На бортике фонтана, нежно держась за руки, сидели принц Саид и его прекрасная пери. Покуда дозволяли приличия, властитель земли Каф молча пожирал возлюбленную очами, а когда молчать становилось просто опасно, он начинал декламировать стихи восточных поэтов. Прекрасной Полин вовсе незачем было знать, что каждый вечер после очередного свидания Саид открывал взятый у магистра Зирака том и заучивал наизусть не менее пятнадцати произведений. Зато теперь он мог не сходя с места прочесть несколько полных диванов[7].