Всегда тринадцать - Александр Бартэн

— Полагаю, на этом мы можем закончить, господин Морев, — сказал он, точно пробуждаясь или, напротив, уходя в непроницаемо глухую раковину. — Вы были весьма любезны, и мне остается.

— Не стоит благодарности, — ответил Морев; резкая складка, прорезавшая лоб, никак не вязалась с учтивой улыбкой. — Тем более, господин Дезерт, вам еще многое предстоит у нас увидеть!

Три месяца подряд — аншлаг в аншлаг выступал Кириан в Московском цирке. Битковые сборы могли бы продолжиться и дальше. Однако нельзя было обижать цирковую периферию: ей тоже не терпелось увидеть замечательного иллюзиониста. И еще имелась причина. В двери столичного цирка все настоятельнее стучалась новая программа. Кстати, в афишах ее так и назвали: «Новое в цирке».

Программу эту Дезерт смотрел на второй день после своего приезда. В ложе с ним вместе находился управляющий Союзгосцирком, а также Игнатий Ричардович Порцероб: он был режиссером-постановщиком представления и, чувствуя себя хозяином, всячески старался занять Дезерта. Уверенным знанием иностранных языков Порцероб не обладал, но зато изъяснялся с удивительной экспансивностью жестов и интонаций, не раз перебивая переводчика — тот сидел во втором ряду, позади Дезерта.

— Мне очень приятно, господин Дезерт, показать вам новую программу нашего цирка. Программа обширная, разнообразная, и надеюсь, что она.

— Мне будет интересно посмотреть, — откликнулся импресарио. Тон был сдержанным, но это ничуть не обескуражило режиссера.

— Сейчас вы сами убедитесь, господин Дезерт. Некоторые из номеров я бы отнес к самому высокому классу.

Управляющий укоризненно покосился на Порцероба: к чему такое предуведомление? Программа и в самом деле шла с успехом, получила признание и зрителя, и печати. Тем более не было нужды саморекламно забегать вперед.

— Мне будет интересно, — сухо повторил Дезерт.

В кресле он сидел неподвижно, прямо, лишь короткими кивками головы подтверждая, что слышит переводчика. Не изменил он позу и тогда, когда, вслед за оркестровым вступлением, на манеже развернулся пролог.

Вся в цветах — и вместо снастей цветочные гирлянды — выплыла ладья, на палубе которой играли музыканты. Они исполняли песню о красивом и мужественном цирковом искусстве, и артисты, со всех сторон сопровождавшие ладью, громко подхватывали припев песни, а коверный клоун — самый веселый из клоунов — дирижировал сверху, с мачты, взмахивая подзорной трубой, встряхивая длинными льняными волосами. Потом водрузил трубу на мачту, и она вдруг задымила, как пароходная. Взялся за спасательный круг, и он вдруг сделался рулевым колесом. Басисто прогудев, набирая скорость, пароход-ладья направился в дальнейший путь.

«Эффектное начало! — подумал Дезерт. — Но это ведь еще не настоящая цирковая работа. Посмотрим, как дальше развернется программа!»

«Новое в цирке» — анонсировали, предвещали, обещали афиши. Какая же, однако, подразумевалась новизна? Новизна артистических имен или же новизна цирковых находок — трюков, комбинаций, аппаратуры?

Программа, которую смотрел Дезерт, тем и была примечательна: молодость соседствовала в ней с долголетним умудренным мастерством — тем, что остается навек молодым, потому что не знает успокоенности. «Новое в цирке»! Образцовый, самый взыскательный в стране манеж знакомил зрителей с артистами разных поколений. С молодыми, умеющими черпать из своей молодости самое лучшее: свежесть, непосредственность, неуемную фантазию. И с артистами старшего возраста. Имена этих артистов давно и широко были известны. Казалось, они уже всесторонне показали себя. Но вот выходят опять, и зритель видит новую грань таланта.

В антракте Порцероб не замедлил осведомиться:

— Каковы же ваши впечатления, господин Дезерт?

Не без усилия разомкнув бескровно-тонкие губы, импресарио согласился: действительно, в программе многое интересно. Но тут же, словно желая остудить излишнюю восторженность режиссера, высказал сожаление:

— Мне показалось, что недостает зоологических номеров. Собачки, гималайские медведи. Одного этого мало!

— Конечно! Конечно же! — воскликнул Порцероб, и улыбка его обрела еще большую лучезарность. — Другого я и не ждал услышать от вас — внука Рене Дезерта!

— И еще, — продолжал импресарио, как будто не услыхав скрытого комплимента. — Мне показалось также, что в программе мог быть богаче представлен конный цирк.

— Совершенно верно, — и тут согласился Порцероб. — Конечно же вам всегда будет недоставать конного цирка. Вам — сыну прекрасного дрессировщика Франсуа Дезерта!

— Не будем тревожить тени предков, — с подобием улыбки ответил Дезерт.

Что касается управляющего Союзгосцирком — он не принимал участия в этом разговоре или, точнее, ограничивал свое участие любезной улыбкой. Он также был человеком деловым — управляющий системой советских цирков. Потому-то и предпочитал не столько говорить, сколько присматриваться. Те впечатления, которые он вынес из своей первой — еще зарубежной — встречи с импресарио, не изменились и на этот раз.

«Жесткий, как видно, купец!» — думал управляющий.

Второе отделение программы включало номера не менее сильные. Но, пожалуй, самым прекрасным был среди них последний, заключительный номер: выход группы канатоходцев. Они работали на трехъярусном канате — отец и мать, дочь и сын, невестка. «О, семья! Цирковая семья!» — не без благосклонности кивнул Дезерт, услыхав пояснение Порцероба. Трехъярусный этот канат снабжен был приспособлением, позволяющим изменять угол наклона. Идя по канату, артисты исполняли сложные эквилибристические комбинации. И вот наступил финал номера. Самый молодой — юноша — стал подыматься по такой отвесной крутизне, что даже немыслимо было понять, как возможно подобное движение. Семья следила, семья провожала, семья сопутствовала. «Правильно! — отметил про себя Дезерт. — Он самый молодой, а значит, кормилец, надежда семьи!» Однако, продолжая все так же пристально следить за ходом номера, Дезерт вдруг почувствовал нечто такое, что было ему доселе незнакомо. И понял, в чем заключается это незнакомое и необычное: оно в поведении зрителей, зрительного зала.

Не так вел себя зал, как положено. Пускай семья волнуется, страшится, молит судьбу об удачном исходе. На то она и семья. На карту поставлено ее благосостояние, больше того — существование. Но ведь те, кто находится в зале, — они чужие. Они заплатили за зрелище и хотят в полной мере получить все то, чем грозит головоломный номер.

Нет, не так, как положено, вел себя зал. И тогда, оторвав взгляд от подкупольного пространства, обратя его к зрителям, Дезерт увидел, что они воедино с семьей канатоходцев и что каждый в зале сопутствует подымающемуся по почти отвесному канату и сопереживает не грозящую опасность, а удачность и уверенность движения, шага, взмаха балансиром. Нет, не пятеро, поднявшиеся на канат, — весь зал был в этот момент единой семьей.

Достигнув предельной точки, канатоходец на мгновение замер. Сразу затем скольжение вниз — скольжение, прыжок, полет, и это все в стремительнейшем вихре. И вот уже манеж под ногами — желанная, надежная цирковая твердь. И до чего же на ней хорошо. И до чего же ликующе — точно он сам мгновение назад совершил непостижимый прыжок-полет — встречает зал отважных канатоходцев.

«Вы еще не видели нашего зрителя!» — вспомнились Дезерту слова Морева. Раздраженно, упрямо поморщился, но тут же, снова сделавшись официально-непроницаемым, обернулся к управляющему:

— Могу поздравить. Действительно превосходный номер. Экстра-класс! Итак, встречаемся завтра с утра?

Управляющий подтвердил и высказал убеждение, что ничто не помешает успешному и быстрому завершению переговоров.

— Я буду этому рад, — сказал Дезерт.

И в самом деле, поначалу переговоры носили вполне обнадеживающий характер. Ранний час, когда голова ясна и мысли по-особому отчетливы, пунктуальность, с какой управляющий встретил Дезерта на пороге своего кабинета, и даже скромность обстановки кабинета — все это расположило импресарио, и он не стал возражать против тех номеров, какие Союзгосцирк предлагал включить в программу зарубежной поездки.

Осложнение возникло лишь тогда, когда управляющий назвал аттракцион Сагайдачного.

— Сагайдачный? — не без труда переспросил Дезерт. — Я не слышал. Какой это номер?

— Аттракцион! Крупный, сильный аттракцион! — заверил управляющий. — Всюду пользуется прочным успехом!

— Не слыхал! — повторил Дезерт. Таким он был всегда: до поры до времени покладист, но ни на миг не забывал о конечных своих интересах. — Не могу ли я получить более подробную справку?

Управляющий, позвонив Неслуховскому, попросил принести рекламный материал. Тот принес, и в течение нескольких минут импресарио весьма внимательно знакомился с плакатами и фотографиями.