Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа - Памела Друкерман

Американцы воспитывают в детях независимость совсем иначе. Лишь когда я вышла замуж за Саймона, европейца, поняла, что все свое детство училась выживанию. Я стреляла из лука, плавала на перевернутом каноэ, училась разводить костер у человека на животе, чтобы не обжечь его, и делать из джинсов спасательный жилет прямо в воде.

В Европе учить детей подобным вещам не принято. В детстве Саймон не ставил палатку, не плавал на лодке. Вряд ли он сообразит, с какого конца забираться в спальный мешок. В условиях дикой природы он протянет от силы пятнадцать минут – и то, если у него в руках будет книжка из серии «Как выжить там-то и там-то».

Парадокс состоит в том, что всем этим навыкам первопроходцев я научилась в летнем лагере, – но только после того, как мои родители подписали юридически оформленное согласие не предъявлять претензии, если я вдруг утону. (Это было еще до того, как во всех школах установили веб-камеры, а на детские дни рождения стали печь торты без добавления орехов.)

Несмотря на скаутские значки и недюжинные успехи в гребле, дети-американцы живут в тепличных условиях. «В современном родительстве есть тенденция ограждать детей от эмоционального и физического дискомфорта», – пишет американский психолог Венди Могел в книге «Да здравствуют разбитые коленки». Вместо того чтобы отпускать детей на свободу, обеспеченные родители – клиенты Могел – «пытаются вооружить [детей] толстой броней навыков, обучая их многим вещам и заставляя биться за первое место и преуспевать».

И дело не в том, что для американцев самостоятельность детей – не главное. То есть мы не уверены, так ли уж она детям нужна. Мы считаем, что родители должны находиться рядом с детьми почти постоянно, чтобы уберечь их и сгладить возможные эмоциональные переживания. После рождения Бин мы с Саймоном даже шутили, что, когда она пойдет в колледж, мы просто переедем вместе с ней. А потом я прочла в журнале статью о том, как некоторые американские университеты теперь устраивают «прощальные вечеринки» для родителей первокурсников, таким образом намекая, что им пора уезжать.

Во Франции родители не обманывают себя, думая, что у них все под контролем. Да, они тоже хотят уберечь детей, но не пытаются перестраховаться даже на самый невероятный случай. Например, уезжая, не посылают ежедневные напоминания мужьям закрывать дверь на задвижку и опускать сиденье унитаза, чтобы ребенок в нем не утонул, как делаю я.

Во Франции общественное мнение подталкивает родителей в противоположном направлении. Если они слишком опекают свое чадо и стремятся контролировать его опыт познания мира, кто-нибудь из знакомых или родственников обязательно скажет что-то вроде: «Пусть у ребенка будет своя жизнь».

Об этом писала еще Франсуаза Дольто. «Важнее всего для ребенка как можно раньше обрести самостоятельность, при условии, что его безопасность обеспечена, – писала она в книге «Основные этапы детства». – Родители могут попасть в ловушку, не признавая истинных потребностей своего ребенка, – а свобода как раз является одной из них… Ребенок должен чувствовать, что его будут любить как самостоятельную личность, ощущать себя уверенно в пространстве, день за днем пользоваться все большей свободой, познавая мир, приобретая личный опыт и выстраивая отношения со сверстниками.»

Дольто, в частности, говорит и о том, как важно оставлять ребенка одного в безопасной обстановке, чтобы он сам разобрался, что к чему. По мнению Дольто, шестилетний ребенок должен уметь выполнять все касающиеся лично его действия по дому и в обществе, и родители должны верить, что он способен справиться.

Иностранцам сложно принять подобные методы. Моя американская подруга Энди, прожившая во Франции более двадцати лет, вспоминает, что, когда ее сыну было шесть лет, в их детском саду тоже устроили выезд на природу.

– И вот все другие мамашки твердят, как это здорово, что в апреле состоится classe verte (в дословном переводе – «зеленый класс»). А я думаю: что за classe verte? Выезд на природу? На неделю? Да вы что, с ума сошли!

В школе, где позже учился ее сын, посещать или не посещать «зеленые классы» по желанию можно было только первый год. Потом они стали обязательными, и весь класс из двадцати пяти человек каждой весной уезжал на неделю с учителем.

По американским меркам, Энди считает себя не слишком «прилипчивой» мамой. Но ей было трудно свыкнуться с мыслью, что ее ребенок один поедет в «зеленый класс» (в тот год его проводили на западном побережье Франции). Вне дома ее сын никогда не ночевал. По вечерам ей приходилось силком загонять его в душ. И она не могла представить, как он уснет, если не подоткнуть ему одеяльце. Энди нравилась его учительница, но она совсем не знала других взрослых из числа сопровождающих: племянника учительницы, воспитателя с детской площадки и просто «какого-то знакомого воспитателя».

Когда Энди рассказала обо всем этом трем своим сестрам из США, те перепугались не на шутку.

– Помню, они сказали: «Они же не могут тебя заставить!» Одна сестра работает адвокатом, она тут же спросила: «Ты что-нибудь подписывала?» В основном они боялись педофилов.

На собрании по поводу поездки одна из мам (тоже американка) спросила учительницу: что та намерена делать в случае, если вдруг в воду упадет электропровод. Французские мамашки засмеялись. Энди была рада, что не задала похожий вопрос, но призналась, что он отражал и ее страхи.

Но больше всего Энди беспокоилась о том, что будет, если во время путешествия ее сыну станет грустно или плохо. На собрании она об этом не стала говорить. Когда такое случалось дома, она пыталась помочь малышу разобраться со своими эмоциями. Если он начинал плакать по непонятной причине, она спрашивала: «Что с тобой – ты напуган? расстроен? зол?»

– Это был мой метод. Мы вместе анализировали, что произошло.

Желание французов привить детям самостоятельность простирается далеко за пределы школьных поездок. Когда я иду по улицам нашего района, сердце екает, потому что здешние родители часто разрешают совсем маленьким детям бежать впереди по тротуару. Они доверяют им – знают, что на углу они остановятся и подождут. (Если ребенок еще и на самокате, я не могу спокойно смотреть.)

Я всегда представляю худшее. Вот мы встречаемся на улице с моей подругой Элен, останавливаемся поболтать, а три ее дочки тем временем подходят совсем близко к проезжей части. Элен уверена, что под машину они не выскочат, и потому спокойна. Думаю, что и Бин не стала бы. Но на всякий случай держу ее за руку. (Саймон любит вспоминать, что как-то раз я запретила Бин идти на футбольный матч болеть за него, боясь, что в нее попадет мяч.)

Во Франции часто бывают моменты, когда я хотела бы помочь детям, но знаю, что они должны все сделать сами. Например, я вижу, как воспитатели из яслей, куда ходят мои сыновья, ведут малышей в булочную за свежими багетами. Это не экскурсия, а просто прогулка с детьми. Через несколько недель совершенно случайно узнаю, что Бин была в зоопарке и большом парке на окраине Парижа (мы идем в тот же зоопарк, и Бин радостно сообщает, что уже ходила сюда). Никакие разрешения я не подписывала, да меня и не просили. Кажется, французских родителей ничуть не беспокоит, что во время прогулок может случиться что-то плохое. А когда танцевальная группа Бин устраивает концерт, меня даже не пускают за кулисы. «Передайте ей белые леггинсы», – единственное указание, которое я получила. С ее учительницей танцев я ни разу не разговаривала. Ведь она занимается с Бин, а не со мной. Последние несколько недель Бин твердила мне: «Не хочу быть марионеткой», – что это значит, я не знала. Но стоило занавесу подняться, как я все поняла. На сцене появилась Бин, в полном макияже, и вместе с десятком других девочек принялась резко дергать ногами и руками под песню «Марионетка». Малышки, двигающиеся вразнобой, действительно похожи на сбежавших из кукольного театра марионеток… Однако, глядя на Бин, я понимаю, что она запомнила все движения 10-минутного танца – без моей помощи. Когда после концерта она выходит, я рассыпаюсь в восторгах, какая же она молодец. Но Бин разочарована.

– Я забыла, что не хотела быть марионеткой, – говорит она.

Во Франции дети более независимы не только в том, что касается внешкольных занятий. Они и в общении друг с другом ведут себя очень самостоятельно. Родители никогда не вмешиваются в ссоры на детских площадках, не выступают посредниками между детьми в семье. Считается, что дети должны сами решать свои проблемы.

Однажды забираю Бин из детского сада, она выбегает ко мне с кровью на щеке. Рана неглубокая, но кровоточит. Дочь отказывается говорить, что произошло (и, кажется, ее это не очень беспокоит – ей не больно). Воспитатель утверждает, что ничего не знает. Стараясь не заплакать, расспрашиваю директрису детского сада, но та тоже ничего не видела. И самое главное, обе очень удивлены, что я подняла такой переполох.