Чужая истина. Книга вторая - Джером Моррис

бородатых годов. А вот уж лишними эти рты бы не были, когда рядом вал и столько вояк. Нашли бы, чем занять, да чем прокормиться. Не думаешь?

Эйден думал, но скорее не о том. Он представлял себя птицей, парящей над скалистыми уступами Маньяри. Представлял черепичные крыши, извилистые, мощёные булыжником улочки, крутые спуски и подъемы. Пыльный сход к ручью. Тропка в низине. Юркая, гладкая, теньком уводящая в лес.

— А если, и правда, не ходить далеко? — Мэйбл гладила его руку, то ли успокаивая, то ли силясь вытянуть хоть слово. — Оружейники — ребята бравые. Да и вооружены, полагаю, лучше прочих. Пустят переждать, а там всё и успокоится. Уж под крылышком своего старца… наверняка не откажут.

— Старец стар. — Подал он, негромко, голос. — Гаспаро против порта скорее потому, что сам не перенесёт дороги. Он беспомощен вне знакомых улиц. Но авторитета, хочется думать, сохранил больше, чем зубов. Я прошмыгнул мимо их кузниц, мастерских, разграбленного не видел. Не знаю, надолго ли.

Сквозь неплотно прикрытые ставни проникал свет, ломаной полосой пересекая оставшуюся в гостиной мебель. Если присмотреться, можно было заметить частички пыли, вихрями пляшущие в жёлтых лучах. Жестикулировали всё активнее, спорили всё горячее.

А в самом начале улицы Аллегри, у высоких, свежесработанных баррикад, было почти совершенно тихо, свежо и как-то даже зябко. Касимир Галли, забравшись по импровизированным ступеням из ящиков на свою телегу-трибуну, обозревал ближайшие окрестности. Окрестности эти полнились горожанами, вроде бы не проявлявшими явной и активной агрессии, но, несомненно, к ней готовыми. Это не были местные, живущие в этом или ближайших кварталах. Если и не оборванные, то плохо одетые, потасканные и запылённые — все они походили на диких псов, шелудивых, трусоватых, но коварно-опасных, рыщущих поблизости, так и норовящих зайти сзади. Бездельники и проходимцы, как именовал их про себя и вслух господин Касимир, слонялись из проулка в проулок, грелись на ступенях чужих крылечек, сидели и стояли группами тут и там. Они нагло щурились, ухмылялись, переговариваясь — сплёвывали на брусчатку, бросая на главу фаима Галли насмешливые взгляды.

«Чтобы скалиться издалека — много ума не надо. — Думал Касимир, отвечая дворнягам каменным лицом, твёрдым взглядом, и пересчитывая их, в который уже раз. — Однако, чтобы навалиться кучей, терзая павших, шибко умным тоже быть ни к чему.»

Здесь с ним было двадцать четыре человека. Почти все — довольно надёжные, порядочные люди, но мало искушённых бойцов. Бойцов, до недавнего времени, среди карсов и вовсе было немного. География и судьба уже давно хранили их от набегов добрых соседей, а развитые ремёсла и торговля давали достаточно богатства, блеска и видимой силы. Таких лат, как у карских кирасиров, не было, пожалуй, нигде в мире. Разве что у самых богатых рыцарей Бирны, да Леммаса. Ну и, может, у гномов, но ведь это как далеко. И пусть знаменитые Железные рёбра всё больше красиво шагали, да ровно стояли почётными караулами — этого вполне хватало для обеспечения порядка. Как внешнего, со стороны полуостров казался чуть ли не единой крепостью, так и внутреннего — вся беднота и оборванцы робели, трепетали, только заслышав лязгающий шаг блистательных патрулей.

Теперь же всё белое, блестящее, полированное — было где-то там, на Валу. Красавцы кирасиры, дети лучших семей, богатейших фаимов, чеканили шаг в неделях пути от Маньяри. И сердце Карского полуострова оказалось открыто, обнажено, практически безоружно. И до недавнего времени, буквально до вчерашнего вечера, Касимир отказывался верить, что всё именно так. Кто знает, были ли шансы заметить, оценить угрозу верно и точно. Послать на Вал хоть бы за парой рот. Молодцы из его фаима, бывшие мельники и пекари, теперь наверняка были битыми ветеранами. Как здорово они пригодились бы здесь, прямо у этих жалких телег. Да и прочие мужи, те, что оставались сейчас в пригороде, сгодились бы отлично. Но все они были там, а он здесь. Он, и ещё двадцать четыре человека. Пусть не бойцы, но, в основном, порядочные люди.

Из-за ближайшего поворота показался вооруженный отряд. Или, скорее, делегация. С десяток человек, самым заметным из которых был смуглый бугай в светлом, явно с чужого плеча, плаще. Он важно и по-хозяйски ступал впереди, не выбирая чистой дороги и не боясь запачкать новые, яркие сапоги красной кожи. Не дойдя до баррикад с полсотни шагов, важный подал знак рукой, останавливая спутников, и сам прошел вперед ещё немного.

— Кто здесь старший над мельниками? — Поинтересовался он, держась одновременно гордо, неловко и насмешливо. — Толстый Галли?

— Да ты и сам не худ, человече. — Касимир был уверен, что этот… гусь знал его в лицо. В Маньяри, в конце концов, мало кто не знал. — Говори, что нужно? Зачем пришёл, кого привёл.

— Ба-а, — похожий на гуся здоровяк закинул полу светлого плаща на плечо, играясь с обновкой, будто взмахнул крылом. — Да вот он где. Сразу и не заметил. Высоко забрался, главный над зерном, снизу и не видать. Спущайся давай, да поживее. Да следуй за мною. Скоро Совет собираем. Тебе велено быть.

— Велено? Кто может повелеть мне? И что, мать твою растак, вы там удумали мне советовать?

Вокруг обитых досками телег оживились наиболее порядочные люди. Возмущённый баритон командира, а уж чуть ли не сутки Галли, пожалуй, был именно командиром, одним своим тоном давал команду приготовиться. Рядом стали готовиться, проникаясь возмущением, невнятно бормоча ругательства, будто гудящий пчелиный улей.

— Э-э-э о матерях-то я бы говорить не стал. И тебе не нужно. Новая власть, среди прочих — в моём лице, приняла решение распорядиться закромами фаимов. И, надо думать, мельницы, амбары, пекарни и всё такое тоже будут обсуждаться Советом. Так вот, вылазь из-за шкафа, мой румяный друг, да следуй за нами. Обсуждать.

Пришедшие с ним подтянулись ближе, встав по обе стороны, угрожающе заворчали. Даже те, что не сумели украсть к мечам ножен — сейчас выглядели не столько бойцами перед штурмом, сколько почётным караулом, раскрылившимися петухами на птичьем дворе. Не в силах побороть в себе эти пернатые ассоциации, Касимир представил, как сворачивает шею надменному бандюге, легко и с хрустом, аки настоящему гусю. Затем прикинул, поспеют ли его молодцы сделать вылазку за телеги, поколотить эту кудахчущую братию, и вернуться назад прежде, чем прочая рвань, слоняющаяся неподалёку, среагирует и вольётся в действо. Решил не рисковать, быть мягче.

— Пошёл нахер, в жопу траханый индюк! — Взревел он дипломатично.