Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Октавиан Стампас

Я еще раз огляделся и понял, что, несмотря на ночь и кажущуюся легкость спасения, дела мои совсем плохи. Видно, что местные жители уже имели опыт подобной охоты и знали, что преступник, конечно же, будет стремиться прочь от города, и потому вернее всего — загнать его к подножию крутых скал, которые возвышались как раз в той стороне, где жгучие светляки еще не затевали своей мстительной пляски. Там, у этих скал, преступнику оставалось либо переломать себе кости на остром крошеве у самого подножия, либо сорваться с высоты — ибо сама ночь несомненно заставит беглеца сделать одно неверное движение, — либо сдаться на гнев или милость преследователей.

«Вот бы узнать, что бы сделала на моем месте Черная Молния?», — подумал я и вовсе не кстати вспомнил ее прекрасные тонкие пальцы и даже поймал себя на том, что тянусь губами во тьму.

В это время меня подхватил, словно таинственный теплый поток небесной силы, мерный колокольный звон, доносившейся из горного мрака, и вскоре я увидел еще одну череду огней, очень ярких и величественных. Подобно золотой реке, освещая торжественную и неторопливую процессию, те огни плыли от гор в сторону городских стен. Суета же тех огоньков, что служили моим преследователям, показалась мне теперь несуразной сутолокой мелких природных духов в сравнении с величавым шествием ангелов.

Я догадался, что вижу ту же самую процессию, которую мы заметили еще с рыцарем Эдом, когда спускались к столице с гор, и теперь эта процессия направлялась от монастыря обратно к городским воротам.

И тут мне пришло в голову, что самой хитроумной уловкой будет затеряться прямо в этой процессии и вместе с ней проникнуть в город, откуда уж наутро поискать какой-нибудь более подходящий выход из беды.

«Да, — утвердил я свою мысль. — Они будут искать меня где угодно, только не в городе».

Так, набравшись бодрости и решимости, я помчался навстречу ангельским огням.

Шустрым зверьком я дважды пересекал широкую и ровную дорогу, по которой шествие двигалось к городу, пока не подобрал себе между камней подходящее местечко, где и притаился в ожидании.

Окруженная золотым ореолом, что пронизывал и радостно оживлял ночной сумрак, деревья и камни не менее, чем на двадцать шагов по сторонам от дороги, приближалась ко мне та процессия, и сердце мое билось все чаще при виде этого необыкновенно красивого зрелища. Многоголосый хор, певший незнакомые мне божественные гимны, казалось, вздымался к звездным небесам и все сильнее заглушал растекавшийся по округе колокольный звон.

Впереди процессии ровным и неторопливым шагом двигался отряд могучих воинов в сверкавших золотом доспехах и шлемах, и высокие их копья поблескивали наконечниками, выкованными из того же драгоценного металла. Копья плотно окружали еще более высокое древко с хоругвью, на которой был запечатлен лик Иисуса Христа. Та хоругвь осеняла самую сердцевину отряда: там, словно в священной чаше с алым вином, светился императорский пурпур. Молодой цезарь Трапезунда вместе со своей супругой двигались к городу пешком, ступая по грешной земле, как простые смертные.

Вслед за отрядом императорского телохранения, облаченные в золото и серебро, ступали тяжелым шагом иерархи Церкви и Дворца. Они прошествовали надо мной, подобно сонму архангелов. А за ними потянулась долгая вереница монахов-черноризцев, своими огнями разгонявших мрак ночной, а пением — мрак душевный. В отличие от воинов и всевидящих иерархов, взоры монахов были устремлены в глубины духа, и потому я смело позволил себе приподнять над камнями голову и оглядеться.

Зловещие огни моих преследователей все так же трепетали и колебались в глубинах непросветленной материи, однако, хотя и приблизились с двух сторон, к императорской процессии, но не ближе, чем на полусотню шагов, словно то были лесные духи, встревоженные пением священных гимнов и псалмов.

Наконец миновала и армия воинов духовной брани, за которыми уже нестройной толпой потянулись земледельцы и городской люд, ремесленники, торговцы, женщины. Где-то среди них мне и нужно было найти себе новое место. Я напряг мускулы, готовый юркнуть в эту толпу, как мышь. Вдруг увидел я среди них дюжину дев, ступавших с понуро опущенными головами, и не поверил своим глазам, явно различив в их числе тех самых веселых нимф, что услаждали наши земные чувства в горной цитадели наместника Халдии. Впрочем, не было времени объяснять себе их появление: в конце концов наместник мог отправить их на быстрых конях в столицу еще раньше нас, ведь им не нужно было прятаться и сновать по подземным лабиринтам.

Отгоняя от себя всякое недоумение, я заметил короткую вереницу слепцов и решил, что личина слепого подойдет мне лучше всех всего. Через несколько мгновений я уже ступал по открытой для всех любопытных взоров дороге, положив руку на плечо одному из несчастных и закинув голову к небесам, на которых более не имел права видеть ни одного небесного бриллианта.

Посреди ночи врата Трапезунда покорно открылись перед повелителем и его верноподданными, а когда чинно и неторопливо затворились за нашими спинами, я подумал со злорадством, что, пожалуй, слишком много слепцов осталось коротать ночь, размахивая бесполезными факелами в глубинах хаоса.

Теперь необходимо было найти себе новую норку. Я с бессовестной наглостью озирался по сторонам, но пока видел вокруг только глухие стены.

Внезапно одна из женских фигур отделилась от процессии и, пройдя в сторону несколько шагов, с подозрительной быстротой шмыгнула в какой-то темный угол или проход. Я хотел было последовать за ней, но все же побоялся попасть впросак, не зная здешних нравов.

Между тем, головная часть процессии уже вышла на широкую площадь перед величественным храмом, так ярко озаренным со всех сторон факелами и свечами, что даже плоские купола сияли, подобно показавшемуся из-за края земли солнцу.

Я с нетерпением ожидал, пока подтянется на то просторное место и хвост шествия: там уж, на площади, я несомненно отыскал бы себе подходящее для ночлега место или провел бы ночь среди народа, праздновавшего неведомое мне небесное торжество.

Не успел я так подумать и даже порадоваться второму способу времяпрепровождения, как впереди, у самых врат храма, вдруг раздались крики, началась какая-то сумятица, и копья стражников закачались, как тростники на сильном и порывистом ветру. Вся процессия разом смешалась, теряя гармонию чинов и сословий.

Воспользовавшись неразберихой, я стал пробираться вперед и вдруг увидел картину, заставившую меня превратиться в соляной столб, вроде дочери Лота, которая вопреки предупреждению свыше оглянулась на гибнущие от гнева Божьего города, Содом и Гоморру. Четверо великанов-стражников волокли куда-то хрупкую девушку, ту самую, что юркнула из процессии в темный переулок. Покрывало упало с ее головы, и я узнал в девушке Акису по прозвищу Черная Молния! Увы, то была моя Акиса!

— Что же это такое? — невольно пробормотал я.

— Убийца! — раздался за моей спиной чей-то голос. — Ее подослали убить нашего славного василевса. Это жало направлено из Константинополя или из Рума. Но, хвала Провидению, все обошлось.

«Акиса! — отчаянно воззвал я в мыслях. — Зачем тебе еще этот василевс?! Умоляю, скажи!»

Но я уже не имел времени для раздумий, так же — как и места для спокойного ночлега. Взглядом ночного хищника я выбрал себе подходящую жертву среди монахов и, подскочив к ней, горячо зашептал, срывая со своего пояса кошелек:

— Святой человек! Спаси грешного! Мне нужна прямо здесь твоя ряса. Вот тебе пятьдесят золотых, на которые ты сможет прокормить сотню нищих, а если откажешься, то сделаешь меня еще грешнее. — И я показал ему малый Зуб Кобры.

Приняв новую личину, я проскользнул дальше и, достигнув едва ли не седьмого неба, остановил свой выбор на том придворном «ангеле», что показался мне важнее и величественнее остальных. Еще одного мгновения хватило мне, чтобы приникнуть к его золотым ризам и благоухавшему сирийскими ароматами телу, а затем немедля уколоть его в бок воплощением тайного убийства, скрытом в просторном монашеском рукаве.

— Стой тихо! — шепнул я. — Иначе умрешь. Я — ассасин, и моя жизнь теперь не дороже твоей. Говори тихо: кто ты?

— Севастократор, — дрожащим шепотом ответил придворный.

— Так это ты приказывал убить комтура тамплиеров? — на миг обрадовался я удивительному совпадению.

— Не я, а — мне, — ответил сановник.

— Кто?

— Я получил хартию с печатью василевса.

«Что же, мне теперь заступать на место Акисы?!» — в другой миг растерялся я, однако собрался с мыслями и решил все делать по порядку.

— Куда ее понесли? — осведомился я.

— В темницу, — был ответ.

— Казнят? И когда?

— Завтра поутру. Сегодня праздник.

— Бери двух охранников и двигайся к темнице. Немедля.