Кутящий Париж - Жорж Оне

X

Лакей вышел в маленькую гостиную, где госпожа де Ретиф сидела с Превенкьером, и доложил, понизив голос:

— Господин Леглиз спрашивает, можете ли вы, сударыня, их принять?

Валентина повела плечами и нахмурилась, очевидно не расположенная принимать этого гостя.

— Скажите, что я нездорова, — сухо ответила она.

Превенкьер с беспокойством подвинулся в кресле и по уходе слуги заметил, озабоченно посматривая на молодую женщину:

— Вы забыли, что мой экипаж у вашего подъезда…

— Ну, так что же?

— Он его узнает.

— Пускай! Разве я не вольна принимать, кого хочу, и отказывать тем, кто мне не нравится? Неужели вы упрекнете меня в том?

— Конечно, нет.

— Вы боитесь господина Леглиза?

— Я?

На губах Превенкьера появилась великолепная улыбка человека, защищенного броней богатства. С какой стати бояться ему Этьена? Отвергнутому любовнику, напротив, приходилось бояться его самого.

— Со вчерашнего дня он приезжал три раза, и моя дверь оставалась для него запертой. Я полагаю, что если он сколько-нибудь усвоил уменье жить, то избавит меня от неприятности прогнать его прямо.

— Он любит вас, — вздохнул Превенкьер, — и страдает.

— Он причинил мне много зла, — возразила Валентина. — Я на него не сержусь, но несогласна больше подчиняться его капризам. Вся эта окружающая меня роскошь мне противна; это он навязал мне ее. Я родилась с простыми вкусами; это Леглиз заставил меня насильно жить какою-то мотовкою. Я была воспитана бедной матерью, которая приучила меня довольствоваться малым. Муж мой запер меня в наследственном замке в Морване, в лесной глуши, где я проводила круглый год одна за чтением или работой. Встреться мне человек скромный вместо этого бесшабашного кутилы Этьена, я жила бы без всякой пышности и пользовалась уважением. Но тот, кого я полюбила, увлек меня в вихрь безумной и расточительной жизни. Бог свидетель, что мне она совсем не нравилась! Лучше всего я доказываю это, решаясь покинуть без сожаления и навсегда опостылевший мне мир беспутных кутежей.

Превенкьер выслушал монолог Валентины, оттененный с искусством великой актрисы, не прерывая его даже возгласом удивления, хотя метаморфоза, происходившая на его глазах, не могла быть полнее. Но уста, произносившие эти слова, были так убедительны, а взор, подтверждавший их, обладал магической силой. Когда Валентина умолкла, гость осмелился спросить:

— Что такое произошло между вами?

— Ничего.

— Значит, вы без всякой причины не хотите больше принимать Леглиза?

Она приподняла свои белокурые ресницы; ее взгляд блеснул лукавством, и молодая женщина проговорила с улыбкой, от которой можно было потерять голову:

— Он перестал мне нравиться.

Тон, жест, выражение глаз — все говорило так ясно: «Теперь мне нравится другой, и этот другой — вы». Превенкьер почувствовал трепет по всему телу. Сердце у него билось до того, что стесняло дыхание, в глазах потемнело, но он осмелился, однако, взять руку Валентины, мягкую и свежую, и безмолвно пожать ее, не будучи в состоянии вымолвить ни слова. Позволяя ему гладить свои белые пальцы, она продолжала с наивностью пансионерки:

— Все, что у меня тут есть и что я получила от него, внушает мне отвращение. Я все продам; я не оставлю ничего из этой обстановки, чересчур роскошной для той жизни, которую я поведу с этих пор. В конце этой недели я намерена уехать в Швейцарию, где буду гостить у своих друзей, а по возвращении стану искать себе квартиру по своим средствам и вкусам. Я не бедна: у меня тридцать тысяч франков дохода. Этого вполне достаточно, чтобы жить прилично. По крайней мере, тогда я буду свободно принимать у себя людей, которых люблю и уважаю. Я уверена, что Роза приедет ко мне с большим удовольствием в скромную квартиру, чем в это жилище, обставленное с княжеской роскошью. Да и вы сами…

— Ах, если б я мог думать, что вы сколько-нибудь принимали меня в соображение в ваших планах, — пылко перебил Превенкьер, — если б мог надеяться, что моя привязанность к вам, которую я решусь высказать в данном случае, сколько-нибудь повлияла на ваше решение, я был бы слишком счастлив!

— Друг мой, — серьезным тоном остановила его госпожа де Ретиф, — не говорите со мной так в данную минуту, дайте предварительно исчезнуть блестящей женщине, заласканной и немного взбалмошной, которую вы знали. В глубине моего сердца она перестала уже существовать. Я хотела, чтобы вы любили прежнюю Валентину. Ей, пожалуй, удастся заставить вас забыть ошибки теперешней Валентины. Вот вы увидите, как она искренна, великодушна и наивна, совсем не похожа на то, чем ее сделало это ужасное Общество, одним словом, достойна сделаться подругой доброго и честного человека.

— Его женой! — воскликнул Превенкьер, бросаясь к ногам красавицы блондинки.

Однако она оттолкнула его испуганным жестом и вымолвила дрожащим голосом:

— О нет, этому никогда не бывать!

И в ответ на его удивленный, вопросительный взгляд она потупила голову, закрыла руками лицо и залилась слезами. Видя перед собою рыдающей, потрясенной обожаемую им женщину, Превенкьер потерял голову. Он опять опустился на колени, пытаясь приподнять очаровательное личико, открыть нежные глаза, из которых текли слезы, струясь между розовыми пальчиками.

— Валентина! — воскликнул он. — Умоляю вас!.. Вы мне терзаете сердце!.. Что случилось? Сжальтесь! Перестаньте плакать… Вы сводите меня с ума своим горем!.. Да что же я сделал, наконец? Я вас так люблю. Увы, я уже не красив, не молод! Неужели вы чувствуете ко мне отвращение?

Она медленно и кротко покачала головой в знак отрицания, что окончательно вывело из себя Превенкьера:

— В таком случае, если вы имеете хоть немного снисхождения ко мне, не отталкивайте меня… Примите мое имя, которое я вам предлагаю.

Она открыла лицо, показала ему свои зеленые глаза, оживленные и блестящие, свои трепещущие губы и нежный румянец лица. Эта чародейка была так прекрасна в данный решительный момент, что все глупости пятидесятилетнего мужчины невольно казались простительными. Она улыбалась, по ее щекам катились две последних слезы, которые Превенкьеру так хотелось осушить поцелуем. Валентина прижала руку к сердцу, как будто желая утишить его биение, и сказала с неподражаемой прелестью:

— Простите! Я огорчила вас нечаянно. Вы превосходный друг, и я не забуду вашего сегодняшнего поступка. Но я слишком привязана к вам, чтобы принять предложение, сделанное вами сгоряча. С этой минуты вы один будете существовать для меня. Я сделаюсь вашей приятельницей, вы будете видеть меня, когда угодно. Все в вас будет мне мило и дорого. Но вы не один на свете, у вас есть дочь. Ни за какие блага не хотела бы я подвергать вас ее порицанию. Ведь согласись я сделаться вашей женой, ей это было бы неприятно, тут нет никакого сомнения. Не оскорбляйте же это молодое сердце, которое уже много выстрадало и теперь имеет право рассчитывать, что будущее загладит для нее неудачи прошедшего. Пощадите спокойствие Розы и обеспечьте ее счастье. Я буду помогать вам в том всеми силами, потому что люблю вашу дочь, вы это знаете; я готова скорее страдать сама долгие годы, чем причинить ей страдание хотя бы на одну минуту.