Сезон оружия - Александр Зорич

«Сто процентов. Аварийная регенерация завершена. Все основные системы функционируют нормально».

Щупальца ядра регенерации втянулись обратно. После этого появились мысли. Пьеро – теперь он снова знал свое имя – встал и пошевелил конечностями. Все в норме.

Конечно, это был не тот красавчик, который ворвался сегодня днем в квартиру Августина. Восстанавливать весь макияж было некогда.

Лицо Пьеро напоминало диковатую маску. На ней были только глаза (чтобы видеть в оптическом диапазоне), рот (чтобы говорить со своим шефом) и два отверстия химических анализаторов, которые некогда было приводить в соответствие с модельным римским носом. Одежды на Пьеро не было.

К шоссе Москва—Воронеж вышел человек, производящий впечатление обглоданного собаками трупа. У него были ступни и часть ножной мускулатуры, голый скелет грудной клетки, ладони и обнаженные сухожилия на руках. Лицом он походил на детище доктора Франкенштейна.

Августин оказался в реальном земном мире. Все было вполне обыкновенным и вполне подмосковным. Если не считать того, что своего тела Августин не видел. Но это не смутило его. Загадочный пароль пантеры – вот единственное, что интересовало его по-настоящему.

Какой-то человек с коротко подстриженной каштановой бородой и старомодными бакенбардами прохаживается возле автофургона. Вот он наклоняется и вынимает из радиаторной решетки машины насекомое. Это оса. Он аккуратно прячет осу в коробок и возвращается к себе в кабинет. Августин следует за ним, но человек с бакенбардами, похоже, не замечает его присутствия.

Вот пойманная оса лежит на ложе молекулярного анализатора. Тот, что с бакенбардами, споро управляется с клавиатурой хитрого прибора. Делает какие-то анализы. «Отлично», – говорит он сам себе. Затем он извлекает из-под крышки часов крохотный инфокристалл – заманчиво поблескивающий, притягивающий взгляд. Августин наблюдает за ним, паря над потолком.

Человек с бакенбардами знает о жизни ос все. Почетное место в его кабинете занимают «Общественные насекомые» Анри Фабра.

Но Августину недосуг. Он наблюдает за тем, как человек подцепляет на тончайшую иглу крохотную каплю полупрозрачной жидкости. Заворачивает кристалл в тончайшую полипропиленовую пленку, прикасается к пленке иглой и приклеивает сверток к брюшку осы.

Августин следует за ученым на улицу. Тот выпускает осу. Насекомое с бодрым жужжанием уносится прочь.

Августин, повинуясь скорее некоему внутреннему чувству, нежели доводам рассудка (который, напротив, советовал ему остаться подле человека с бакенбардами) следует за осой. Ему не сложно поспевать за ней. Препятствий не существует. Он почти всемогущ.

Оса все дальше и дальше удаляется от огромного розового здания, где живет человек с бакенбардами. Вот она минует некую невидимую черту. «Защитный купол», – неведомо откуда появляется объяснение в голове Августина. «Птицы разбиваются о него насмерть. Им не пролететь внутрь», – подсказывает Августину кто-то. Хотой?

И точно. Там, где оканчивается купол, Августин видит мертвую птицу. Это свиристель. Но он не может позволить себе разглядывать свиристеля. Он следует за осой.

Оса прилетает к своему гнезду. Крошечный сверток по-прежнему у нее на брюшке, но она, похоже, не тяготится своей ношей. Это гнездо можно видеть из комнаты человека с бакенбардами. Одни сестры осы трудятся в гнезде, которое висит среди ветвей векового дуба. Другие – с изумлением обнаруживает Августин – тащат крохотный кусочек птичьего крыла.

«Это свиристель. Он разбился о невидимый защитный купол. Осы съедят его. Они любят падаль», – понимает Августин.

Оса забирается в гнездо. Но Августин все еще видит ее. Гнездо стало прозрачным. Зрение Августина не подводит его – он видит все, что ему нужно. Оса залазит в свою ячейку.

Там тепло. Но главное – там крайне специфический химсостав воздуха. Именно на него настроен клей. Под воздействием воздуха в гнезде клей разлагается на несколько нейтральных компонент, теряет свои прежние свойства и крохотный сверток с инфокристаллом остается в одной из ячеек.

«Ты должен найти этот кристалл», – говорит ему человек с бакенбардами. Он машет рукой Августину из окна розового здания.

Августин смотрит на него не отрываясь. Что-то знакомое в этих чертах. Если бы не борода… Отец никогда не носил бороды. Отец? Августина прошибает холодный пот.

«Августин, пора возвращаться, – снова просыпается в его ушах голос Хотоя. – Сейчас ты должен сказать себе „стоп“. Твое время истекло. Ты уже узнал все, что нужно».

Буквы В, И, Н на крыше розового здания – последнее, что видит Августин.

Ветер из Леты уносит его в иные пространства, в иные времена. В другой материальный мир, в другое время. Куда-то, где уже ждет его Хотой.

Хотой сидел там, где и раньше, когда зернышко саамы растворилось под языком Августина. Свет керосиновой лампы. Гравюры. Тишина, которую нарушает лишь тихий плеск воды.

«Мы на водохранилище», – напоминает себе Августин.

– Сколько времени прошло? – спрашивает он, жмурясь от света. Ему кажется, что прошла целая вечность. Или половина вечности.

– Тебя не было тридцать восемь минут, – говорит Хотой, всматриваясь в его лицо.

Августин не видит часов. Их нет и на руке у Хотоя. Их нет на стенах. Откуда же Хотой знает, сколько времени прошло? Августин не спрашивает.

– Ты выяснил все, что тебе нужно. А теперь ты должен идти. Локи ждет тебя.

– Ты слышал, как Локи назначал мне встречу? – спросил Августин.

– Не я один, – Хотой улыбнулся и помог Августину подняться с циновки. – Тебя ищут.

Августин кивнул. Мол, это понятно.

– Тебя уже почти нашли.

Августин бросил на Хотоя затравленный взгляд. Он не привык быть дичью. Гончим псом быть куда лучше.

– Ты и есть гончий пес. Ты просто еще не понял этого, – поймал его невысказанные мысли Хотой и снял со спящего Томаса блестящий ошейник, на котором поблескивала пластина со скан-кодом.

Затем Хотой подошел к занавешенному плетеной из тростника шторой окну, за которым открывался вид на погружающееся в сумерки водохранилище. Выглянул наружу. Закрыл окно.

– Этот ошейник тебе придется оставить мне на память, – сказал Хотой.

Аватары Августина Деппа и его пса достигли центра рекурсионной терапии «Байкал» и вот уже больше часа бортовой компьютер «Змея» изображал сидящего на абстрактной табуретке Августина, рядом с которым лежал на абстрактном полу Томас.

Четверо операторов, как ангелы-хранители, прогуливались вокруг них и травили анекдоты. Делать было совершенно нечего.

Зато перуновцы, удрученные гибелью своего боевого товарища, анекдотов не травили и пребывали в крайнем сосредоточении. Каждый думал приблизительно об одном и том же – о кровавой бане, в которой можно будет смыть раскалывающее мозг напряжение.