Грехи распутного герцога (перевод Lady - Софи Джордан

Доминик заворчал и допил бренди. Он рукой подал знак слуге, чтобы тот принёс ещё. Подняв на мужчину безжалостный взгляд, герцог спокойно произнёс:

— Здесь закрытый клуб.

— Да, но мои дела срочно требуют вашего внимания, и мне разрешили с вами встретиться, – он посмотрел вниз на свою мятую одежду и стряхнул пыль с брюк: — Простите за столь позднее вторжение и за мой внешний вид. Просто я ехал целый день, пытаясь добраться до вас. – Оглядев взглядом помещение, он понял, что они стали объектами всеобщего внимания. Несколько джентльменов уставились на них со своих мест, прервав чтение газет и игру в карты. — Тогда говорите, что хотели, и убирайтесь отсюда.

Лакей поспешно принёс поднос с новым графином. Доминик протянул свой стакан, чтобы его наполнили снова. Последние несколько дней он провёл в клубе больше времени, чем дома. Глупо, конечно, но он прятался от Фэллон. Он не мог и не хотел видеть женщину, которую желал больше всего на свете, и не мог получить. Секретарь опять прочистил горло и изо всех сил дёрнул свой шейный платок. Дамон оперся спиной об роскошную обивку кресла и вытянул ноги вперёд:

— Выкладывайте! Что за послание?

— Послание?

— Да. От моего деда, – он замолчал, чтобы сделать ещё один большой глоток бренди, затем с издёвкой добавил: — Что нужно от меня этому старому ублюдку?

Глаза Мэдоуса расширились позади пары очков:

— Вы обращаетесь к нему подобным образом? – он оскорблено пожал плечами.

— А вы знаете других старых ублюдков?

Мэдоус открыл рот, но так и не смог ничего ответить. Да, ведь его не было поблизости, когда миссис Пирс безраздельно властвовала в Вэйфилдском Парке. Доминик нетерпеливо махнул рукой.

— Ваш дедушка. Он немного…

— Да? – Несмотря на свой безразличный вид, герцог почувствовал, как ему сдавило грудь, и уже было приготовился к худшему, заранее предполагая, каким будет известие.

— Жалуется на здоровье.

Рука Доминика застыла на полпути ко рту. Не мёртв, значит. Жалуется на своё здоровье. Он сделал ещё глоток.

— Понятно, – Дамон опустил стакан на стоявший рядом маленький столик из красного дерева. Не осознавая, что делает, он незаметным жестом погладил искалеченную плоть на своей ладони.

— Когда я последний раз видел его, он тоже жаловался. По–моему, старики только этим и занимаются.

— Да, но на этот раз ему действительно стало хуже. Боюсь, его время скоро истечёт.

Губы Доминика вытянулись в жестокую ухмылку.

— Это то, что случается со всеми старыми людьми. Они умирают.

— И у вас нет ни малейшего желания увидеть его?

— Я недавно встречался с ним.

— А сейчас не хотите?

— Он не умирает, — громко произнёс Доминик, при этом ещё больше мужчин в клубе уставились на них. Герцог простодушно взглянул на секретаря: — Он сам мне говорил, что не умрёт, пока не убедится, что я прочно и хорошо устроился в жизни, женился и веду праведное существование.

Мэдоус скептически оглядел его:

— Правда? Но я не думаю, что он сможет жить вечно. Как бы он сильно того ни хотел.

Доминик рассмеялся. Он обратил внимание на скрытый намёк секретаря. Но ему было всё равно.

— Вы его недооцениваете!

— Я, конечно, понимаю, что между вами существуют некоторые разногласия…

Доминик хотел сказать секретарю, что тот ни черта не понимает, но сдержался. Главное, что мужчина ничего не знал о самом герцоге.

Не знал он ничего и о почтении, которое следовало бы оказывать таким знатным людям, как Дамон. Он ещё громче рассмеялся в ответ.

— Разногласия? Это слишком громко сказано.

— Я с великим удовольствием провожу вас до Вэйфилд–парка к вашему…

— А теперь объясните мне, с какой это стати я должен хотеть попасть туда? – У него не было никакого желания вернуться в дом, где он провёл свою юность.

Пусть его дед умрёт и сгниёт в гробу – ему всё равно. Он и так провёл достаточно несчастных лет своей жизни в тех стенах.

— Что ж, если вас не интересует дедушка, то,может, заинтересует вопрос о состоянии Вэйфилд–парка и его аренде?

— Все эти вопросы в течение долгих лет решались и без моего присутствия.

— Да. Но этим занимался мистер Коллинз. А сейчас он болен. Так что, не желаете ли вы ознакомиться с состоянием…

— Нет. Я обо всём позабочусь, когда придёт время. После его смерти.

Мэдоус поправил очки и склонил голову на бок.

— Простите, что вы сказали?

— Вы слышали.

Мэдоус отрывисто кивнул, на его лице застыло непроницаемое выражение.

— Теперь я понимаю, что всё, что о вас говорят – правда.

Доминик пожал плечами и проворчал что–то нечленораздельное в знак того, что ему наплевать на мнение какого–то там секретаря.

Мэдоус фыркнул:

— Вы — сам дьявол.

Доминик потянулся за стаканом:

— Мне это уже говорили.

С возмущённым ворчанием Мэдоус развернулся на своих каблуках.

Герцог с холодной улыбкой наблюдал за тем, как маленький человечек покинул комнату. Некоторое время он сидел, не двигаясь. Он чувствовал себя одиноким, хотя и находился в помещении, полном людей. Доминик ненадолго замкнулся в себе, пытаясь понять, какие всё–таки эмоции вызвало у него известие о скорой кончине его дедушки. Если в его сердце ещё остались хоть какие–то чувства.

В конце концов, он решил, что нет. Только унылая пустота зияла в его груди. Равнодушие охватило его, как обычно. Ничего. Он не чувствовал абсолютно ничего. Только мрак.

Его разум блуждал, перескакивал с одной мысли на другую, требовал и жадно стремился, как он вскоре осознал, к женщине, которая привнесла чувства в его чёрствую душу, вдохнула тепло в арктическую пустоту, что зияла на месте его сердца. Фэллон. На этот раз приятные воспоминания, связанные с ней, отвлекли его внимание от других забот.

Фэллон – единственная, кто заставил его почувствовать себя чем–то большим, чем просто бесчувственный кусок материи, влачащий праздное существование. Единственный человек, который мог заставить его… чувствовать. И не только когда их тела переплетались. Но каждый раз, когда он видел её, говорил с ней, думал о ней. С Фэллон он ощущал себя правильным, значимым, искренним.

А она не захотела иметь с ним ничего общего. Чёрт бы её побрал! Фэллон хотела жить своей жизнью. Хотела копить жалкие гроши, которые зарабатывала. Чтобы обрести дом. Дом. Что могло быть в нём такого особенного? Просто крыша и четыре стены?! Почему этот чёртов дом значил для неё так много? У Доминика была целая куча поместий, но ни одно из них не играло для него никакой существенной роли.

Допив остатки бренди, он поднялся с кресла. Внезапно ему захотелось побыть в одиночестве. В этот поздний час герцог мог спокойно вернуться домой, не беспокоясь о том, что встретит кого–либо на своём пути. Особенно её. Потому как она, конечно, уже забылась сладким сном в одной из комнат, предназначенных для слуг. Горничная. Жизнь, которую она предпочла ему.