Дыши нами, пока есть время - Иоланта Палла

— Ты не понимаешь. Так будет лучше. — Сжимаю кулаки, а Маруська фыркает.

— Знаешь, братец, — она выходит в коридор и хватается за дверную ручку, — благими намерениями… — Шумно выдыхает и наивно полагает, что я изменю свое мнение. — Готовь себе сам, понял?! Клиника!

Дверь хлопает, а я кидаю пакет с продуктами на пол, пинаю стену и запускаю пальцы в волосы.

Ну какого хрена, Рапунцель, а?!

Глава 34. Ненавижу тебя!

Светлана

Так скверно я не чувствовала себя никогда. Даже когда мама выгоняла или папа, внутри так не жгло, а сейчас… Прошло несколько дней после того, как я нагло вломилась на территорию дикаря, приготовила ему ужин и ушла с позором, но мне было до слез обидно, что я ошиблась. Думала, нравлюсь ему. Надеялась, он обрадуется простому спасибо в виде картофельного пюре с котлетами, а оказалось…

Оказалось, ему это не нужно. Не знаю, почему он мне помогал. Может, по доброте душевной или просто так сошлись звезды. Теперь же мир вокруг меня приобрел темные краски. Они сгустились и закрыли собой, пробивающийся сквозь жуткую темную гущу, лучик света. Наверное, Штольман помогала мне держать лицо. Она, конечно, била словом точно в цель, но это отрезвляло.

— Я вот не понимаю, ну выпендрился парень, показал характер, поймал загон, но уже столько дней прошло… — Ира смотрит на меня во все глаза, а я пожимаю плечами.

— Мне все равно.

— Да-да, — хмыкает, подтягивая к себе стакан с коктейлем, — что-то не так. Может, Владимир Эдуардович с ним все-таки поговорил?

— Не думаю. После бесед с папой у таких, как Леша, срывает крышу. Я точно бы увидела, — обвожу пальцем лицо, — на папином фейсе кулак Богданова.

Да, я теперь фамильничала. Часто. Со Штольман. Не хотела называть Лешу дикарем, хоть он таким и был. Нашла его в соцсети и как ненормальная смотрела на немногочисленные фотографии. Кризис и ломка. Только ничего не могла с собой поделать. Все попытки Орлова помириться пресекла на корню. Сейчас я точно не готова выслушать его. Может, позже, когда папа перестанет толкать мне Сашу, как жениха.

— Нет, я бы на его месте челюсть уронила, если бы Светлана Алимеева приготовила мне ужин, да еще и поблагодарила. Словом и делом. Светка, парень просто кремень. — Усмехается Ира, а я веду взглядом по посетителям кафе, где мы заняли столик у окна.

— Да уж… Кремень.

Вздыхаю и кусаю губы от обиды. Уже вечер, а домой совершенно не хочется. Отец продолжает терроризировать меня слежкой, поэтому когда я пошла к Леше, пришлось подключить Штольман. Я отдала ей свой телефон и поехала к Богданову. Алиби было безупречное, и папа, к моему счастью, купился.

Хорошо, что я встретила хозяйку комнаты в прошлый раз, когда ждала дикаря. Она сказала, где живет, и вуаля! Несколько жалобных фраз, и женщина дала мне ключи от его комнаты. Жаль, что все усилия оказались напрасными, а у меня были глобальные планы…

Воображение рисовало такие красочные картинки, что щеки розовели. Только все пошло кувырком. Не так, как хотелось бы.

— И ты вот так сдашься?

— Не вижу смысла бегать за тем, кто меня прогоняет.

— Это мне говорит Света Алимеева. Звучит жалко.

Штольман откидывается на спинку стула и внимательно смотрит на меня. Обычно я так быстро не отступаю, добиваю человека, чтобы получить свое, но тут совсем иной случай. Если с другими я готова кусаться до последнего, то с Богдановым я чувствую себя слабой. Очень слабой. Хищником без зубов. Змеей без яда. Можно привести еще большое количество примеров, но результат от этого не изменится.

— А ты бы что сделала?

— Я бы не ушла, а вывернула ему на голову это чертово пюре, — усмехнулась Ира, да и я тоже, представив эту адскую картинку, — а котлетку засунула прямо…

— Я поняла. — Выставила руки вперед, слегка посмеиваясь, пока Штольман довольно играла бровями. — Нет. Я сделала несколько шагов вперед.

— Ты ли это, Суфлер? Неужели в светской львице проснулась та самая женственность и грациозная лань? Бог мой, — она сложила руки вместе и подняла глаза вверх, — спасибо, что сменил этой девочки мозги, а то мы уже и не надеялись.

— Еще один такой выпад, и я выбью тебе зубы тарелкой.

— Вот видишь, — Ира снова принимается за свой коктейль, тыча в меня укзательным пальцем, — это все влияние твое бойфренда.

— Он не мой… бойфренд.

Хмурюсь и перевожу взгляд в окно, пока Штольман хихикает.

Не мой. Только я была бы не против, чтобы стал моим. Целиком и полностью.

В кафе мы проводим еще некоторое время, меня тему на более спокойную. Штольман увлеченно говорит о программе, по которой она может стать стажером за границей, точнее в США. Я киваю и улыбаюсь, потому что искренне за нее радуюсь. Жаль, что разговоры не помогают избавиться от гнетущих мыслей.

Вскоре приходится вернуться домой. На пороге сталкиваюсь с довольной сестричкой, и скулы тут же сводит от злости. Ее радостное настроение вызвано тем, что Максим пихал в ее грязный рот свой превосходный язык, и это бесит. Не удерживаюсь от того, чтобы сказать гадость. Говорю, на что получаю презрительный взгляд. Как же она меня бесит, особенно тем, что может видеться с дикарем, а я нет!

Со злостью хлопаю дверью и запираюсь, чтобы никому не пришла в голову мысль, навестить меня. Остаток вечера посвящаю портрету. Дорабатываю каждую деталь. Особое внимание уделяю глазам. Увлекаюсь процессом так, что засыпаю с принадлежностями и альбомом в руках. Просыпаюсь от резкого порыва ветра.

Открываю глаза и ничего не понимаю. Потираю глаза, а когда до меня доходит, что в комнате я не одна, тут же открываю рот, но закричать не могу. Возле окна стоит Богданов и улыбается. Гад…

— Приятно, — говорит тихо и идет ко мне, от чего сердце подпрыгивает до горла, — что ты по мне скучаешь.

Сначала думаю, что все происходящее сон, но когда до сознания доходит реальность, я тут же резко поднимаюсь с кровати и ощетиниваюсь. Что он о себе возомнил?!

Что может вот так послать меня, а потом придти, словно ничего и не было?! Ну нет!

— Я даже не хочу знать, как ты сюда попал, дикарь. — Шиплю, пока он вальяжно шагает ко мне и улыбается. — Если не уберешься из моей комнаты, то я закричу и разбужу отца, а он тебя…

— С угрозами так и не завязала? — Леша оказывается совсем близко, и я открываю рот, теряясь от жара, который исходит от него. —