История тела сквозь века - Жаринов Евгений Викторович

– О Руан, мне очень страшно, чтоб ты не пострадал от моей смерти…

В XV веке дрова и хворост при казнях складывали, как правило, с таким расчетом, чтобы дым быстро задушил осужденного. Обычно их наваливали вокруг него во весь рост. При таком расположении решительно не было видно, что происходит, и если дым не делал своего дела, то палачу предоставлялось своевременно удавить осужденного или заколоть его (сожжения действительно заживо стали обыденным явлением лишь позже, в XVI веке, в эпоху Возрождения). Но в этой исключительной судьбе и тут сделали исключение: на каменном эшафоте костер был сложен заранее, она стояла над ним во весь рост, привязанная веревками и цепями к столбу. Эшафот же, как потом говорил палач, был сделан таким высоким, что, подложив огонь, он уже не мог до нее достать и при всем желании не мог сократить ее страданий.

«Палач снизу зажег дрова», – говорит Ладвеню. Сам он вместе с Изамбаром стоял еще с нею; один из них держал перед ней распятие, к которому она прижалась губами. Но увидев огонь, она заволновалась за них и сказала им, чтобы они спустились. Когда же они сошли с эшафота, она опять попросила Изамбара:

– Держите высоко крест, чтобы я его видела.

«Потом она начала кричать “Иисус!” и призывать архангела Михаила» (Ла-Шамбр). «И до смерти продолжала кричать: Иисус!» (Рикье).

Сколько времени она мучилась в огне, мы не знаем. «Парижский Буржуа» говорит только, что «вся одежда сгорела» прежде, чем она умерла. Ученики Гуса, которого тоже не умертвили, отметили, для чехов, что можно было бы успеть два раза пройти по пражскому мосту через Влтаву, пока он умирал (хотя, в отличие от Девушки, его и обложили дровами «до подбородка»). По словам врачей, это – самая страшная боль, какую может испытывать живой организм (она потом становится меньше, по мере уничтожения тканей). «Среди пламени она все время повторяла “Иисус”, говорила, что она не еретичка и не раскольница /…/ призывала небесных святых и молила их о помощи» (Изамбар). Другой свидетель (Жан Моро) говорит, что в огне она просила «Святой воды!» И опять она повторяла Имя, которое всю жизнь носила в своем сердце и на своем теле. Все опрошенные свидетели – 26 человек слышали, как умиравшая Девушка звала: «Иисус!.. Иисус!.. Иисус!..»

Поль Деларош. Допрос Жанны кардиналом Винчестера. 1824

И некоторым на площади стало казаться, что это Имя огненными буквами начерталось в пламени костра. Палач приходил в ужас от мысли, «что сжигает святую», и, теряя голову, он, как видно, невольно мучил ее еще больше. После казни, говорит Ладвеню, – «палач свидетельствовал в моем присутствии, что ее подвергли ужасно мучительной смерти». Наконец она еще раз, громко, на всю площадь, вскрикнула: «Иисус!» и опустила голову.

В это самое мгновение английскому солдату, стоявшему у подножия костра и на пари глумившемуся над нею, показалась вылетевшая из пламени белая голубка. Ему стало дурно; через несколько часов, когда его откачали в кабаке, он в присутствии Изамбара каялся перед другим доминиканцем, англичанином, в том, что надругался над святой. Чтобы ни у кого не было сомнений в том, что она умерла, палач развеял дым и огонь и показал толпе повисшее на цепях обнаженное и изуродованное мертвое тело. Потом на костер навалили новых дров и раздули его больше прежнего. На площади «было едва ли не десять тысяч человек и почти все они плакали» (Бушье). Только через несколько часов костру дали погаснуть. А когда все кончилось, по словам Ладвеню, – «около четырех часов пополудни», палач пришел в доминиканский монастырь, «ко мне, – говорит Изамбар, – и к брату Ладвеню, в крайнем и страшном раскаянии, как бы отчаиваясь получить от Бога прощение за то, что он сделал с такой, как он говорил, святой женщиной». И он рассказал еще им обоим, что, поднявшись на эшафот, чтобы все убрать, он нашел ее сердце и иные внутренности не сгоревшими; от него требовалось сжечь все, но, «хотя он несколько раз клал вокруг сердца Жанны горящий хворост и угли, он не мог обратить его в пепел» (тот же рассказ палача передает со своей стороны и Массье, со слов заместителя Руанского балльи). Наконец, «пораженный, как явным чудом», он перестал терзать это Сердце, положил Неопалимую Купину в мешок вместе со всем, что осталось от плоти Девушки, и мешок бросил, как полагалось, в Сену. Нетленное сердце ушло навсегда от человеческих взоров и рук.

Граждане города Кале

Эта скульптурная группа посвящена шести гражданам города Кале, которые пожертвовали своей жизнью ради того, чтобы спасти свой город. Все произошло во времена так называемой Столетней войны.

В XIV веке, когда английская армия осадила французский город Кале, защитники крепости смогли держать оборону почти год. Париж приказал держаться до последнего. Но голод вынудил жителей начать переговоры о капитуляции. Спустя год в городе закончились все запасы пищи – жители съели даже крыс. В ходе переговоров о сдаче крепости англичане выдвинули ультиматум: город не будет разрушен и жителей пощадят, если шесть самых именитых граждан Кале, босые, с обнаженными головами, с петлями на шеях, передадут им ключи. Этих шестерых казнят, но больше жертв не будет.

Колокол на Ратушной площади созвал жителей на общее собрание. Бургомистр огласил требование англичан, и тогда самый знатный житель города Эсташ де Сен-Пьер первым сделал шаг вперед. За ним последовали Жан д’Эр, братья Жан и Пьер де Виссан, Андрьед Андр и Жан ди Фиенн – богатые и уважаемые горожане. Они сделали все так, как требовал противник: надели на шеи петли и вышли за городские ворота, неся ключ.

Граждане Кале, босые, с обнаженными головами, с петлями на шеях, стояли перед английским королем Эдуардом III.

Униженное тело в данном эпизоде является ключевой деталью. Тела шести граждан, решивших добровольно принять смерть, должны были символизировать чуть ли не всю Францию, вставшую на колени перед английским монархом.

Огюст Роден. Граждане Кале. 1888

Для нашей темы истории тела этот пример весьма показателен. В данном случае именно через униженное тело (босые, с непокрытой головой, с петлей на шее) шесть самых уважаемых граждан города должны были с ключом в руках выйти к королю Эдуарду, и английский монарх таким образом посылал в Париж важное предупреждение: так он поступит со всей Францией. Подобный ритуал сдачи города был общепринятым в эпоху Средневековья. Это означает лишь одно: тело и во время такого мирового конфликта, как Столетняя война, играло ключевую роль. Этих заложников изначально ждала неминуемая смерть и поэтому граждан города Кале можно было рассматривать как приговоренных к смерти, а показательная казнь в это время считалась одной из форм восстановления справедливости.

В скульптуре обнаженное тело является одним из важнейших выразителей внутреннего мира личности. Напряжение мышц, динамика жестов – все это зеркало, в котором отражается душа. Герои идут босые, по неровной земле навстречу гибели, каждый из них думает о своем, но вся группа объединена единым порывом и общим пафосом спасения и прощания. Выражения лиц и жесты каждого несут богатство смыслов, дополняя друг друга и создавая общее настроение. Что чувствует человек, который ради жизни других людей добровольно идет на смерть? Что происходит в душе героя, когда он совершает подвиг? На эти вопросы ответил Огюст Роден (1840–1917), создав скульптурную группу «Граждане Кале» – и тем самым совершил революцию в монументальной скульптуре.

Драматическое звучание всей сцены в целом, ее противоречивая эмоциональная атмосфера, ощущение духовной напряженности героев, лаконичная и в то же время глубокая характеристика каждого из них рождаются благодаря беспокойному дробному ритму композиции, резким контрастам статичных фигур и фигур, полных динамики, противопоставлению весомости масс экспрессии поз и жестов. Как писал один из критиков, «этот памятник – самый яркий пример того, что Роден называл динамикой скульптуры, ее сценичностью. Следуя за самым решительным персонажем (это Эсташ Сен-Пьер), остальные фигуры разворачивают друг за другом разные степени отваги, позволяя зрителю прожить их во времени – как длящееся переживание, длящийся поступок».