Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю - Дмитрий Иванович Иловайский

на обнаженном мече и рассечение при этом собак на части, употребление человеческих черепов вместо чаш, биение пойманного вора дубиной по голове и бодание железными кривыми крюками в ребра, ношение широких шаровар по обычаю турков, сиденье, поджав колена, задом на пятах (по обычаю персов), предпочтение левой стороны правой как почетного места».

Ныне доказано, что для решения этнографических вопросов сходство и различие обычаев представляют самую слабую основу; что общие черты быта и религии могут встречаться у народов не только не родственных по происхождению, но даже живущих в совершенно разных частях света и не имеющих никаких сношений между собою. Поэтому доказательства подобного рода надобно строить с большою осмотрительностью и отличать существенные, действительно родственные черты от общих, принадлежащих не только известной народности, сколько известной степени гражданственности или влиянию одного народа на другие соседние и особенно на покоренные. Поборники тунмано-энгелевой теории, во-первых, не обратили внимания на весьма ясные свидетельства источников. Общие черты встречаем уже у Аммиана Марцеллина при описании быта и характера гуннов и алан: аланы («древние Массагеты», поясняет Аммиан) такой же кочевой, конный и воинственный народ, как и гунны. Мало того, у алан находим черты, прямо тождественные с краснокожими дикарями Нового Света, например скальпирование неприятельских голов. Однако аланы никоим образом не могут быть отнесены к монгольским и татарским племенам, с понятием которых мы привыкли связывать представление о кочевом, конном народе. Любимый напиток татаро-монгольских кочевников составляет кумыс, или кобылье молоко: но, как известно, древние литовцы и сарматы также употребляли этот напиток. Тот же Аммиан, восхищаясь храбростью алан, объясняет воинственный характер персов тем, что они родственного происхождения со скифами-аланами (другие писатели называют алан сарматами); этим свидетельством положительно решается вопрос о принадлежности последних к арийской семье. А болгары вышли именно из той страны и из той группы народов, которую Аммиан описывает в IV в. под общим именем алан, обитавших за Доном и Азовским морем, и мы имеем полное право заключить, что болгары принадлежали к скифо-сармато-аланской группе.

Далее, Прокопий, описывая нравы склавин и антов, говорит: «Они ведут образ жизни суровый и грубый, как массагеты; и подобно последним покрыты грязью и всякою нечистотою; злые и лукавые люди между ними очень редки; но при своем простосердечии они имеют гуннские нравы» (De Bello Goth. 1. III. с. 14). Какого же более ясного свидетельства можно требовать от источников, чтобы видеть всю несостоятельность упомянутых доводов? Склавины и анты, то есть дунайские и русские славяне, имеют гуннские нравы. А известно, что Прокопий под именем гуннов разумеет преимущественно болгарские племена, которые в его время играли едва не главную роль в политических отношениях империи со стороны дунайской границы, и для нас совершенно понятно постоянное сопоставление с ними антов и придунайских склавинов. В рассказах его о нападениях на империю мы обыкновенно встречаем то раздельно, то в совокупности эти три народа: гунны, анты и склавины. В его описании войн вандальской и готской в числе вспомогательных или наемных войск опять встречаются те же гунны, анты и склавины; они преимущественно упоминаются в качестве отличных конников и стрелков. Общее или родовое название гуннов, как мы уже говорили, заменяется у Прокопия иногда видовыми именами кутургуров и утургуров, а иногда другим общим названием массагетов. (Припомним, что Аммиан массагетами называет алан.) Итак, о сходстве бытовых черт у славян и у болгар мы имеем положительное свидетельство Прокопия, который сам видел их и мог наблюдать их нравы, сопровождая Велизария в его походах. Следовательно, и с этой стороны, на которую, повторяем, можно опираться весьма условно и осмотрительно, источники говорят совсем не в пользу тюрко-финской теории.

Если сравним некоторые обычаи в частности, то опять встретим общеславянские черты. Например, клятва на обнаженном мече была также в обычае у руссов; употребление человеческих черепов вместо чаш было присуще чуть ли не всем варварским народам; мы находим его у германцев даже в VI в., если припомним историю лангобардского короля Альбоина. Знамена или стяги с конским хвостом (столь свойственные народу, недавно вышедшему из кочевого, конного быта), предпочтение левой стороны, сидение, поджав колена, на пятах (притом, «по обычаю персов», народа совсем не турецкого), широкие шаровары (по известию Ибн-Фадлана, бывшие в употреблении также у руссов) и пр. и пр. – все это такие черты, которые никак нельзя признать финскими и турецкими по преимуществу.

Известно, что некоторые принадлежности одеяния, а также прическа и борода не только в наше время, но и во все времена подвергались разным влияниям или так называемой моде. Болгары значительное время находились в зависимости от авар, и потому нет ничего удивительного, если, по одному византийскому свидетельству (Свида), в костюме их оказалось кое-что общее с аварами. Но уже самое свидетельство, будто «болгары переменили свою одежду на аварскую» (Мет. Р. I. 758), показывает, что болгары и авары не считались одним и тем же племенем. Какую именно одежду заимствовали болгары у авар, Свида не объясняет: прическа у этих народов была различная. Феофан и Анастасий говорят, что авары носили длинные волосы, отброшенные назад и переплетенные тесемками: а остальная внешность их была похожа на гуннскую (Mem. Pop. I. 644). Но, как мы видели, под гуннами в те времена у византийцев разумелись преимущественно болгары. Прокопий, говоря о партиях цирка, описывает их модные костюмы и прическу, которые они усвоили себе по образу массагетов или гуннов, а известно, что и гунны, и массагеты у него означают именно болгар. Главные черты этой моды составляли: оголенные щеки и подбородок, подстриженная кругом голова с пучком волос на затылке, рукава одежды, очень узкие у кисти рук и весьма широкие к плечу, плащи, исподнее платье и разные виды «гуннской обуви» (Hist. Arcana. С. VII). Из этих сопоставлений мы можем только заключить, что болгары и авары носили прическу разную, а одежда их была похожа.

Что обычай стричь бороду и голову принадлежал собственно болгарам, подтверждает одно болгарское известие, именно роспись первых князей. Там прямо сказано, что, пока они держали княжение об ону (северную) сторону Дуная, были «се острижеными головами» (Обзор хронографов. Андр. Попова. I. 25). Следовательно, после утверждения в Мизии и Фракии болгарская аристократия начала изменять свою прическу, конечно, под влиянием византийским. Таким образом, описанные Львом Диаконом бритый подбородок Святослава и его оголенная голова с чубом, как оказывается, представляли черты общие с древними болгарами; только русские князья долее болгарских сохраняли старые привычки. Впрочем, с одной стороны, уже в век Святослава не все руссы брили бороду, некоторые отпускали ее и завивали в гриву (Ибн-Хаукал), а