Повести и рассказы - Иван Вазов

Ужас объял село при виде десятка запти с ружьями, направленными в спину Славчо, который шел впереди со связанными за спиной руками.

Это было в самом конце августа. Горячий пот, смешиваясь со струйками крови, обливал крепкую шею и обожженное солнцем крупное лицо разбойника. Славчо был великан, каких нередко вскармливал этот край: жилистые руки его, заведенные назад и раз десять скрученные веревкой, обладали как будто сокрушительной силой Самсоновой десницы. Казалось, развяжи их, и он одним махом уложит весь конвой… Вскоре выяснилось, что, пока его вели, он дважды пытался разорвать веревку, но — безуспешно. Кровавые раны на затылке были следами этих попыток: их наносили ему тупой стороной ятаганов всякий раз, как он пытался высвободить локти из веревки и шею из петли. Теперь, убедившись, что все усилия напрасны, он покорился судьбе и послушно шел перед запти, не произнося ни слова и не прося пощады, хотя турки без всякой причины и цели продолжали наносить ему свирепые удары.

Самым кровожадным среди них был Ахмед-ага, онбаши. При входе в село он крикнул:

— Вот оно, волчье логово! Мы его разрушим дотла, чтоб другим неповадно было…

Правда, эту угрозу Ахмед-аги не надо было понимать буквально, но она означала, что в селе, как обычно в таких случаях, начнутся убийства, грабежи, насилия, всякие ужасы.

Улицы опустели.

Когда конвой с арестованным проходил мимо одного плетня, из калитки выскочила простоволосая женщина и душераздирающе завопила:

— Славчо! Славчо!

Славчо обернулся в ее сторону (это была его жена), посмотрел на нее равнодушно и опять опустил глаза.

Жена продолжала кричать и причитать позади:

— Славчо! Славчо!

Тогда он обернулся и строго сказал ей:

— Молчи, Вылкана!

Вылкана шла за ним; она была как помешанная.

Один запти нагнулся, набрал камней и стал, ругаясь, бросать в нее, как в собаку.

Тогда она с отчаянными воплями убежала к себе во двор.

К вечеру запти, предводительствуемые Ахмед-агой, под предлогом поисков укрывшихся по домам разбойников и допроса домашних, учинили в селе неслыханный погром. Мы не станем рассказывать о всех их жестокостях и возмутительных делах.

Славчо был белимелец, и это обстоятельство давало им смелость и право вволю насытить свою зверскую мстительность, алчность и животную похоть в несчастном болгарском селе…

Так как было уже поздно и они устали от этой работы, Ахмед-ага решил не ходить в другое, менее надежное село, а переночевать здесь. Они рассчитывали тронуться в путь рано утром, чтобы в тот же день попасть в Берковицу. Дом чорбаджи Недю должен был стать приютом для турок и темницей для пленника. Единственное высокое здание во всем селе, он был обнесен каменной оградой, имел крепкие двери и запирался еще более крепкими замками. К тому же чорбаджи Недю был тогда целиком предан туркам и слыл кровопийцей христиан, каких можно было встретить лишь в те времена.

Ахмед-ага с запти расположились в самой просторной комнате, окна которой могли служить бойницами. Славчо заперли внизу, в подвале, окрутив его двойными путами и крепко заперев дверь снаружи. На лестнице поставили часового.

Ночь была ясная, но безлунная. Когда большинство турок захрапело, Ахмед-ага встал, сунул себе за пояс два пистолета и ятаган, взял маленький фонарь и вышел. Прошел через сени, где разгоралась жаровня, спустился вниз по лестнице, пнул ногой полузадремавшего запти, отпер подвал и вошел к пленнику. И оставшиеся наверху и часовой на лестнице знали, что Ахмед-ага, по своему обыкновению, пошел допрашивать разбойника в ночное время. Ахмед-ага был специалист по следственной части: жестокость его возрастала вместе с изобретательностью в истязаниях и пытках, которым он подвергал разбойников болгар, чтобы вырвать у них признания. На этот раз он никого не взял себе в помощники: очевидно, у него были свои соображения.

Славчо стоял, прислонясь к стене, с бессильно поникшей головой; он не мог ни поддерживать ее руками, которые были у него связаны за спиной, ни присесть, так как другой веревкой был привязан под мышки к столбу.

Он вздрогнул, открыл глаза и поглядел сперва удивленно, потом равнодушно. Наверно, понял, зачем пришел этот свирепый турок, но остался спокоен и опять вперил неподвижный взгляд в землю.

Только на лбу у него вдруг выступил пот. Ахмед-ага, с ятаганом в руке, подошел к Славчо и крикнул:

— Слушай, гяур!

Славчо поднял голову, разогнул свои одеревенелые, ослабевшие ноги. Выпрямившись, гигант оказался на три пяди выше низкорослого Ахмед-аги. Он касался головой потолка. Словно крупный зверь, он, даже крепко связанный, внушал страх своими размерами. Но Ахмед-ага знал: бояться нечего. Глаза его горели зловещим огнем, впиваясь в Славчо, безучастно смотревшего вниз.

— Теперь говори правду! — сказал Ахмед-ага.

Славчо поглядел на него и опять опустил глаза.

— Молчишь, паршивый пес? — сердито закричал турок. — Жаровня разгорается.

Зловещие слова «жаровня разгорается» способны были повергнуть в леденящий ужас даже железную душу. Славчо, как разбойнику, было лучше всех известно, для чего в таких случаях разжигают жаровню. Пот заструился по щекам его, но он молчал.

— Слушай меня! — приказал Ахмед-ага.

Славчо уставился на него.

— Говори, где видинская казна?

— Не знаю.

— Сейчас узнаешь… — сказал Ахмед-ага, ударив тупой стороной ятагана по связанной правой руке Славчо.

Удар был так силен, что ясно послышался сухой стук о локтевую кость. Славчо болезненно сморщился.

Ахмед-ага несколько раз повторял свои расспросы и угрозы, но безуспешно. Разбойник хранил упорное молчание о том, где зарыты деньги. Это привело турка в бешенство. Ему хотелось узнать без свидетелей, где то заветное место: наверно, где-нибудь недалеко.

Но Славчо не говорил, и Ахмед-ага увидел, что надо прибегнуть, по обыкновению, к пыткам. Но тогда придется позвать помощников, которые станут свидетелями неминуемой исповеди Славчо. Он кипел от ярости.

— Говори!

— Не знаю.

Несколько минут Ахмед-ага молчал, обдумывая, с каких истязаний начать.

Вдруг взгляд Славчо оживился, посветлел. Лицо его, до тех пор безжизненное и равнодушно-спокойное по отношению ко всему, что касалось его судьбы, приобрело энергичное выражение; какая-то роковая решимость внезапно овладела душой связанного пленника, и он смело устремил свой взгляд сверху прямо на турка. Тот с удовольствием заметил, что мертвенная апатия пленника вдруг исчезла; он подумал, что из страха перед пыткой Славчо решил заговорить.

Он не ошибся.

— Я знаю, где закопаны деньги, — промолвил Славчо.

— Ну, где?

Ахмед-ага вперил в пленника горящий любопытством и ненасытной алчностью взгляд.

— Мы их тут неподалеку закопали…

— Тут? Около Бели-Мела? Это мы уж знаем от того пса, что вечером околел. Расскажи подробней, где!

Славчо не ответил.

— Ну!

— Что?

— Все по порядку, И запомни: станешь врать, шкуру спущу! — сказал Ахмед-ага.

Славчо не ответил.

— Почему замолчал?

— Как же рассказывать-то, коли ты здешних мест не знаешь? Словами не объяснишь.

— Как называется это место?

— Синий берег.

— Где это? Я никакого «Синего берега» не знаю…

— У речки, над камнем над одним.

Ахмед-ага задумался. Лицо его выражало сильное волнение. Очевидно, надежда прибрать к рукам добрую половину денег не давала ему покоя, кружила голову. Но как быть? Самому ему никогда не найти ни Синего берега, ни какого-то там камня по невнятным указаниям разбойника… А заставить пленника, чтобы он сейчас, среди ночи, сам проводил Ахмед-агу к Синему берегу, — турок и мысли такой не допускал… Завтра это можно будет сделать без всякого риска, да какой прок? Чем больше он думал, тем сильней росло его нетерпение скорей стать первым владельцем тайны. Представился единственный случай разбогатеть, обеспечить себе спокойную старость — и, на тебе, это проклятое затруднение!.. Он боялся, что ночь минует, драгоценные ночные часы пройдут и он не успеет ничего сделать!

Славчо, видимо, понял, что угнетает турка.

— Давай отведу! — промолвил он.

Турок метнул на него удивленный взгляд и презрительно засмеялся:

— Ишь ты, лопоухий гяур, хитрый какой.

Славчо промолчал.

— Думаешь, я так глуп, что пущу волка в лес? Нет, брат, шалишь. Ахмед-ага — стреляный воробей.

Ахмед-ага был стреляный воробей, это правда; но без непосредственного участия разбойника не имел никакой возможности нынче же ночью овладеть кладом. Как же быть? В глазах его снова вспыхнула ярость; грозно сверкая, они вперились в разбойника.

— Разве вот жена моя покажет тебе место, — вдруг произнес Славчо, как будто эта мысль неожиданно пришла ему в голову.