Училка и мажор - Юлианна Орлова

мой отец был порядочным человеком, а не порядочной сволочью без единого принципа за плечами.

—В самую радужную, красотка, в самую радужную. Примерно в черно-белых цветах, — ехидно скалюсь и встаю из-за стола, резко откидывая от себя стол. Стул сзади меня с грохотом переворачивается, и на меня начинают таращиться все присутствующие. Смотрите, мне насрать, я, бляха, на этот цирк с конями не подписывался.

—Рустам! — громко звучит со стороны мэра, но я лишь цокаю языком и разворачиваюсь прочь. Понятно, что этот кадр сейчас скажет всем почистить снятое, и я не окажусь на потеху публике на всеобщем обозрении сильных мира сего.

Я разворачиваюсь и показываю отцу средний палец. Лицо батеньки синеет от злости, а затем покрывается испариной.

Мне все равно. Конечно, неприятности точно еще будут меня ждать, но я абсолютно об этом не думаю, мне надо выпустить чертов пар, но мысли в голове крутятся так замысловато, что я не могу себя собрать до кучи, осознавая лишь то, что сжимаю и разжимаю кулаки, практически не дыша. Как он может вообще тему семьи поднимать? Как у него язык повернулся сказать хоть слово по этой теме. Он не имеет права даже слова «семья» произносить, не то, что снимать видосики о своей. Его семья умерла в тот день, когда он ее предал в первый раз. Все. Баста. Он не имеет, сука, никакого морального права.

Сажусь в машину и с визгом трогаюсь с места, не превышая по итогу допустимых скоростных лимитов. Меня бесит, что я просто не могу вжать педаль в пол и почувствовать старый кайф. Не берет, сука, не берет! Меня, кроме Василисы, вообще ничего больше не берет, но в таком состоянии я просто не могу к ней завалиться и потому я резко сворачиваю к знакомому спортивному клубу «Лекс», единственное место, которое когда-то давало возможность сублимировать.

Заваливаюсь внутрь, выхватывая первые попавшиеся перчатки. Мне никто и слова не скажет, я вижу знакомую фигуру у ринга. Он же, видя мое состояние, только печально качает головой, указывая на свободный ринг, и сам идет туда. Я скидываю с себя куртку, и прямо без бинтов натягиваю на руки перчатки.

Дыхание в жопе, стойка тоже, выйдя на ринг, я вижу перед собой тучную фигуру, но в лице крестного могу видеть лишь отца, а потому иду на таран. Один удар, второй, третий.

Дыхание спирает, легкие натягиваются тяжелым воздухом, а в голове пульсирует одна лишь мысль. Он ее убил. Просто взял и убил. Своими чертовыми руками.

Почему он живет, а она нет?

Словно читая мои мысли, крестный злобно гремит мне в ухо.

—Тебе так не полегчает, Рустам, пойми ты это, не полегчает! — Ваха перехватывает меня со спины и укладывает на пол, но я не сопротивляюсь, лишь пялюсь в одну точку, оседая на ринге.

—Мне вообще никогда не полегчает, — сбившимся голосом отвечаю крестному, вырываясь из захвата.

—Если ты включишь мозг и выключишь эмоции, то полегчает. Все это надо проживать, а не прятать в дальний ящик, — мужчина подходит ко мне ближе, снимает перчатки и указательным пальцем тычет в лоб. — Ты умный пацан, Рустам, не позволяй ситуации выходить из-под контроля, однажды ты уже потерял себя и чуть не загубил свою жизнь. Кому станет легче, если все закончится плохо?

—Я должен был что-то сделать, — сиплю в ответ и смотрю в глаза человека, который однажды тоже потерял все в своей жизни и понимаю, что я слабак, раз до сих пор меня так колбасит. Но как может не трогать такое? Кем надо быть?

Ваха хмурится, а затем переводит нечитаемый взгляд в стену.

—Не думай, что ты единственный, кто потерял все. И если в твоем случае это была случайность, то в моем вполне себе реальная закономерность моих действий и последствий от этих действий. Не вини сейчас никого, просто проживи эту ситуацию и отпусти. Он тоже тут не виноват и может быть, он здесь самый большой пострадавший из всех.

—Что ты, блядь, несешь сейчас?

Ваха замолкает и разбинтовывает руки, хмурясь, как будто сказал лишнего. Но я слишком часто слышу начало чего-то, о чем далеко не в курсах. И меня от этого начинает накрывать.

—Ничего. Поговори с ним сам.

—С кем с ним?

—С отцом, Рустам, о этом он должен рассказать тебе сам. И мне кажется, ты уже достаточно взрослый для этой правды, по крайней мере так ты посмотрел бы на ситуацию под другим углом.

Что тут, черт возьми, происходит?!

33. Привет из прошлого

ГЛАВА 33

ВАСИЛИСА

После ситуации в кладовке я чувствую себя не в своей тарелке. Что-то так и гложет меня, не дает успокоиться, и ведь это что-то вполне себе моя реальная проблема. Вынь да положь, посмотри на реакцию. Да вот только реакция его мне очевидна, как дважды два. Он побежит все решать, и, к моему глубочайшему сожалению, я не хочу, чтобы он это решал, потому что даже подумать страшно, какими методами может не погнушаться отчим, убирая преграду с дороги. Нет, это надо решить с людьми, которые уже однажды в этом были замешаны, вот и все. Новых свидетелей вводить не нужно, да и Рустаму мои проблемы ни к чему.

Не дай Бог всплывет, а там и отец, а там и пресса, которая растаскает новость о криминальном авторитете, замешанным с сыном мэра и его новой пассией, которая по совместительству еще и его преподаватель. Это будет вишенка на кислом тортике. Я так и вижу эти заголовки…Страшный сон.

Нет, ну нет. Сама. Все сама.

А потому после пар, обнаружив, что меня никто не ждет у входа в университет и даже в скрытой точке, до которой Рустам меня обычно подвозит, я печально улыбаюсь своим догадкам и шагаю домой пешком. Не хочу на маршрутку. И вообще я хочу подышать свежим воздухом, потому что все вокруг вдруг начинает душить.

Обиделся? Имел право с одной стороны, а с другой…я тоже не могу раскрыть все карты сразу, и это после секса в университетской кладовке! Уму не постижимо, что я даже произношу это в уме! С ума сойти. От одной мысли все в голове путается, а на лицо ярким пятном ложится румянец.

Вот такой он. Сделал из меня развратницу. Пятница-развратница, ага. В который раз ловлю себя на мысли, что с ним я веду себя совсем как школьница, которая впервые