Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

— Откуда ты знаешь о продаже?

— Лядов связался со мной пять минут назад, пока ты громила его заведение. Мол, проникла обманным путем, скрыла факт наличия оружия. Чуть ли не дисквалификации твоей требовал. Но в первую очередь — лишения тебя оружия и передачи его ему, как пострадавшей стороне. — Чарли презрительно скривила губы. Леха продолжил: — Но все было честно. Он даже знал, кто ты есть.

— А кто я есть?

— Ты — Партнер.

— И что это значит?

— Ты уже должна была сама во всем разобраться. Просто тебе достался слабый Игрок.

— А Лядов — сильный Игрок? — Чарли затаила дыхание. Угадала или нет? Леха усмехнулся:

— Лядов не Игрок. Знаешь, в земных играх есть такое понятие — босс. Он — что-то в этом роде. Главный в уровне, которого надо победить или обставить. Что ты и сделала. Скажем, почти сделала.

— А если бы он не знал, кто я, меня бы что, дисквалифицировали?

Леха пожал плечами:

— Это Игра. Причем практически без правил. Существуют только условия и цель, он это знает и сам этим пользуется на полную катушку. Просто он не привык проигрывать. Тем более девчонке. Которая, оказывается, мечтает пустить под откос всю Игру. А сама ни разу в жизни не каталась на драконе.

Чарли досадливо поморщилась: и дались ему эти драконы! Она действительно не собиралась кататься на них ни наяву и ни во сне. Вообще все, что он говорил, было не то и не так, совсем не в этом было дело. Тут Леха сказал неожиданно:

— Ладно, дело не в этом. У нас мало времени. Ты хочешь все вернуть. Так? Поломав Игру. Допустим, тебе это удалось. Тогда-то, по-твоему, оно все и вернется? Гарантируешь? А может быть, пойдет прахом? Ну-ка, скажи, что тебе все равно?.. — Чарли промолчала. — Ты представляешь хоть примерно, чем все это держится? — Она молчала. — Я тоже нет. Но ты не бойся. Нарисованному персонажу не поломать программы.

— Я не нарисована, — сказала она.

Он взял ее за плечи. Крепко. И в этот момент вновь до боли напомнил отца — этим жестом, общим выражением — жестким, почти болезненным от ее непонимания.

— Слушай, Чарли… Чар… К черту Игру. Тебе ее не взять. Хочешь начистоту? Я боюсь за тебя. Знаешь, что значит встать на пути паровоза? Им все равно и даже на руку. Игра станет более азартной. Может быть, затянется. Ты — достаточно сильная фигура, чтобы это обеспечить. Но тебя, тебя же перемелет в клочья!.. Я этого не хочу. Слушай. И не смей возражать. Все будет нормально. Игра закончится, кто-то в ней рано или поздно выиграет. И ты вернешься в свой мир. Все будет по-прежнему, я тебе обещаю. Не исключено даже, что воскреснут твои родители, все может быть. Только будь хорошей девочкой. Просто играй. Хочешь — ляг на дно. Хочешь — оттягивайся за всю масть. Но не пытайся ломать Игру.

— Почему? — спросила Чарли. Как самая обыкновенная дура, и она сама это понимала.

— Потому что я тебя люблю, — сказал он.

Она не решалась поверить в услышанное — чего не скажешь под влиянием момента? Такой крутой парень! Меня любит!.. Спокойно. Меньше фанатизма. Еще меньше. И закрой рот. Не забывай, что ты не менее крута. Наконец она сказала:

— Если любишь, обещай, что не будешь мешать.

— Обещаю мешать, — сказал он.

— Во имя Игры? Или ради спасения человечества?

— Игре ты вреда не причинишь. Спасать человечество я не берусь. А вот тебя из-под паровоза выхвачу. Уж постараюсь.

Не поможет. Нет, хуже: будет мешать. Предполагаемый союзник — сильный союзник — внезапно превращается во врага, и все благодаря — кто бы мог подумать? — его к ней симпатии. Такого поворота она не ожидала. Как теперь поступить, чтобы изменить ситуацию в свою пользу? Сделать так, чтобы он ее возненавидел? Передумал бы спасать и предоставил своей судьбе. Возможно, стоит попробовать.

Вокруг немного потемнело: рябь пошла широкая, с черными прожилками. Леха, глянув по сторонам, сообщил:

— Время на исходе. Ты меня уже целовала. Теперь моя очередь. — Он притянул ее за шею и поцеловал в угол рта.

Сердце прыгнуло, забилось больно: «Сейчас, давай!» Она толкнула его обеими руками в грудь, но он держал, не отпуская. Тогда она ударила его по лицу — раз, другой, стала лупить.

— Пусти! Я тебя не люблю, ясно! С тебя все началось! Тебе это нравится, вся эта кровь, подлость, ты тут как рыба в воде! Может, ты все это и придумал?!

Он отпустил, вытер кровь, закапавшую из носа.

— Неужели я тебе так нравлюсь? Вообще-то я догадывался…

— Не смей больше появляться! — Чарли задыхалась, кровь ударила в лицо. — Не желаю тебя видеть! Никогда!

— Завтра, — сказал он. — Нет, уже сегодня. Днем. Я тебя найду.

— Не утруждайся. Сделай милость, считай, что я умерла!

— Идет. Я буду считать это заказом на «живую воду».

Чарли вспомнила, что он должен принести выкуп от Лидера за информацию о Ключе, и хотела объяснить, куда он может отправляться вместе с Лидером и с заказом, но тут окружающая рябь нервно замигала. Леха развел руками: мол, хотелось бы мне вас выслушать, душа моя, да не судьба.

Рябь прошла, а вместе с ней исчезла и кабина лифта: картина вокруг сменилась, словно кто-то переключил программу — не составляло труда догадаться, кто именно: его возможности были поистине впечатляющими, но ее они теперь скорее удручали — вот дурочка, надеялась, что он от всего этого откажется, что будет действовать заодно с ней.

Как же, с такой-то всемогущей ролью! Посредник! Почти Игрок! Почти. Почти?..

Сейчас они сидели рядышком посреди крыши, на той самой зеленой посадочной площадке. А вокруг творилось такое!.. По крыше был разбросан народ — большинство в лежачем положении, но некоторые сидели, а единицы, самые смелые, даже осмеливались делать перебежки. Вместо шикарного лядовского флаера поблизости валялась гора металлолома, измятого, как большой конфетный фантик. Там, где раньше стояла надстроечка в виде пагоды, из дыры в крыше торчали обломки: домик, похоже, был сначала раздавлен, а затем старательно утрамбован в отверстие, над которым ранее возвышался. Что касается маскировочного куба, накрывавшего клетку, то на его месте остался только «шкафчик» с сердечком, непонятно как уцелевший после стольких сотрясений, в то время как ни о клетке, ни тем более о маскировке и помина не было. Виновником погрома являлся громадный звероящер, привалившийся к дому, обнявший его, как любимую бабушку, передними лапами, не такими уж, кстати, и коротенькими, вопреки общим представлениям о передних конечностях звероящеров. Дом был ему аккурат по грудь, так что голова чудовища слегка склонилась над строением. Над грандиозной сценой, как осы над ульем, кружили флаеры, но сесть не решались, что и понятно, а только досаждали рептилии своей назойливостью.