Шпагу князю Оболенскому! (сборник) - Валерий Гусев

— Не, там перина есть. А ноги только что промочил — туда-то я аккуратно прошел.

— Перину с собой, что ли, брал? — облегченно засмеялся Андрей. Предусмотрительный!

— Не, она уже там была. Это не моя.

— Вот что: подожди меня здесь минутку, ладно? Задвинь за мной болт, гайку наверни и спрячься. А как выйду — откроешь и сразу домой, мать с отцом с ума сходят.

Андрей спустился в склеп, увидел сдвинутый в сторону каменный саркофаг и дыру в полу рядом с ним. Он включил фонарь и пошел. Ход был местами почти завален, кое-где приходилось пробираться чуть не ползком, огибать ветхие подпорки. Скоро стало сыро, закапало, почти по колена стояла черная холодная вода. "Речка наверху" — понял Андрей.

Потом стало посуше, просторнее, можно было идти не сгибаясь. Андрей внимательно смотрел под ноги, осматривал своды, постукивал иногда легонько фонарем по стенам.

Вскоре ход кончился тупиком — глухим, заваленным камнями и гнилыми досками. Слева Андрей увидел вместительную нишу и в ней — два мешка, набитых перьями и пухом. На полу было много окурков, лежал пустая бутылка.

Он встал на камень, протянул руку вверх, пошарил там и отодвинул что-то вроде люка. Стало светло без фонаря, и прямо над головой раздался пронзительный петушиный крик. Андрей усмехнулся: "Ясно. Отсюда Дружок делал свои налеты на ферму. Молодец, ловко утроился. И ощипывал прямо здесь".

Больше ничего интересного Андрей не нашел и вернулся к дыре. В сторону церкви ход продолжался с десяток шагов и кончался кирпичной стеной.

Выбравшись, Андрей повел Вовку домой.

— Тебя там не видели?

— Кто, дядя Андрей?

— Кто запер.

— Не. Я затаился.

— А кто это был, не заметил?

— Не. Я зажмурился и рот зажал. Их трое было.

— Ну, спасибо тебе, Вовка. Я потом расскажу, как ты мне помог, и в школу сообщу, какой ты герой вырос.

Вечером Андрей зашел к партийному секретарю Виктору Алексеевичу, поговорил о чем-то с Богатыревым и направился к церкви.

Силантьев только что отпер двери, но входить не торопился — стоял на паперти, дышал свежим воздухом.

— Покажи мне свой объект, дедушка. Каморку свою тоже покажи.

Они вошли внутрь, осмотрелись. Андрей подошел к двери в каморку, подергал наружный засов, зашел внутрь, прикрыл за собой дверь, вышел.

— А зачем здесь засов?

— Да кто ж его знает? Всегда был.

— Вот что, дедушка. Ты сегодня спи покрепче, ладно? И храпи погромче. Храпи, что бы ни услышал.

— Как же так? Ну ладно, коли надо.

— Где тут еще дверь наружу есть, поменьше?

— А вона — в приделе. Пойдем, покажу.

— Оставь ее на ночь открытой, хорошо? Не забудешь?

Силантьев покивал головой, задумался, что все это значит, но спросить не решился.

Настала ночь. Андрей терпеливо сидел в уголочке, ждал, положив фонарь на колено, прислушиваясь к добротному, гулкому в тишине храпу Силантьева. Думал, правильно ли поступил, оставив открытой дверь — ему не хотелось, чтобы ребята попали в церковь "со взломом". Он и дежурил здесь, чтобы не допустить их до преступления.

Они пришли ближе к утру, все трое, как потом увидел Андрей, в масках. Вошли через дверь — догадались поискать вход попроще, чем решетки пилить или замки ломать.

Андрей подождал, пока они задвинули засов каморки, включил свой сильный фонарь и сказал спокойно:

— Здорово, ворюги.

Сначала они замерли. Потом Колька рванулся было назад, к выходу, но Андрей рявкнул каким-то железным голосом:

— Стоять! Руки! Лицом к стене!

Он нарочно так кричал, чтобы припугнуть их как следует, чтобы на всю жизнь запомнили этот окрик: "Стоять!"

Ребята послушно стали лицами к стене. Андрей грубо обыскал их, сорвал маски, разрешил повернуться.

— Дядя Андрей, — заныл Кролик, — ты нас не пугай. Мы…

— Я вам не дядя Андрей, — оборвал участковый. — Я для вас участковый инспектор, задержавший вас с поличным при попытке совершить кражу.

— Все равно ты нас не пугай, — проворчал Мишка. — Все равно нам ничего не будет. Мы просто шкоду хотели устроить Леньке. И несовершеннолетние еще.

— Это кто же вам удружил, кто вам такое вранье подготовил? Влепят вам по три годика, вот и выйдете оттуда совершеннолетними. — Андрей светил прямо в их испуганные лица, не жалел ребят для их же пользы. — Только тебя, Челюкан, мать — по своему здоровью — навряд ли дождется, и ты, Мишка, в плавание никогда уже не пойдешь — не примут тебя с судимостью в мореходку…

— Не грози, шериф, — перебил, отвечая за всех Колька. — Ничего нам не будет.

— Я тебе покажу — "шериф"! Нахватался! Дурачье, вас, как деток, обвели. Вы знаете, сколько стоит то, что вы красть собрались, — для себя или для вашего друга?

— Да ничего мы не хотели красть! Мы спрятать хотели, чтоб Ленька побегал. А потом — отдать…

— Где он вас ждет? — нетерпеливо оборвал его Андрей.

— Кто? Ленька?

— Не придуривайся! Где он вас ждет, ваш великий друг? Что ж сам-то сюда не полез? Может, знал — отсюда одна дорога: сперва на скамью, а потом на нары, а? Хороший у вас друг — верный, заботливый.

Андрей понимал, что говорит не очень убедительно, что надо бы собрать мысли и успокоиться, что криком ему многого не добиться, да времени совсем не было. Для себя он решил: все остальное потом, сейчас главное — Великого взять.

Но и ребята почувствовали его тревогу — дошло, видно, что опять участковый за них старается, а не против. И хотя еще по-мальчишески упрямились, но уже понимать начали, что большую беду он от них отводит.

— Мы, честное слово, не знали, — прошептал Мишка. — Только ты, дядя Андрей, не ищи его, не ходи к нему — он дерется здорово.

— И нож в стенку кидает, — добавил Кролик, шмыгая носом, готовый расплакаться. — И ружье у него.

— А что? — усмехнулся участковый, опуская фонарь. — Может, и правда, не ходить, а? Что он мне сделал? Что у меня украл? Вам, конечно, чуть жизни не покалечил. Ну и что? Зато себе красивую жизнь мог обеспечить. Где он?

— На развилке ждет.

— Идите по домам. И до утра носа не высовывать. А в девять ноль-ноль — ко мне. Ясно?

Ребята переглянулись. Не понравились Андрею эти переглядки…

Он вышел, хотел было вернуться, вспомнив, что не отпер Силантьева, но побоялся задержаться, махнул рукой и побежал напрямую, полем, через кустарник.

Великий нервничал, психовал. И не мог понять отчего. Все вроде проделано чисто, осторожно, с умом. И разведка была красивая, без следов обошлось. И каналы — будь здоров! — подготовлены, и нужные люди найдены не зря ведь за рубеж катался, такие денежки потратил. И пацанов, хоть времени мало было, хорошо сумел подобрать и обработать. Отсидят — совсем готовенькими будут. Да и дело, что говорить, того стоит. Ох, стоит! Довольно по краешку, озираясь, ходить, мелочовкой перебиваться. Брать так брать. Мусорок бы этот сопливый не вылез. Если что — добра не ждать. Два раза срывался, повезло — неглубоко копали. Теперь уж если ниточку потянут — не отвертеться и от старого…

Великий снова подошел к машине, повернулся, опять зашагал к селу. И увидел бегущего к нему участкового. Рванулся к машине, мгновенно выхватил и вскинул ружье.

— Не подходи, шериф! — А в голове запрыгали, задергались лихорадочные мысли: "Что? Как? Пронюхал? Ребят зашухарил? Ну и что? Шутка. Липа! Пацаны, если прижмет, расколются. Зелены — мало с ними работал. Ах, черт! Списочек. Шпаргалочка у них — что в первую очередь брать. Липа, липа! Оторваться? Далеко не уйти. Все, Великий, последний шанс сгорел! Ах, какое дело мусорок сорвал! Какой куш из-под носа, сволочь, вырвал! Все в сортир, в дерьмо! Сволочь! Сопляк! Свидетелей нет — несчастный случай. Поделом тебе, деревня неумытая. Умным жить не даешь — дураком подыхай!" — Стой, шериф!

Андрей бежал прямо, все быстрее и быстрее. На глазах росла черная дырка ствола. А свернуть нельзя, и нельзя метаться, пригнуться нельзя, а тем более остановиться — видел он: смотрят во все глаза вылетевшие из кустов ребята, замерли. Не должен Великий уйти героем, победителем. Не должен сильнее закона быть.

Андрей на бегу расстегнул кобуру, вырвал пистолет, толкнул пальцем флажок предохранителя.

— Стой! — крикнул от. — Бросай оружие!

Андрей бежал и смотрел не на ружье, а в глаза Великому: уловил, как они, прищуриваясь, стали сужаться, как остановился тупой беспощадный взгляд… Андрей чуть качнулся в сторону, замер на миг в этом положении спровоцировал выстрел, внутренне приказал: "Огонь!" — и упал на землю. Дернулось плечо Великого, рванулось из ствола длинное злое пламя. Андрей, еще падая, выбросил вперед руку с пистолетом и тоже выстрелил — не целясь, вверх, — вскочил и в два прыжка достал Великого. Тот успел перехватить ружье, взмахнул им как дубиной. Андрей пырнул под удар, обхватил Великого за ноги, под коленками, и, резко выпрямившись, бросил его через себя, назад. Тяжел был Великий — рухнул грузным мешком. Полежал, встал на четвереньки и медленно, очумело как-то полез в машину, смешно оттопыривая зад. Андрей дернул его за ворот, повернул и, взглянув в мутные злые глаза, с удовольствием защелкнул наручники.