Мне тебя мало - Александр Пахомов

он лишь играл нужную роль, чтобы одержать победу в пари…

— Зачем?

— Чтобы доказать другим, что он сможет это сделать.

— Зачем? — прокричала снова это слово я, ведь он не понял, к чему я задала этот вопрос. — Зачем ты сейчас врешь?

— Ты можешь позвонить Саре, она подтвердит тебе, как было на самом деле, все это время.

И не смотря, что время еще было раннее, я хватаюсь за мобильный и начинаю искать среди контактов ее номер. Нажав кнопку вызова, я поняла, как все это время тряслась моя рука.

— Николь, — удивленно спрашивает Сара, хоть ее голос был еще сонным.

— Это правда? — словно в тумане начинаю говорить я. — Он все это время лишь играл со мною?

— Мне жаль, — подтверждает Сара, то, что я так боялась услышать.

— Почему ты раньше мне об этом не говорила?

— Я знала о споре, который он затеял еще тогда. Но я видела, какой счастливой была рядом с ним ты. Я думала, Томас измениться, и полюбит тебя по-настоящему. Но это было лишь пари, в котором он так отчаянно хотел победить.

— Значит его слова, чувства, то, что он говорил…

— Он лгал, — закончила за меня удручающе Сара.

Я продолжала находиться в какой-то невесомости, что даже ледяной ливень не мог привести меня в чувства и выбить из этого состояние.

— Он должен был влюбить тебя в себя, разрушить твой брак с Тремором.

— А потом просто исчезнуть? — спросила я, то, что мне несколько минут говорил Тремор.

— Он так ведь и сделал, — подтвердила Сара. — Ты никогда не была ему нужна…

— Но он ведь плакал, — не знаю почему, я продолжала так небрежно до последнего защищать его.

— Он лишь хорошо играл свою роль, и у него это прекрасно получилось.

Осознавая, какая истерика окотила меня, я больше не смогла себя сдерживать, чтобы не разрыдаться в грудь Тремору, который как можно сильнее обнял меня, словно заслоняя от холодного дождя.

— Я лишь, поэтому и ушла, — раздался в трубке голос Сары, которую я перестала практически слышать. — Потому, что не могла видеть тебя больше счастливой, зная, что все это было не по-настоящему. Было бы лучше, если я изначально тебе обо все рассказала, так было бы легче самой тебе, но прости, я просто не смогла этого сделать.

Сбросив вызов, я от обреченности продолжала находиться в объятиях Тремора, продолжая лить слезы, которые плавно смешивались с каплями дождя…

Глава 40.

Томас.

Когда мне было грустно и одиноко, я всегда писал.

«Любовь это прекрасное чувство. Это нужное чувство. Что-то давно, хорошо позабытое старое.

Ты окунаешься в нее полностью, не думая, что будет после. Даже если после будет пустота…

Ты чувствуешь ее даже на расстояние, ты ощущаешь ее, где-то в глубине себя. Ты пропитываешься человеком, впуская его в свою пустую жизнь, думая, что там все разрушено. Но именно среди этих руин, ты создаешь новый мир, в котором вы будете счастливы.

Ты хочешь прикасаться ее, ведь в эти мгновения вы едины. Одно целое, поделенное на две разные судьбы, которые растворяются друг в друге.

Мы были с нею разные, словно из параллельных миров, такие не похожие друг на друга, но объединившись так мгновенно, словно это было прописано где-то давно уже за нас.

Ты обнимала меня, словно нет ничего дороже больше в этом гребанном мире. Ты смотрела на меня так, словно я что-то значу.

То, что было до тебя, потеряло свой смысл, что осталось после, не имеет больше красок.

Есть только то, что было с нами в мгновения, когда мы были еще вместе …

Сколько времени мы не провели бы вместе, нам обоим всегда было этого мало…»

Я не был готов писать наш с нею проект «Мне тебя мало», но почему-то я делал наброски этой истории.

Ведь вряд ли я смогу пережить хотя бы еще раз, что было когда-то у меня с нею.

Я встал и подошел к своей полке, чтобы взять оттуда пачку сигарет, как вдруг мое внимание привлекла моя первая книга, которую мы издали еще тогда вместе с Николь. И снова мысленно я оказался в том дне, когда мы были еще вместе.

«— Даже не вериться, — проговорил я, продолжая держать за руку Николь. — Сейчас, я смогу наконец-то дотронуться до своей мечты.

— Мы сделали это Томас.

Когда мы зашли с ней в издательство, нас снова встретила молодая девушка, в строгом костюме.

— Добрый день, — вежливо проговорила она, продолжая поправлять свои локоны волос.

— Добрый, — ответил я, и краем рта улыбнулся. — Мы пришли забрать наш заказ. Надеюсь, он уже готов, — ведь они сами установили сроки, и назначили дату, когда нам можно будет приехать.

— Конечно, подождите пару минут, — она стала разворачиваться, чтобы пройти в другой кабинет, как вдруг резко остановилась. — Не желаете пока кофе?

Я посмотрел на Николь, которая отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо.

На протяжении четверти часа, мы находились с Николь вдвоем в ожидание. Мы старались как можно скорее скоротать время, и стали разглядывать красивые картины, что располагались практически по всей стене.

— Такую, я бы повесила даже в нашем с тобою доме, — проговорила Николь, заостряя свое внимание на одной изысканной работе.

— В нашем? — переспросил я, после чего улыбнулся.

— Однажды мы купим себе дом, переедем в него вчетвером, и просто будем счастливы, — и в этот момент ее глаза даже заблестели.

Через несколько секунд мы одновременно повернулись, услышав звуки каблуков.

— Вот ваш заказ, — она положила на стойку два экземпляра моей собственной книги. Мое дыхание замерло, когда я стал подходить к ним. Я так осторожно взял одну из них в руки, и сразу же открыл эти белые страницы. Запах свежей бумаги и переплета развеялся по всем этим стенам.

— Я не думал, что получиться настолько превосходно, — я продолжал очаровано рассматривать каждую строчку, что когда-то были написаны мною.

— Надеюсь, когда-нибудь мы с вами начнем сотрудничать, — любезно сказала девушка. — Я кстати не удержалась и прочла вашу работу, могу сказать, я была восхищена.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Когда мы вышли с Николь с издательства, я сразу протянул одну из книг ей.

— Это самый ценный подарок, который когда-то я получала Томас, — она так аккуратно взяла ее в свои руки, боясь повредить или замарать.

— В мире этих книг всего лишь две, — шепотом почему-то стал говорить я, наверно потому что ко мне до сих пор не вернулся дар речи. — Неважно, что будет с нами завтра. Это будет вечным напоминанием нам с