Тысяча И Одна Ночь. Книга 3 - без автора

И наступило утро, и мы совершили утреннюю молитву и сидели, и вдруг вошёл человек и приветствовал нас. Он сотворил молитву в два раката, а затем обернулся к нам и спросил: "О люди, вы чужеземцы?" - "Да, - сказали мы, - и воры преградили нам дорогу и раздели нас" и мы пришли в этот город и не знаем в нем никого, кто бы приютил нас". - "Не хотите ли пойти со мной в мой дом?" - спросил этот человек.

И тогда, - говорил ювелир, - я сказал Али ибн Беккару: "Пойдём с ним мы спасёмся от двух дел: во-первых, мы боимся, что кто-нибудь войдёт к нам в эту мечеть и узнает нас, и мы будем посрамлены, а во-вторых, мы люди иноземные и нет нам места, где бы приютиться". - "Делай, что хочешь", - отвечал Али ибн Беккар. А тот человек сказал нам второй раз: "О бедняки, послушайтесь меня и идите со мной в мой дом!" И я ответил ему: "Слушаю и повинуюсь!"

И этот человек подарил нам кое-что из своей одежды и одел нас, извиняясь перед нами, и был с нами ласков, и мы пошли с ним к его дому. Он постучал в ворота, и вышел маленький евнух и открыл ворота, и этот человек, хозяин дома, вошёл, я мы вошли за ним. Потом он велел принести узел, где были платья и тюрбаны, и надел на нас две одежды и дал нам два тюрбана, и мы повязали их и сели.

И вдруг пришла невольница со столиком и, поставив его перед нами, сказала: "Ешьте!" - и мы поели немного и столик убрали. Мы пробыли у этого человека, пока не пришла ночь. И тогда Али ибн Беккар принялся вздыхать и сказал: "Знай, о брат мой, я погиб несомненно, и я хочу завещать тебе нечто. А именно: когда увидишь, что я умер, войди к моей матушке и расскажи ей и вели ей прийти сюда для того, чтобы принимать соболезнования по мне и быть здесь, когда меня будут обмывать. И накажи ей быть стойкой в разлуке со мною".

И потом он упал без памяти, а очнувшись, он услышал, как невольница пела вдали и говорила стихи, и стал прислушиваться, внимая её голосу, а сам то обмирал, то приходил в себя, то плакал от скорби и печали из-за того, что его постигло. И он услышал, как невольница, которая пела, произнесла такие стихи:

"Поспешила разлука вновь разлучить насПосле дружбы и близости и согласьяРазлучили превратности нас ночные;Если б знать мне, когда придёт наша встреча!О, как горько за близостью расставанье!Если б только влюблённый им не терзался!Горесть смерти - минута лишь, и проходит,А разлука с любимыми - вечно в сердце.Коль могли бы добраться мы до разлуки,То разлука вкусила бы вкус разлуки".

Услышав стихи, произнесённые невольницей, Али ибн Беккар издал вопль, и дух его расстался с его телом.

И когда я увидел, что он умер, - говорил ювелир, - я поручил его заботам хозяина дома и сказал ему: "Знай, я ухожу в Багдад передать об этом его матери и близким, чтобы они пошли обрядить его". Потом я пришёл в Багдад и, зайдя домой, переменил на себе одежду, а затем я пришёл в дом Али ибн Беккара. И когда его слуги увидали меня, они подошли ко мне и стали меня расспрашивать про ибн Беккара, а я попросил их, чтобы они испросили мне разрешение войти к его матери. И она позволила мне войти, и я вошёл и приветствовал её и сказал: "Поистине, Аллах распоряжается душами по своей власти. И когда он решит какое-нибудь дело, некуда убежать от решения его, и не бывало, чтобы умерла душа иначе, как по изволению Аллаха, в срок, установленный в записи".

И мать Али ибн Беккара предположила по этим словам, что её сын умер, и заплакала сильным плачем, а потом она воскликнула: "Ради Аллаха, прошу тебя, скажи мне, скончался ли мой сын?" И я не мог дать ей ответа из-за плача И великой горести. Увидев, что я в таком состоянии, мать Али ибн Беккара задохнулась от плача и затем упала на землю без памяти. А очнувшись от обморока, она спросила: "Что было с моим сыном?" - и я воскликнул: "Да сделает Аллах великий твою награду за него!"

И потом я рассказал ей, как было с ним дело, от начала до конца. "Поручил ли он тебе что-нибудь?" - спросила его мать, и я ответил ей: "Да", и рассказал, какое он дал мне поручение. "Поторопись обрядить его", - сказал я ей. И когда мать Али ибн Беккара услышала мои слова, она упала без памяти, а очнувшись, она принялась за то, что я наказал ей сделать.

Затем я ушёл от неё домой и пошёл по дороге, раздумывая о прекрасной юности Али ибн Беккара и его великой любви. И когда я так шёл, вдруг какая-то женщина схватила меня за руку, и я посмотрел на неё и узнал невольницу..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто шестьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир говорил: "И вдруг какая-то женщина схватила меня за руку, и я всмотрелся в неё и вижу - это невольница, которая приходила от Шамс-ан-Нахар, и она была охвачена скорбью. И мы узнали друг друга и плакали вместе, пока не пришли к тому дому.

И я спросил её: "Узнала ли ты о том, что с юношей Али ибн Беккаром?"

"Нет, клянусь Аллахом!" - отвечала она. И я рассказал ей, что случилось и как было дело, и мы все время плакали. И потом я спросил её: "А как поживает твоя госпожа?"

И она отвечала: "Повелитель правоверных не стал слушать ничьих слов о ней, так как он сильно любил её и её поступки он толковал прекрасным образом. И халиф сказал ей: "О Шамс-ан-Нахар, ты мне дорога, и я стерплю Это от тебя наперекор твоим врагам", - и велел обставить для неё комнату с вызолоченными стенами и прекрасное помещение. И моя госпожа зажила у него после Этого приятнейшею жизнью, пользуясь великим благоволением. И случилось в один из дней, что халиф сел, как обычно, за питьё, и наложницы явились пред лицо его, и он усадил их по местам, и Шамс-ан-Нахар посадил с собою рядом (а у неё пропало терпенье, и страданье её увеличилось). И халиф приказал одной из невольниц петь, и она взяла лютню, наладила её и настроила и, ударив по струнам, произнесла такие стихи:

"Зовущий нередко звал к любви, и внимала я,И слезы чертили страсть чертой на щеке моей.И кажется, слезы глаз вещают, что чувствуем -Что скрыл я, открыл их ток, скрыв то, что открыть я мог.Так как же стремиться скрыть любовь и таить её?Покажет ведь, что со мной, безмерная страсть моя.Приятна теперь мне смерть, раз милых лишился я,Узнать бы, что ныне им приятно, как нет меня!"

И, услышав, как невольница говорит эти стихи, Шамсан-Нахар не могла сидеть и упала без памяти. И халиф кинул кубок и привлёк её к себе и закричал, а невольницы зашумели, и повелитель правоверных стал переворачивать Шамс-ан-Нахар и шевелить её, и вдруг оказалось, что она мертва.

И повелитель правоверных опечалился из-за её смерти великой печалью и приказал сломать все бывшие в комнате сосуды и лютни и увеселяющие музыкальные инструменты. А когда Шамс-ан-Нахар умерла, он положил её к себе на колени и провёл подле неё всю остальную ночь.

Когда же взошёл день, он обрядил её и велел её обмыть и завернуть в саван и похоронить и печалился о ней великой печалью, но не спросил, что с ней было и какое случилось с нею дело".

Потом невольница сказала ювелиру: "Прошу тебя, ради Аллаха, извести меня в тот день, когда прибудет похоронное шествие Али ибн Беккара, чтобы я могла присутствовать на его погребении". И он отвечал ей: "Что касается меня, то ты меня найдёшь в каком хочешь месте, а вот ты - где я найду тебя и кто может до тебя добраться в том месте, где ты находишься?" И невольница сказала ему: "Когда умерла Шамс-ан-Нахар, повелитель правоверных отпустил её невольниц на свободу, со дня её смерти, и меня тоже, среди них, и мы находимся у её гробницы, в таком-то месте".

И я поднялся, - говорил ювелир, - и пришёл к могиле Шамс-ан-Нахар и посетил её, а потом ушёл своей дорогой и ожидал похорон Али ибн Беккара, пока шествие не прибыло.

И жители Багдада вышли хоронить его, и я вышел с ними и увидал ту невольницу среди женщин, и она горевала сильнее всех. И в Багдаде не было похорон великолепнее этих, и мы шли в большой тесноте, пока не достигли могилы и не закопали его на милость великого Аллаха.

И я не перестаю посещать его могилу и могилу Шамсан-Нахар, - сказал ювелир. - И вот вся повесть о том, что с ними было, да помилует их обоих Аллах!"

Но это не удивительнее повести о царе Шахрамане".

"А как это было?" - спросил Шахразаду царь...

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.