Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль" - Чарлз Дарвин

Глядя на этих дикарей, невольно задаешь себе вопрос: откуда они пришли? Что могло их привлечь? Или какая перемена заставила целое племя людей покинуть прекрасные северные области, спуститься вниз по Кордильерам, этому позвоночному столбу Америки, изобрести и построить челноки, не употребляемые племенами, населяющими Чили, Перу и Бразилию, и, наконец, вступить в одну из самых негостеприимных стран на всем земном шаре? Хотя сначала подобные мысли и приходят неизбежно на ум, но можно с уверенностью сказать, что они отчасти ошибочны. Нет никаких оснований полагать, что численность огнеземельцев падает; следовательно, мы должны допустить, что на их долю достается достаточно счастья, какого бы рода оно ни было, чтобы жизнь имела цену в их глазах. Природа, сделав привычку всемогущей, а результаты ее действия наследственными, приспособила огнеземельца к климату и естественным произведениям его скудной родины.

Задержавшись из-за очень плохой погоды на шесть дней в бухте Вигвамов, мы вышли в море 30 декабря. Капитан Фиц-Рой имел намерение пройти к западу, чтобы высадить Йорка и Фуэгию в их родном краю. В море нас преследовали непрерывные штормы, да и течение было противным, так что нас отнесло на юг до широты 58°23. 11 января 1833 г., подняв все паруса, мы уже оказались было в нескольких милях от большой суровой горы Йорк-Минстер (которую назвал так капитан Кук и по имени которой был назван старший огнеземелец), когда жестокий шквал заставил нас убрать часть парусов и повернуть в море. Прибои со страшной силой разбивался о берег, и брызги взлетали над утесом, достигавшим, пожалуй, 200 футов в высоту. 12-го шторм был очень силен, а мы не знали своего точного местонахождения; чрезвычайно неприятно было слышать беспрестанно повторяемые слова: «Смотри хорошенько в подветренную сторону!» 13-го буря бушевала со всей яростью; видимость была ограничена сплошной завесой брызг, поднимаемых ветром. Море имело зловещий вид — точно мрачная волнующаяся равнина с пятнами наметенного снега; но в то время как корабль выбивался из сил, альбатрос, распустив крылья, скользил прямо против ветра. В полдень на нас обрушилась огромная волна и залила один из вельботов, который пришлось тотчас отрезать. Бедный «Бигль» задрожал от удара и несколько минут не слушался руля, но вскоре, как и подобает такому хорошему кораблю, выпрямился и снова стал против ветра. Если бы за первой волной последовала вторая, наша участь была бы решена скоро и навсегда. Уже 24 дня мы тщетно старались продвинуться к западу; люди измучились от усталости, в течение многих суток у них не было ни одной сухой вещи, которую можно было бы надеть.

Капитан Фиц-Рой отказался от попыток пройти на запад со стороны открытого берега. Вечером мы обогнули мыс Ложный Горн и бросили якорь на глубину 47 фатомов, причем цепь, стремительно сматываясь с брашпиля, высекала из него искры. Как восхитительна была та тихая ночь после столь долгого пребывания среди грохота враждующих стихий!

15 января 1833 г. — «Бигль» бросил якорь на рейде Гуре. Так как капитан Фиц-Рой решил высадить огнеземельцев, в соответствии с их желанием, в проливе Понсонби, были снаряжены четыре шлюпки, чтобы провезти их туда по каналу Бигля. Этот канал, открытый капитаном Фиц-Роем в предыдущее его плавание, — наиболее достопримечательная особенность географии этой, а, пожалуй, и всякой другой страны; его можно сравнить с долиной Лох-Несс в Шотландии, с ее цепью озер и морских рукавов. Он тянется миль на сто двадцать при очень мало изменяющейся средней ширине около 2 миль; на большей части своего протяжения он до того прям, что где-то на большом расстоянии, ограниченный с обеих сторон цепями гор, постепенно становится неразличимым. Он пересекает южную часть Огненной Земли с запада на восток, а посредине к нему примыкает с юга под прямым углом извилистый канал, называемый проливом Понсонби. Здесь живут племя и семья Джемми Баттона.

19 января. — ри вельбота и ялик с группой в 28 человек пустились в путь под командой капитана Фиц-Роя. После полудня мы вошли в канал с востока и вскоре нашли уютную бухточку, скрытую окружающими островками. Здесь мы разбили наши палатки и развели костры. Ничего отраднее этого зрелища нельзя было себе представить. Зеркальная вода нашей бухточки с нависшими над скалистым берегом ветвями деревьев, шлюпки на якорях, палатки, поддерживаемые скрещенными веслами, дымок, взвивающийся над лесистой долиной, — все это составляло картину тихого уединения. На следующий день (20-го) наш маленький флот спокойно продвигался дальше, и мы вступили в более населенную область. Вряд ли кто-нибудь из здешних туземцев видел когда-либо белого человека, и едва ли что-нибудь могло сравниться с их изумлением при появлении четырех шлюпок. На каждом возвышении вспыхнули огни (отсюда и название Огненной Земли) — как для привлечения нашего внимания, так и для распространения повсюду новости о нашем появлении. Некоторые туземцы бежали вдоль берега целые мили. Я никогда не забуду, как странно и дико выглядела одна группа: четыре или пять человек внезапно появились на краю нависшего утеса; они были совершенно голые, длинные волосы падали на их лица; в руках они держали грубые палки и, подпрыгивая, размахивали ими над головой, испуская самые отвратительные вопли.

В обеденное время мы высадились среди группы огнеземельцев. Вначале они не склонны были отнестись к нам дружелюбно: пока капитан не задержал остальные шлюпки, они не выпускали из рук свои пращи. Впрочем, мы скоро привели их в восторг пустячными подарками вроде красных лент, которые повязали им вокруг голов. Им понравились наши сухари; но один из дикарей притронулся пальцем к консервированному мясу из жестянки, которое я ел, и, так как оно показалось ему на ощупь мягким и холодным, проявил к нему столько же отвращения, сколько обнаружил бы я к вонючей ворвани. Джемми стало очень стыдно за своих соотечественников, и он заявил, что его племя совсем не таково; но, к несчастью, он ошибался. Этих дикарей было столь же легко обрадовать, сколь трудно удовлетворить. Стар и млад, мужчины и дети не переставали повторять слово «яммершунер», что означает «дай мне». Указав почти на все вещи, одну за другой, даже на пуговицы на нашем платье, и повторив свое любимое слово со всевозможными интонациями, они употребляли его уже без определенного смысла и продолжали твердить свое «яммершунер». Рьяно прояммершунерничав понапрасну о какой-нибудь вещи, они обыкновенно показывали с наивной хитростью на своих молодых женщин или маленьких детей, как будто говоря: «Если вы не хотите дать этого мне, то таким вот наверняка дадите».

Ночью мы тщетно пытались найти необитаемую бухту и, наконец, вынуждены были расположиться на ночлег невдалеке от группы туземцев. Они были совершенно безобидны, пока их было мало, но утром (21-го), когда к ним присоединилась еще группа, стали проявлять признаки враждебности, и мы решили, что они затеют стычку. Европеец попадает в очень невыгодное положение, сталкиваясь с дикарями вроде этих, не имеющими никакого понятия о силе огнестрельного оружия. Уже по одному только виду прицеливающегося из ружья человека дикарь заключает, что этот человек стоит гораздо ниже того, кто вооружен луком и стрелами, копьем или даже пращой. Нелегко показать им наше превосходство, иначе как произведя смертельный выстрел. Подобно диким зверям они не обращают внимания на численное соотношение: каждый в отдельности, будучи атакован, не побежит, а постарается размозжить вам голову камнем, и это так же несомненно, как то, что тигр при подобных же обстоятельствах попытается растерзать вас. Капитану Фиц-Рою как-то раз по серьезным соображениям очень хотелось отпугнуть небольшую группу дикарей; сначала он замахнулся на них абордажной саблей, но те только посмеялись; тогда он дважды выстрелил из своего пистолета мимо одного туземца. Каждый раз дикарь выказывал изумление и осторожно, правда быстро, потирал голову; затем, вытаращив на некоторое время глаза, он что-то пролопотал своим товарищам, но, казалось, и не помышлял о бегстве. Мы едва ли можем поставить себя в положение этих дикарей и понять их действия. Так, например, этому огнеземельцу никогда и в голову не приходила мысль о возможности такого звука, как гром ружейного выстрела у самого его уха. В первое мгновение он, должно быть, и в самом деле не знал, был ли то звук или удар, а потому, вполне естественно, потер голову. Точно так же, когда дикарь видит след, оставленный пулей, он вообще не скоро будет в состоянии понять, откуда этот след взялся: быть может, то обстоятельство, что самого тела не видно вследствие быстроты движения, кажется ему вообще немыслимым. Кроме того, огромная сила пули, проникающей в твердое вещество, не разрывая его, может навести дикаря на мысль о том, что пуля вовсе не обладает никакой силой. Я не сомневаюсь, что многие дикари, стоящие на самой низкой ступени развития, в том числе и эти огнеземельцы, глядя на пробитые пулей предметы и даже убитых из ружья мелких животных, ничуть не подозревают о смертоносной силе этого оружия.