Двор. Книга 2 - Аркадий Львов

— Когда надо было ванную и туалет строить, деньги нашлись, а теперь спиной поворачиваетесь. Ладно, я передам товарищу Дегтярю.

— Кто она такая, чтобы нас пугать?! — закричала бабушка Оля. — Лялечка, мы зарабатываем на жизнь своими мозолями, и никаких шахер-махеров не делаем, а таких, как ты, не одну дюжину перевидали на своем веку!

— Оля, — одернул старый Чеперуха, — не смей переходить на личности и не оскорбляй человека: ей приказали — она делает.

Ляля уже успела открыть двери, но услышала и ответила, что никто ей не приказывал, а она сама попросила дать ей эту общественную нагрузку. Бабушка Оля захохотала, как дурочка, и сказала, что у людей хорошая память: они еще не забыли, какую общественную нагрузку некоторые дамочки из нашего двора брали на себя до войны.

— Перестань, говорят тебе! — затряс кулаками Иона.

Чеперухи заняли столько времени, что другие уже успели уйти на работу и теперь можно было застать в квартире одних домохозяек. Степан по-прежнему возился с водопроводом, оказывается, не только сломали кран, но и сорвали резьбу на трубе. Ляля продолжала свой обход в одиночку, с разговорами или без разговоров, женщины в конце концов подписывались и вносили деньги наличными, только старая Бирючка отказалась наотрез и заявила, что без своей невестки Марины не даст даже на коробку спичек. Ляля не настаивала, наоборот, вежливо поинтересовалась, как у старухи дело с давлением, надо не допускать, чтобы повышалось, и обещала зайти в другой раз.

На другое утро Ляля доложила товарищу Дегтярю итоги минувшего дня, и сразу, чтобы не откладывать в долгий ящик, вдвоем направились к Чеперухе. Картина в доме была точно, как вчера, Иона Овсеич пожелал всем приятного аппетита и попросил молодого хозяина, если можно, на минуточку прервать семейную трапезу. Зиновий пригласил гостей в другую комнату, старый Чеперуха пошел за ними, через пять минут, когда разговор сделался слишком громкий, бабушка Оля с Катериной тоже заглянули.

— Зиновий, — объяснял товарищ Дегтярь, — я у себя на фабрике дал взаймы государству свой двухмесячный оклад и здесь добавил сто рублей, а ты, как тебе известно, подписался на месячный оклад, хотя многие у вас на заводе Кирова сочли возможным на полуторамесячный и двухмесячный. Это одна сторона дела, а другая — то, что ты ставишь непроходимый водораздел между Чеперухой, который у станка, и Чеперухой, который у себя дома.

Зиновий ответил, что никакого водораздела он не ставит, наоборот, и как раз поэтому нечего из одного человека делать два и заставлять его подписываться дважды: то в роли производственника, то в роли домашней хозяйки.

— Значит, — с ударением произнес Иона Овсеич, — Хомицкий может, Орлова может, Ланда может, Дегтярь может, а Чеперухи не могут!

— Да, — встряла Катерина, — Чеперухи не могут, потому что у них маленькие дети и не успеваешь одну дырку заткнуть, как тебе уже три новых светят!

— Аи, аи, аи, какие бедные и несчастные, — пришел в ужас товарищ Дегтярь, но тут же оправился, показал пальцем на бабушку Олю и закричал: пусть у нее спросят, как жила ее мама со своими детьми в этом самом доме в тысяча девятьсот тринадцатом году!

— При чем здесь тринадцатый год? — развела руками бабушка Оля. — Он вспоминает тринадцатый год, как будто мир стоит на одном месте и топчется. Может, вы еще вспомните, что было при Пушкине и при царе Горохе!

— Как вы смеете так говорить о Пушкине! — возмутилась Ляля. — Ставить в один ряд Пушкина и какого-то царя Гороха!

— Ничего, — успокоил Иона Овсеич, — зато, когда надо было отобрать у наших детей форпост под частную квартиру, какой елейный голос мы слышали! Но пусть никто не заблуждается: советская власть умеет гладить не только по шерсти.

— Это угроза? — спросил Зиновий, закладывая ногу с протезом на здоровую ногу.

Нет, ответил товарищ Дегтярь, это не угроза, это просто любопытная параллель. Тем более, что Сталинский исполком, как помнится, разрешил Зиновию Чеперухе и его семье временное проживание в помещении пионерского форпоста.

— А теперь как раз пришла пора напомнить? — нехорошим голосом спросил Зиновий.

— Сынок, — вдруг зашумел старый Чеперуха, — не лезь поперед батьки в пекло. Никто тебе не угрожает, мы немножко погорячились, товарищ Дегтярь немножко погорячился, а надо все по-хорошему, как старые соседи. Овсеич, я не хочу подписываться на двадцать пять рублей, я хочу — на пятьдесят.

Товарищ Дегтярь высоко поднял брови:

— Что ты обращаешься ко мне? Орлова — общественный уполномоченный по займу, обращайся к ней.

— Лялечка, — Иона улыбался, как в далекие молодые годы, когда он еще не ухаживал за своей Олей, — покажите пальчиком, где мы здесь с вами распишемся.

— Тьфу! — сплюнула бабушка Оля. — Франц, подбери свой шванц!

Зиновий внимательно наблюдал, как отец подписывается, пересчитывает деньги — рубли, трешницы, пятерки — и кладет по одной бумажке на стол. Когда закончили, старый Чеперуха пожал руку товарищу Дегтярю и опять повторил, что с людьми надо только по-хорошему.

Ладно, сказал Зиновий, поцеловал Гришу и Мишу, остальным кивнул головой, и так хлопнул дверью, что за стеной у Граника загремело, как в жестяной мастерской.

— Иона, — обратился товарищ Дегтярь, когда тень Зиновия мелькнула за окном, — ты мне доказывал, что с людьми надо только по-хорошему. Я прошу тебя повторить эти слова.

— Овсеич, — ответил не сразу старый Чеперуха, — в народе говорят: утро вечера мудренее. Но бывает исключение, подождем до вечера.

Повторилась вчерашняя история: опять провозились целое утро с Чеперухами и прозевали всех остальных, в том числе Ефима Граника, хотя он живет здесь рядом, за стеной. По адресу Граника товарищ Дегтярь сказал: конечно, он слышал весь разговор от начала до конца, следовательно, мог сам зайти и подписаться, однако не зашел. Нет, возразила Ляля, просто Ефим такой человек, что без приглашения никогда не зайдет в чужой дом.

— Орлова, Орлова, — погрозил пальцем товарищ Дегтярь, — ты мне напоминаешь нашу Малую: она тоже всегда готова думать про человека хорошо — так для себя спокойнее.

Поздно вечером к Ионе Овсеичу заглянул старый Чеперуха. Он с порога предупредил, что на пару минут, но засиделся, пока кремлевские куранты не пробили двенадцать. Вспоминали прежние годы, Чеперуха качал головой, в глазах появлялась печаль, потому что жизнь идет-идет, и никто не остановит. До войны, особенно с тридцать девятого года, когда на восемнадцатом партсъезде товарищ Сталин сказал, что социализм окончательно построен и теперь мы начинаем строить коммунизм, каждый мог надеяться, что доживет до коммунизма, но потом напал этот бандит Гитлер, погибли миллионы людей, пришлось восстанавливать и строить все сначала. Теперь Иона Чеперуха тоже рассчитывает еще пожить при коммунизме, но возраст берет свое: сегодня, когда он возвращался с работы трамваем, одному пассажиру сделалось вдруг плохо. Пока растолкали людей, чтобы не было такой давки, человек уже был готов.

— Чеперуха, — товарищ Дегтярь говорил тихо, иногда прижимал руку к сердцу и слегка массировал, — твой пример — это обычный мещанский взгляд на жизнь. Люди умирают — какая новость! Карл Маркс последние десять лет своей жизни тяжело болел мозговыми сосудами, но ни на один день не прекращал работы и умер в своем кресле, когда его на две минуты оставили одного.

— Карл Маркс! — воскликнул Чеперуха. — Такой человек появляется один раз в миллион лет, а мы простые маленькие люди.

— Чеперуха, — товарищ Дегтярь наклонил голову, глаза смотрели в упор, — маленький простой человек иногда готов притвориться еще меньше, лишь бы снять с себя всякую ответственность. Это и есть мещанство.

— Овсеич, — горько скривился Иона, — ты все время стараешься назвать меня разными обидными словами, а я пришел к Дегтярю с открытым сердцем. Вот тебе семьдесят пять рублей на заем, это от моего Зиновия и Катерины.

Иона Овсеич на миг задумался, глаза сощурились, быстро отодвинул деньги назад и сказал:

— Лучше поздно, чем никогда. А деньги отнеси Орловой, она уполномоченная по займу, тебе уже раз объясняли, и только она одна имеет право подписывать.

Иона взял деньги со стола, попрощался, товарищ Дегтярь проводил до дверей, у порога остановился и спросил, но сначала потребовал, чтобы была полная откровенность: эти деньги Иона вынул из своего кармана или действительно передал Зиновий?

— Овсеич, — старый Чеперуха поднес рубли к носу, глубоко втянул в себя воздух, — один умный человек сказал, деньги не пахнут, а ты хочешь доказать наоборот. Адье, спокойной ночи.

Рано утром, как ни хотелось спать после второй смены, Ляля уже была на ногах и звонила Ефиму Гранику. Вместо окна, еще в прошлом году, он прорубил себе дверь, поставил две створки с большими стеклянными филенками, покрасил яркой оранжевой краской и провел электрический звонок-зуммер, как на корабле. Пришлось нажать кнопку несколько раз, прежде чем Ефим открыл, хотя на такой сигнал мертвый поднялся бы с первого разу. Когда зашли в комнату, Ляля осмотрелась по сторонам, указала глазами на пол под кроватью и сказала, что там, наверное, хозяин прячет даму, иначе он бы сразу открыл. Нет, ответил Ефим, он никого не прячет, ему незачем прятать, потому что с того света, где его Соня, плохо видно, что делается на этом свете.