Непобедимый - Алим Тыналин

Мы вошли во двор через такую арку. Между прочим, по углам каждого квадрата домов возведены здания уже на пять этажей, на крыше которых высились небольшие симпатичные башенки.

Честно говоря, когда я попал сюда в первый раз, даже не ожидал увидеть такой изысканный архитектурный ансамбль.

— Ты куда сейчас, домой? — спросила Оля, когда мы остановились возле ее подъезда. — Осторожнее, уже стемнело.

Я поцеловал девушку.

— Нет, я на склад. Сегодня моя смена. Буду отдыхать после турнира и отсыпаться. Я тебе завтра позвоню, когда с института приеду. Хотя, может быть, и на стадион загляну, а потом к тебе.

Оля огляделась и поцеловала меня. Во дворе как раз полно народу, на детской площадке играли дети, на скамейках сидели старушки и мамочки, болтали между собой и грызли семечки.

На нас как будто никто не обращал внимания, но я знал, что не так. Меня уже тут видели несколько раз, успели оценить и перемыть все косточки.

— Ну все, иди, — Оля слегка подтолкнула меня в грудь. — Потом созвонимся.

Она побежала к подъезду, а я отправился обратно к арке. Тогда я еще не знал, что сегодняшняя смена на складе будет самой жаркой за все лето.

Глава 21

Дела на складе

Склад лома находился в нашем же районе, только в другой его части, там, где находились другие хранилища АЗЛК.

Огромные складские помещения, сложенные из кирпича, размещались в строгом порядке на улице Артюхина, огороженные трехметровым забором и колючей проволокой по периметру. Отец устроил меня к знакомому, заведующему хозотдела, в ведении которого находились водители грузовиков и сторожа, охраняющие завод и склады.

Я отвечал за территорию в три квадратных километра, на которой были разбросаны квадратики складов. Сторожка располагалась в небольшом одноэтажном здании, больше похожем на собачью будку.

Квадратура около восьми метров. Впрочем, это тесное помещение чертовски уютное, хоть и предназначено только для мужского проживания.

Любая женщина пришла бы в ужас, если бы увидела продавленный пол из старых скрипучих досок, старинный дубовый стол в углу с полками по обеим сторонам до самого низа и заваленный всякой ерундой вроде газет, журналов, книг, шахмат, а еще древний кожаный диванчик у стены с потрескавшейся коричневой обшивкой.

На стенах обрывки обоев, плакаты машин и девушек в откровенных нарядах из западных журналов и календари еще с пятидесятых годов. А в дальнем углу тоже старомодный шкаф для бумаг из резного дерева, своего рода произведение искусства.

Раньше такой шкаф наверняка стоял в кабинете какого-то высокопоставленного партийного деятеля и мог рассказать немало тайн и секретов из его биографии. Сейчас этот изысканный кусок дерева неведомыми путями попал сюда, а в будущем после реставрации стоил бы бешеных денег.

Рядом со шкафом старенький холодильник «ЗИЛ-Москва», тоже пятидесятых годов выпуска, на двести сорок литров объема, белый и с горизонтальной металлической ручкой. Открывался с легким щелчком.

Я такие видел даже в двадцать первом столетии. Работали безупречно, могли дать фору даже тогдашним новейшим морозильникам с сенсорной панелью и удаленной регулировкой. Надо только чистить регулярно морозильную камеру от льда. Вот что значит советское качество.

Еще на стене тихонько тикали часы, а в углу стояла печка «буржуйка», хотя в домике имелось отопление. Возле печки электрическая плитка, чтобы разогреть ужин, а еще кипятильник. Весь этот хаос вместе создавал необъяснимый уют.

Я отдыхал тут душой и телом в ночные часы. Тут всегда невероятно тихо, как в лесу, только иногда собаки лают. Когда я ложился на диванчик после обхода, то засыпал мгновенно, едва только голова касалась подушки.

Сейчас я остался один после ухода дяди Жоры, ворчливого старика, когда-то высокого и стройного, а сейчас согнутого, вечно смолящего папиросы и сердито шевелящего кустистыми седыми бровями. Он сказал, что не выспался.

— Всю ночь эти окаянные лаяли, — бурчал он. — Пристрелить уже хотел под утро, но у нас патроны холостые. Пальнул пару раз для острастки, они убежали.

Это он про охотничье одноствольное ружье ИЖ-К 16 калибра с прикладом и ложей из полированной березы. Я уже наигрался с этой древней игрушкой.

Состояние ствола там далеко не идеальное. Видно, что давно уже в эксплуатации. На внешней стороне ствола много царапин. Внутри есть сыпь от усталости металла.

— Что-то сердце у меня того, дергается, — сказал он, уходя. — Ты это, как обычно там, присматривай, понял?

Я кивнул. Лет дяде Жоре уже за шестьдесят, старик на пенсии, но еще хорошо держится, крепкий, как столетний дуб.

В любую погоду носит черный военный бушлат, двубортное полупальто на теплой подкладке с двумя рядами пуговиц из сукна, тельняшку и кирзовые сапоги. Когда-то служил на Дальнем Востоке, в составе пятого Тихоокеанского ВМФ, с базированием во Владивостоке.

Сейчас он наклонился и быстро напялил на себя сапоги. Ноги по старой привычке обмотаны портянками, носки дядя Жора не признавал.

— Вы там капли какие примите, — посоветовал я, держа бушлат наготове. — К врачу бы сходили. Проверились.

Старик махнул рукой.

— Да чего они могут, эскулапы эти. Только еще больше застращают. Обследования всякие, трубки глотать! На черта оно мне вообще? Ты это, кстати, чего опоздал? За бабами бегал?

В домике два окошка, закрытых плотными тюлевыми занавесками. Вместо карниза изогнутые тонкие палки.

На подоконнике горшки с геранью и портативный транзистор «Спидола» шестидесятого года выпуска, тоже уже довольно устаревший, но исправно передающий передачи радиостанции «Маяк». Сейчас радиоприемник молчал.

За окнами уже темнота, время позднее. Я звонил, предупреждал, что опоздаю, не успел после Оли.

Сейчас покачал головой. Не буду же я признаваться, что и вправду задержался из-за бабы. Дядя Жора тогда презрительно усмехнется в густые усы. Ничего не скажет, но моя репутация у него упадет ниже пола, до уровня земной мантии.

— Нет, у нас товарищеская встреча прошла, закончилась позднее.

Дядя Жора улыбнулся, пристально разглядывая