Я — следователь - Москвитин Валерий Андреевич

Сейчас и сам Стеблев склонялся к мнению, что в данном случае совершено убийство, но его смущало заключение эксперта, который установил, что рана на голове погибшего являлась смертельной, однако она не могла вызвать мгновенную смерть, а в акте перечислялись признаки, свидетельствующие о мгновенной смерти, и основной ее причиной указывалась асфиксия, вызванная неустановленными обстоятельствами.

Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Размышления были прерваны. В кабинет ввалился приземистый крепкий старик с окладистой рыжей бородой на квадратном лице, в брезентовом плаще с откинутым за спину капюшоном. Оглушительно грохоча сапогами, он подошел к столу, за которым сидел Стеблев, и опустился на стул, жалобно заскрипевший под его тяжестью.

Неторопливо, с шумом отдышавшись, старик обратился к следователю:

— Взял грех на душу. — Его хриплый бас звучал, как труба.

Михаил Борисович с интересом взглянул на посетителя, отметил прю себя умный с хитринкой взгляд зеленоватых глаз и по привычке попытался определить занятие вошедшего, но к какому-либо выводу не пришел. Как бы угадывая его мысли, старик продолжал:

— Пастух я. Фамилия Кузин, Данила.

— Что у вас ко мне?

— Да вот, говорю, взял грех на душу... скрывал все, сказать страшился. — Старик помолчал, а затем сообщил: — В энтот день пас я коров колхозных невдалеке от поля, где молотил Иван... Латунов-то. Под вечер кончилась у меня вода, пойду, думаю, к нему испить воды-то, пришел, а он, сердешный, лежит на боку, и ломик под головой. Живой, я думал, приподнял, положил поудобней на спину, а он уже холодный и голова в крови. Пешком я — в деревню, значит. Думаю сам себе: упал с комбайна и головой об лом. Перед деревней догоняет меня бригадир наш, конь весь в мыле, и кричит: «Ивана Латунова убили!» Тут я смекаю, а как на меня подумают, ну и молчал... Да вот слышал по радио нашему, кто что знает, мол, сообщите в прокуратуру. Думал, думал, неужто не разберутся, ну и пришел. — Кузин облегченно вздохнул и рукавом вытер со лба капли пота.

В кабинете прокурора трое. По их разгоряченным лицам и возбужденным голосам можно предполагать серьезный разговор, точки зрения в котором расходятся. Высокий седой мужчина с правильными чертами лица, сверкая черными выразительными глазами и размахивая руками, пружинистыми шагами ходит по кабинету.

— Если бы не такие странные обстоятельства, то можно сделать вывод, что потерпевший погиб от поражения электротоком.

Прокурор недоверчиво качает газовой, Стеблев же слушает с глубоким вниманием: к судмедэксперту Гончарову он относится с уважением, зная, что, в отличие от других экспертов, стремящихся сначала обязательно ознакомиться с материалами расследования, а потом уже давать заключение, Гончаров в первую очередь руководствуется своим огромным опытом и знаниями, а затем сверяет результаты заключения с материалами следствия. Стеблев не знал еще случая, чтобы заключение Гончарова противоречило обстоятельствам дела, но сейчас оно не соответствует обстановке, при которой погиб Латунов.

— Именно специфически выраженные асфиктические признаки говорят о том, что наиболее вероятной причиной смерти было поражение электротоком, — продолжает Гончаров.

— Даже если согласиться с вашими выводами, — скептически замечает прокурор, — то откуда же в данных условиях взялся ток?

— Вот это и необходимо установить, так как я продолжаю настаивать на своих выводах, полученных при вскрытии, и основной мой аргумент — это обнаружение точечных кровоизлияний в головном и спинном мозгу, не говоря уже о других признаках.

— Но где же тогда электрометки? — не сдается Романовский.

— Мы же знаем, что примерно в десяти процентах случаев смерти от поражения электротоком на теле и одежде погибшего не остается никаких следов.

В разговор вступает Стеблев:

— Между прочим, если представить место происшествия по показаниям Кузина, то невольно напрашивается вывод, что Латунов был брошен на землю какой-то силой...

— Вы бы лучше проверили этого старичка, — уже с ехидством перебивает его прокурор.

Стеблев не обижается. Он привык к этому, в сущности, доброму человеку и знает его маленькую слабость: когда не соглашаются с его мнением, он склонен к резким замечаниям по отношению к подчиненным, но, если сумеют доказать его неправоту, принимает это не как свое поражение в споре, а как общую победу.

— Взаимоотношения потерпевшего и Кузина мною исследованы, — спокойно отвечает Стеблев.

— Я все же считаю, что здесь убийство, так как никаких доказательств поражения электротоком больше нет. — Романовский поднимается с места, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Через полтора месяца Стеблев зашел в кабинет прокурора и положил перед ним заключение группы экспертов Всесоюзного научно-исследовательского института электромеханики. Бегло пробежав глазами описание экспериментов, Григорий Григорьевич остановился на выводах: «Длительными исследованиями установлено, что сельскохозяйственные машины на резиновых колесах, попадая в сильное электрическое поле под линиями высокого напряжения, накапливают заряды, которые могут вызвать опасный импульс тока при соединении массы машины с землей через любой проводник, в том числе через тело человека. В частности, потенциал комбайна, длительное время работающего вблизи линии электропередачи, достигает не менее 12 тысяч вольт с силой тока при заземлении корпуса свыше 40 миллиампер, что является смертельным для человека».

— Цепь доказательств сомкнулась, — резюмировал Романовский.

— Да, но пришлось их скрупулезно собирать.

— Хотя убийства и не было, но это одно из сложных дел, и я рад, что вы оказались правы. Но работа еще не закончена. Необходимо подготовить представление в соответствующие органы с целью разработки мер по технике безопасности.

— Я его уже готовлю...

5. Судья

Эта провинциальная история случилась почти тридцать лет назад, и поделилась со мною воспоминаниями народный судья нашего района.

Попробуем восстановить в документальном рассказе события того далекого времени и слегка приподнять занавес над внутренним миром и моралью людей, вольно или невольно оказавшихся участниками судебного процесса.

Проснулась Августа Васильевна Боровикова с каким-то неясным, едва осознанным, смутным чувством беспокойства. «С чего бы это? — подумалось невольно. — Иринка здорова, Виктор вчера звонил — сегодня должен вернуться домой». По голосу сразу же поняла, что он все завершил успешно, и не ошиблась.

— Гутя, я тебя люблю! — кричал Виктор в трубку.

Подумав о телефонистках, которые могли случайно или не случайно услышать разговор, она невольно покраснела и попыталась охладить Виктора, поэтому как можно спокойнее спросила:

— Как экзамены?

— К черту экзамены, все отлично... Соскучился я без вас, — понизил голос Виктор, словно состояние жены передалось ему по проводам. — Как вы там без меня?

— Нормально, ждем.

— Попроси Ивана Семеновича подослать в аэропорт машину.

— Хорошо.

Весь день после разговора Августа Васильевна находилась в каком-то приподнято-радостном настроении. Теплые слова любимого человека не оставят равнодушной ни одну женщину. Что из того, если даже эта женщина на таком серьезном заметном посту — народный судья, известный в районе человек, о справедливости которого наслышаны все от мала до велика.

Вчера все было хорошо, так почему же сегодня ее что-то гнетет, давит на душу? Ах да! Боровикова вспомнила другой телефонный звонок, прозвучавший уже в конце рабочего дня. Занятая делами, она забыла позвонить Ивану Семеновичу — начальнику Виктора, но он сам напомнил о себе.

— Поздравляю, поздравляю, дорогая Августа Васильевна! — Бас начальника районного управления сельского хозяйства рокотал уверенно, перекатывался, рвался из аппарата наружу, стремясь заполнить все свободное пространство небольшого кабинета.