«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г. - Марина Саввиных

Петреску расхохотался. Смеялся он, и уходя от Собора по парку, и приговаривая, — жара, жара, жара. Нервы сдают. Это было очевидно. Как совершенно очевидным было и то, что нервы у лейтенанта сдавали из-за новой любовницы. Но Петреску уже влюбился в нее, стараясь не признаваться в этом самому себе. И уж тем более, ей — Наталья над этим лишь посмеялась бы. И Петреску старался не открываться для удара. Она со мной играет, но если и я буду с ней играть, мы в расчете, решил он.

Смеяться лейтенант прекратил только в участке: когда, развернув пакет, и собрав высыпавшиеся из него листочки, начал читать то, что было на них написано. Случай не пощадил лейтенанта: на первом же листке большими буквами было написано «Агентурное сообщение 2347-23-F — о результатах слежки за лейтенантом Петреску».

Тупо поглядев на раскрытую дверь, Петреску вскочил, закрыл ее, и снова взял в руки листок.

«Генеральному директору Службы информации и безопасности (далее СИБ), а также исполнительным структурам власти. Информатор — агент Мунтяну.

Довожу до Вашего сведения о том, что в течение 17 июня 2004 года лейтенант Петреску (далее объект) несколько раз встречался с подозрительными личностями. Первая встреча, произошедшая в участке, где проходит службу объект, продолжалась полтора часа. Объект встречался с мужчиной тридцати — тридцать двух лет, по виду — арабом»…

Петреску попытался вспомнить, о ком шла речь. Нет, 17 июня он вообще не был на службе! Лихорадочно схватив другой листок, лейтенант прочитал:

«…саботаже решения правительства Молдовы о скорейшей интеграции нашей республики в Европейское сообщество. В частности, объект выразил уверенность в том, что после „повторения 11 сентября“ Молдавия будет включена в сферу влияния исламской республики Крымостан, которая, якобы, возникнет на развалинах славянского государства Украина, после чего войдет в это государство на правах ассоциированного члена. Собеседник Петреску во время его монолога одобрительно кивал, и даже сделал несколько замечаний, суть которых сводится к следующему: когда в Молдавии женщины будут носить платки, а мужчины — носить бороды, здесь наступит царство справедливости…».

— Бред, — недоуменно усмехнулся Петреску.

Но весело лейтенанту почему-то не было.

«…безо всякого сомнения, как Вы и подозревали, объект — сексуальный извращенец… моется нерегулярно… способен вступать в интимный контакт с целью решения личных проблем… продолжает активно искать новые знакомства… Насколько можно судить по поведению объекта, стремится к вербовке женщин, с которыми вступает в половые контакты».

«По результатам слежки также докладываю, что объект постоянно общается с людьми Бен Ладена (в дальнейшем — Принц). Более того, судя по поведению объекта на службе, дела в участке номер 123 (район Рышкановка) решаются по законам шариата… Как гражданин Молдавии протестую против этого произвола и прошу принять меры по пресечению этого беспорядка в указанном районе».

Петреску отложил листочки и задумался. Читая донесения, касавшиеся, как это чудовищно ни было, его, честного лейтенанта полиции, Сергей вспомнил странную беседу с журналистом Баланом. Петреску вызвал Дана на серьезный разговор относительно драк с соседями: тогда Балан не только прочитал свои стихи (слушая их, Петреску понимал несчастных соседей) но и сказал странную фразу. Как же она звучала…

— Рядом с вами, — неуверенно вспомнил Петреску, — я чувствую себя Иудой…

Вот оно! Тогда Петреску, естественно, особого внимания словам Балана не придал. И совершенно напрасно. Лейтенанту стало ясно: за ним, почему-то, следят. И выдвигают против него какие-то странные обвинения. Странные до абсурда. Шайка сумасшедших? Но печати, стоявшие на листках с донесениями, завещанных ему странным же бомжем, никаких сомнений не оставляли. Следила за Петреску Служба информации и безопасности. Тогда Петреску вспомнил, что Наталья говорила, будто какой-то из ее любовников был «важной шишкой». Но и ее словам значения он тогда не придал.

— Я вообще, — холодно рассматривая свое отражение в немытом стекле, сказал Петреску, — мало внимания уделял словам людей. Идиот!

От идеи поговорить с Баланом Петреску отказался. Но хорошенько порыскать в квартире журналиста было необходимо. Балан, как узнал Сергей, позвонив в редакцию, был в Тирасполе. Значит, проникнуть в его квартиру надо было этим же вечером…

— Вам нравится Молдавия, Андрей? — спросил Балан, постепенно пришедший в себя.

— Очень, — небрежно отозвался Андроник, поигрывая цепочкой.

— Равнодушно отвечаете, — улыбнулся журналист, и кивнул на цепочку, — что это, последняя мода?

— Нет, — покраснел Андроник, — это от ножа-бабочки.

— Покажите, — заинтересовался Балан.

Они вышли из машины, и Андроник показал Балану нож, лезвие которого крутилось во все стороны. Потому и бабочка, объяснил стажер СИБ Дану.

— Кстати, почему мы приехали сюда, а не в Кишинев? — спросил стажер, оперевшись о машину. — Ведь это местечко, насколько я помню, выше Кишинева по Днестру километров на сто пятьдесят.

— О, пустяки. Буквально час, и мы с вами спускаемся по Днестру до Бендер, а оттуда берем путь на Кишинев, — успокоил стажера Балан, — просто это мой каприз. Каждый раз, возвращаясь из Тирасполя, я прошу водителя ехать наверх. К Ларге.

Ларга, небольшое село на сто-двести домов, располагалась, как уже упомянул стажер Андроник, на сто пятьдесят километров выше Бендер по Днестру. Село находилось на небольшом полуострове, расположенном в верховье Днестра. По левую сторону от него располагалось Приднестровье, по правую — Молдавия. Сверху — Украина.

— Представляете, — возбужденно рассказывал Балан стажеру, — когда я был в этом селе в командировке, то так и не смог добиться от местных жителей толкового ответа на вопрос, под чьей же юрисдикцией находится их село: молдавской, приднестровской, или украинской? Дикари!

— Какая разница, — покусывал травинку Андроник, — под чьей они юрисдикцией, если здесь такие красивые места?

— И глухие, хочу я добавить…

Места действительно были глухими. Село словно замерло на ослепительно белых камнях полуострова, и прикрылось беспощадным синим плащом летнего молдавского неба. Местные жители отдыхали: в жару здесь никто не выходил из домов. Днестр у Ларги был настоящей рекой, широкой и мощной; в отличие от того узенького и грязного Днестра, который разделяет Молдавию и Приднестровье у Бендер. Глядя на течение вод, Андроник почувствовал, что у него кружится голова, и присел прямо на траву.

— У вас будет зеленая задница, стажер, — посмеиваясь, сказал Балан, — вставайте. Не хотите ли выпить?

— Ну, — неуверенно протянул Андроник, — я бы с удовольствием, но…

— Работа-то ведь сделана! — радостно заорал возбудившийся Балан, — так выпьем!

— Какие у вас, — осуждающе сказал Андроник, принимая фляжку с коньяком, — резкие перепады настроения. Это обычно свойственно сумасшедшим и алкоголикам.

— И писателям! — гордо сказал Балан. — Я ведь писатель, разве вы не знали?!

— О, — вежливо отозвался Балан, — это здорово.

— Нет, — нахмурился Дан, — это проклятие. Проклятие, как у Микеланджело.

— А что, — спросил Андрей, хлебнув, — он был проклят?

— В некотором роде, — выпил и Балан, — он был проклят тем, что был обязан выполнить до конца своей жизни предначертанное ему. Десятки, сотни скульптур…

Стажер, не любивший скульптур и картин, промолчал, и выпил еще. Неожиданно он понял, что вот уже почти сутки не сидит в пыльном кабинете майора Эдуарда, глядя на черно-белый экран, где в очередной раз собирается покончить с собой директор СИБ Константин Танасе. Он ощутил, наконец, что находится не в кабинете Смирнова, которому должен, рискуя своей жизнью, сделать смертоносный укол, а стоит посреди великолепного пейзажа, запечатлеть который в своих картинах или скульптурах просто обязан был бы этот самый проклятый Микеланджело. Андроник понял, что он живет, и у него хорошее настроение, и он, черт побери, молод. Стажер рассмеялся, и подошел к краю дороги, буквально нависшей над рекой. Он представил, что летит. Балан рассмеялся. Шофер, не выходивший из машины, тоже рассмеялся.

— Почему вы смеетесь? — отсмеявшись, спросил шофера Балан.

— Прочитал в газете, что Греция легализует молдавских рабочих, — не задумываясь, ответил тот, — а у меня в Греции жена и теща.

— У вас есть дети? — учтиво спросил Балан. — Хотя, простите, это, нетактичный вопрос, наверное.

— Отнюдь, — неожиданно вежливо для шофера ответил шофер, выходя из машины с газетой. — Да, у меня трое детей.

— Кто же за ними присматривает? — удивился Балан, отходя в сторону.