Мэри Вентура и «Девятое королевство» - Силвия Плат

и смущения глаза твои наполняются жгучими слезами, соль щиплет кожу. Его лицо чудесным образом смягчается.

– Черт возьми! Ну не плачь ты! Я заплачу. Просто не хочу, чтобы все знали, что у меня есть деньги.

Тебе становится не по себе, на фоне такой щедрости ты чувствуешь себя мелкой и подлой. Тебе хочется сказать: «Прости. Это неправда. Я пошутила», – но слова застревают в горле. Он доверяет тебе. Его лицо выражает самые дружеские чувства, и ты не можешь… не станешь ничего говорить… ведь если ты скажешь правду, все изменится.

– О, Бак, – запинаясь, произносишь ты взволнованным голосом, – помоги мне сойти на берег, словно мы старые друзья, чтобы лодочник ничего не заподозрил.

– Конечно, конечно, – отвечает он.

Каноэ плавно подходит к причалу, где вас уже дожидается лодочник. Ты не смотришь в его сторону. Отвернувшись, поднимаешься на пристань, даже не отметив в сознании, что Бак подал тебе руку, а потом расплатился с лодочником. Ты идешь вперед, пристыженная, полная ненависти к себе.

Подходят Линда и Дон, они держатся вместе. Теперь ты идешь рядом с Линдой, а юноши следуют за вами по дороге, обсаженной деревьями. На дорогу падают длинные, несущие прохладу тени. Вы тихо разговариваете. Ты не знаешь, что теперь делать. Как вернуть утраченное доверие после такой низости? Ты ускоряешь шаг.

– Не пытайся убежать, – тихо говорит идущий сзади Бак.

У тебя непроизвольно подкашиваются ноги.

– Сейчас я все им скажу, – шепчет мне Линда.

– Нет, – яростно шепчешь ты. Как объяснить ей, что случилось?.. Что Бак ей верит? Все будет испорчено… разрушено.

Но Линда уже поворачивается к юношам. Все останавливаются. Этот день полон ожиданий. Ты хочешь закричать, заглушить ее покаянный голос, открывающий правду:

– Мы просто дурачились. У нас есть деньги, и, чтобы доказать, что мы не обманщицы, сейчас мы вам все вернем.

Воцарившееся молчание отвратительно. Теперь – только не смотреть на Бака и не объяснять Линде, что она сделала. Что еще она скажет? «Сейчас мы отдадим вам деньги, а вы оставите нас в покое». Голос Бака убийственно спокоен. Он обращается к тебе, к тебе одной:

– Значит, там, в каноэ, все было притворством?

Ты не поднимаешь головы, смотришь себе под ноги. В ушах какой-то странный звон. Ты беззвучно киваешь. День разлетается вокруг миллионами стекляшек. Танцующие злобные осколки света – зеленые, синие, желтые – кружат вокруг тебя… удушливые цветные хлопья. Ты осознаешь, что юноши взяли деньги и пошли вперед, – их фигуры становятся все меньше. Вы с Линдой стоите на месте, глядя им вслед. В этом их постепенном исчезновении на дороге, без оглядывания назад, есть какая-то безнадежная законченность.

Линда вздыхает с облегчением. Она сделала то, что нужно, и больше не думает об этом. А ты медленно идешь рядом, ничего не говоря. Да и как объяснить ей, что произошло? Как объяснить, что твое предательство много хуже проделки с деньгами? Как безотрадно, как непоправимо то, из-за чего пустынна дорога! Ты продолжаешь идти, не говоря ни слова.

Зеленая скала

Желтый автобус дребезжал и подпрыгивал на мощеной улице, и чемодан бил Дэвида по ногам.

– Ты точно помнишь, где выходить? – с беспокойством спросил он Сьюзан.

– Конечно, – ответила та и тут же, позабыв о своем пренебрежительно-снисходительном отношении к младшему брату, вдруг выпалила: – Воздух пахнет солью. Вон, взгляни между домами!

Она всматривалась в заляпанное грязью окно, и Дэвид проследил за ее взглядом. Правда! Между тесно расположенными многоквартирными домами поблескивало что-то голубое. Тусклые здания с одинаковыми фасадами напоминали театральную декорацию, за которой под теплым июньским солнцем сверкал океан, и этот мимолетный проблеск был обещанием – предвестником того, что обязательно произойдет. Ведь Дэвид и Сьюзан предпринимали путешествие в свое детство – первый визит в родной город после пятилетнего отсутствия.

Дэвид восторженно сморщил загорелый нос. Свежий соленый бриз принес наплывающие друг на друга воспоминания.

Он рассмеялся:

– Помнишь, как мы рыли путь в Китай?

Глаза Сьюзан затуманились. Помнит ли она? Конечно, помнит.

Они часто играли вдвоем на заднем дворе – травяном, с клумбой. Там они проводили долгие утренние часы, копая землю в углу маленькими лопатками. Сьюзан помнила ощущение мокрой земли, которая, высыхая, оставалась на руках.

Кто-то из взрослых, подойдя, спросил:

– Куда вы роете ход? В Китай? – и, засмеявшись, ушел.

– Если будем очень стараться, то, может, и дороем, – серьезно заметил Дэвид.

– Только если будем рыть без остановки, – прибавила Сьюзан.

– Давай посмотрим, сколько накопаем до обеда.

– Там все будут вверх ногами, – размышляла вслух Сьюзан. Перспектива прорыть ход в другую страну увлекла ее.

– Уж что-то там найдется, – уверенно заявил Дэвид и подбросил вверх землю с лопатки. – Видишь, земля становится желтой.

Сьюзен вонзила лопату поглубже в песок и вскрикнула:

– Подожди минуту, я на что-то наткнулась. – Она разгребла землю пальцами и с торжествующим видом извлекла из нее белую шестигранную плитку.

– Дай посмотреть, – чуть не плача взмолился Дэвид. – Она похожа на те, из которых выложен пол в нашей ванной. Видно, из какого-то старого дома.

– Если будем копать дальше, можем попасть в подвал.

Но скоро копать стало труднее. Сидя на корточках, Сьюзан задумалась, глаза ее мечтательно затуманились.

Дэвид благоговейно внимал сестре, словно та была оракулом.

– Возможно, – медленно начала она, – если мы найдем нору Белого Кролика, нам не придется больше копать, и мы просто будем падать… и падать… и падать.

Дэвид понял. Случится так, как в «Алисе в Стране чудес», тогда Сьюзан станет Алисой, а он… так и останется Дэвидом.

Неожиданно Сьюзан тяжело вздохнула.

– Как бы то ни было, а копать мы больше не можем, – сказала она и, вставая, вытерла грязные руки об юбку.

– Да, пожалуй, – безропотно согласился Дэвид, хотя мечта его рухнула, и тоже встал. – Пойдем на улицу, – предложил он.

Дети наперегонки пустились по боковой дорожке в палисадник. В дурманящей тишине летнего полуденного зноя улица выглядела сонной, от тротуара поднимались жаркие волны.

– Спорим, я пройду, наступая только на линии, – подзадорила Сьюзан брата. Она осторожно пошла по тротуару, наступая только на трещины в асфальте.

– Я тоже так могу. – Дэвид старался идти за ней след в след, но его ноги были не настолько длинными, чтобы, не оступившись, перешагнуть через большой цементный квадрат, и он бросил это занятие, переключившись на другое. Маленький жучок полз по камню.

– А я раздавил муравья, – гордо пропел Дэвид, показывая ногой изувеченное крошечное насекомое.

Сьюзан его не похвалила.

– Какой ты жестокий, – пристыдила она брата. – Неужели тебе доставило удовольствие наступить на него? Бедный муравьишка! – прошептала она, глядя на пятнышко на дороге.

Дэвид промолчал.

– Бедный муравьишка! – печально повторила Сьюзан.

У Дэвида задрожала нижняя губа.

– Прости, – сокрушенно вырвалось у него. – Я больше не буду.

Сьюзан смягчилась.

– Ладно, проехали, – произнесла она великодушно. Тут ее лицо осветилось. – Пойдем на пляж.

В конце улицы начиналась маленькая бухточка, пляж там был крошечный и не подходил для общественного купания. Но именно там дети любили проводить время летом. Сьюзан бежала впереди, Дэвид старался не