Эныч - Евгений Комарницкий

— Меа сulра[1], — говорит Волохонский. — Надо было ехать чейез Тайякановку. Там эстакада.

— Ладно, Лукьян Самсонович, — успокаивает лейтенанта Плухов. — Чего уж там. Звания я тебе не обещаю, но работать будешь теперь на месте Степанчука.

Генерал похлопывает солитера по плечу.

За шлагбаумом грохочет поезд. Посвистывает электровоз. Мерно проседают под колесами рельсы. Первые вагоны — почтовые. Потом идут вагоны с углем, цементом, гравием, бревнами, жмыхом; покачиваются цистерны, выплескивая нефть, сжиженный газ, кислоту, щелочь, спирт; подпрыгивают открытые платформы с железными и бетонными балками, станками, ковшами, тачками, колясками для инвалидов; далее плывут баллистические ракеты, тяжелые танки, дальнобойные артиллерийские орудия, спаренные четырехствольные зенитные установки, птурсы; болтаются набитые солдатами теплушки…

— Вы рады новому назначению, лейтенант? — спрашивает Плухов у Волохонского.

— Йяд, товайищ генейял. Попьебую опьявдать довейие. «Фалайидов бычок» остывать у меня не будет.

Трясутся пассажирские вагоны. В окнах — счастливые лица разношерстных обладателей купейных, плацкартных и общих мест. В тамбурах, на крышах и в ящиках под вагонами разместились хозяева не менее счастливых физиономий. В спальном вагоне дымят сигарами заморские нетопыри, утконосы и муравьеды. Замыкает состав нескончаемая вереница «Столыпиных». Иногда из них выбрасывают на насыпь скорченные трупы.

— Безобъязие, — ворчит Волохонский. Вытягивает голову в открытое окно, пытаясь увидеть конец состава. — Когда ж это кончится?

— Никогда, — говорит генерал. — Поехали-ка и вправду через Таракановку.

Машина разворачивается. Снова мелькают поля, уродцы, рощи, озера. Набегавшиеся влюбленные, поймав друг друга в объятья, отчаянно функционируют посреди болотца, разбрызгивая во все стороны тину и сперму. Плухов снова погружается в задумчивость.

«Все по-прежнему. Да. Все по-прежнему. Все идет своим чередом. Что же будем делать, Петух?.. Будем работать, работать и еще раз работать. Будем дышать полной грудью. Жизнь продолжается. Все еще впереди…»

— В упьявление пъибудем не йяньше половины втойого, — говорит Волохонский, взглядывая на часы.

— Хорошо, — потирая хоботом-членом седоватый висок, генерал-мамонт Плухов опускает стекло и вдыхает резковато-пряный запах цветущих полевых трав.

Дорога идет через васильковое поле. И там, где в него входит розовый клеверный клин, над провисшими телеграфными нитями, высоко-высоко в небе, растворяясь в бескрайней прозрачной голубизне, крохотной сверкающей точкой движется воздушный шар.

Лисичанск-Москва

1980–1992

Примечания

1

Моя вина. — (лат).