На пороге - Юрий Никитин

Катенька сказала храбро:

– Не смей его пытать!.. Это запрещено! Я читала!

Ингрид приняла из рук официантки пакет с огромным бутербродом и ломтем жареного мяса, другой рукой взяла пластиковый стакан с горячим кофе, а пищундрику подмигнула почти по-женски.

– Учись пользоваться возможностями. Твой полудоминант уверяет, что иначе бессмертным не стать.

Я даже привстал, прощаясь, у себя дома открыл бы для нее дверь и даже выскочил на площадку, чтобы нажать кнопку вызова лифта, здесь же только проводил взглядом.

Ингрид поблагодарила кивком, выглядит довольной и даже торжествующей, что малость обеспокоило. Уже на выходе из зала оглянулась с насмешливой улыбкой, вытянула губы и чмокнула в поцелуе, и хотя до нее не меньше двадцати шагов, я как-то ощутил ее твердые и горячие губы.

Когда сел за стол, Катенька прошептала устрашенным голосом:

– Я ее боюсь!

– Я тоже, – признался я. – Есть же такие люди… Но уживаться приходится.

Потом, когда она везла меня на своей машине, всю дорогу расспрашивала о страшной женщине. Для ее хрупкой и нежной натуры встретиться с такой – настоящее потрясение, я как мог подробно рассказал о сложном деле, в которое оказался вовлечен. Она пришла в ужас от невероятной цифры в двенадцать миллионов долларов, что просто не помещается в сознании. Конечно, знает, что есть миллиардеры, Гугль вон стоит триллион, а Илон – два триллиона, но это где-то там, а это здесь, прямо вот почти в пределах протянутой руки.

В квартиру мы поднялись, когда на часах уже половина второго ночи, для меня это много, но Катенька достаточно веселая тусовщица, может всю ночь провести на танцполе, а сейчас, едва перешагнула порог, раскрыла ротик и весело пропищала:

– Ка-а-а-к прекра-а-а-асен этот мир, посмотри-и-и-и-и!

Я подхватил ее на руки, сам изумившись, как это у меня получилось почти само, и я не совсем слаб, и она такая легонькая, ее руки обнимали меня за шею, а счастливый голосок повизгивал прямо в ухо, щекоча теплым женским дыханием.

Пока она раздевалась, я открыл шампанское, медики признали его более полезным, чем красное с его хваленым ресвератролом, хотя, уверен, торговцы вином заплатили за такой вывод приличные деньги, можно бросить работу, купить виллу на берегу моря и жить припеваючи.

Всевозможные свободы привели к тому, что человек вернулся в беспечное детство язычества, когда еще не существовало жестоких запретов появившейся потом авраамической религии.

А это значит не только свободу в сексе, что вполне терпимо, но и во всем остальном, что допускали не только дикари, но и просвещенные, как мы считаем, эллины. Для эллинов, к примеру, врагами были все, в том числе даже жители соседних городов. И вот сейчас у нас та же ситуация, ослабевшие религии уже не скрепляют нации и страны, все воюют против всех, как в те славные времена, когда религия не навязывала свободному и гордому человечеству общие принципы и не свойственное человеку миролюбие.

И, конечно, нет тех моральных скреп, что вдалбливались веками, то есть воровать все же допустимо, если, конечно, не из кармана у кого-то, а у государства, банков или огромных корпораций, в тех случаях как бы никто и не страдает…

Она скакнула в постель, там приняла из моей руки фужер с шампанским.

– Ты чего, – чирикнула весело, – такой серьезный?..

– Да так, – пробормотал я, – ощутил, что в тревожном мире живем. Раньше было прекрасно: Добро и Зло, Тьма и Свет, хорошие и плохие… а сейчас нет абсолютных злодеев, не заметила? Даже в кино нет. Тем более в сериалах. Все смещено, у всех своя правда, все люди идеи, все верят в свою правоту!

Она пискнула:

– Не задумывалась. Я когда смотрю сериалы, то реву, когда там кого-то обижают. Хоть хорошего, хоть плохого… Но ты прав, уже нет целиком хороших и целиком плохих… Даже смотришь на хорошего, а он постепенно становится плохим, а плохой оказывается не совсем плохим, а то и совсем хорошим, так что все перепутано в этой жизни…

Она договорила совсем жалобным и упавшим голосом, я обнял свободной рукой ее узкие плечики с тонкими птичьими косточками.

– Все наладится, – пообещал я. – Мы с тобой обязательно доживем до сингулярности.

Она скупо улыбнулась, голос ее прозвучал почти весело, но я все равно уловил жалобную нотку:

– Не представляю, как это… жить вечно? Читала где-то, что тогда разводиться будут еще чаще. Совсем-совсем часто! Никто не сможет жить с одной женщиной вечно. И вообще институт брака уйдет окончательно! Это правда? А чем его заменят?

– Давай сперва доживем, – предложил я. – По срокам вроде бы успеем, хоть будем уже стариками, но это если все пойдет, как ожидается…

– А может не пойти?

Я сдвинул плечами.

– Еще Маяковский просил, чтобы воскресили, а Брюсов настаивал, чтобы его не смели оживлять. Тогда все верили, что бессмертие вот-вот… Прошло сто лет, а мы все еще на том же месте. А если еще черный лебедь пролетит…

Она зябко повела плечами.

– Только не черный… Черный лебедь, черный ворон… Володя, я не останусь на ночь.

– Что так?

– Муж начинает сердиться, – пояснила она упавшим голосом.

– Странно, – сказал я. – Он же знает о нас.

Она сказала упавшим голосом:

– Он не знал, что ты неизлечимо болен. Пока ему казалось, что просто иногда делаю жизнь более разнообразной, как это принято, то не возражал. Хотя, наверное, ему это не очень нравилось, но всем нам что-то не нравится, верно?.. Но вчера он как-то узнал… уж и не знаю как, я не говорила, что у тебя болезнь прогрессирует и тебе осталось, как он сказал, прости, недолго…

– Так почему его это рассердило?

– Он не хочет, – сказала она жалобно, – чтобы я страдала. Он знает, что буду реветь… и реветь долго. Он не хочет такого. Он меня бережет!.. От всего бережет.

Я кивнул, все понятно, мужик поступает верно. Хотя здесь не только забота о ней, но и о себе. Сейчас я один из многих случайных романов, но когда склею ласты, останусь в ее памяти надолго, а то и навсегда. Гораздо спокойнее знать, что все мужчины, с которыми жена как-то и где-то повязалась, тут же испаряются из ее женской памяти.

Она прижалась ко мне всем телом, маленькая и трепещущая, испуганная этим громадным жестоким миром, где так холодно, неуютно и страшно.

– Все будет хорошо, – проговорил я, – все наладится…

Она прошептала в мою грудь:

– Как?.. Ты сейчас выглядишь лучше… Может быть… Как-то остановилось?

– Не знаю, – ответил я откровенно. – В самом деле окреп, но сколько это продлится… Время покажет.

Глава 10

Перед выходом она задержалась ненадолго в душевой, смывая мои запахи, поцеловала крепко-крепко и торопливо выбежала на лестничную площадку.

Настроение у меня препаршивое, но сумел провалиться в сон, едва доковылял обратно до постели, что еще хранит аромат и тепло ее тела.

И снилось приятное, однако проснулся с трезвой и тревожной мыслью, что мои сложности не столько в том, как добывать информацию, а как объяснять окружающим, откуда взял. Потому придется либо указывать на пути, как в самом деле можно было получить, чтобы всякий говорил с досадой «Ах, как это я сам не догадался!», либо ссылаться на особое мышление, присущее ах-ах, такой особой интеллектуальной элите, как доктора наук, у которых все не как у людей, даже стрелять и прыгать по крышам не умеют.

С другой стороны, это в самом деле прокатывает. В полицейских управлениях не работают доктора наук даже на самом верху, так что лапшу вешать на уши можно, если не зарываться.

Господь отвечает на все молитвы. Но на некоторые отвечает: «Нет». Мне то ли повезло, то ли Он решил вознаградить как инвалида, но еще когда те особо важные следователи допрашивали Жоржика, он же Георгий Авилов, я моментально просмотрел все контакты, разговоры, фотографии, медицинские карточки и даже файлы, что хранятся на ух как защищенных серверах в облаках, так что за ночь мозги продолжали работать, сортировали Big Date так и этак, потому, когда во время короткого, но обильного завтрака я вызвал в памяти аватарку Ингрид, ее лицо моментально появилось на большом экране в полстены.

– А-а, проснулся, – сказала она, – а где твой пискливый пищундрик?

– На ночь не осталась, – сообщил я зачем-то, – муж против. Ты еще в постели?

Она молча отдалила изображение, уже одетая к выходу сидит перед компом, справа большая чашка с кофе и маленький кусочек сыра на огромной тарелке.

– Заезжай ко мне, – сказал я. – Тебе же почти по дороге. Подумаешь, половину Москвы проскочить. Почти без пробок и ремонта дорог.

– Что-то накопал? – спросила она с надеждой.

– Ну, как сказать…

Ее рука с чашкой замерла на полдороге.

– Так и скажи!

– Потянем за нитку, – сообщил я, – выйдем если не на самого главного гада, то на его подручного.

Она чуть не захлебнулась, но допила, со стуком поставила чашку на столешницу. Глаза уже горят злым азартом.

– Никуда не уходи!.. Прибью!